– Значит, достали. Предположим, - сказал Ценципер.
– Покажите трофей. Он повертел деталь, потом откинулся на спинку кресла и полузакрыл глаза. Прекрасная вещь. Антикварная вещь. Какое бы ей найти применение? А вот такое.
– Резким движением зашвырнул деталь в угол, за шкаф.
– Вы идиоты или как? Это годится для рыбной ловли - отличное грузило. Или для старинной русской игры, называется: бабки. По буквам: Балда Авансирование - Балда вторично - Китай - Индокитай. Но чтобы ребенку... Она же бракованная, ваша петля, все размеры смещены, на торце ржавчина. Он подергал себя за серо-седые, торчащие вокруг лысины перья.
– Сборка сердца - надо понимать! Первый класс точности... Микроны... Это не макароны, между прочим.

Наступило молчание.

– Не пойдет в сборку? Это точно?
– спросил огорченный Андрей.

– Просто смешно! Уж Ценципер знает ГОСТы, Ценциперу можете поверить.

Я сказал каким-то новым для себя, резким тоном:

– Ну и что же? Значит, на этом конец? Советуете сложить руки? Пусть уми...

Андрей скривился как от боли.

– Не надо. Прошу вас.

– Какой же выход?
– спросил Ценципер, не обращая на меня внимания, круто поворачиваясь к Андрею.
– Эх, сколько времени потеряли!

Андрей запустил пальцы в свои крупнокудрявые волосы.

– Выход один. Попросить...

– Гладких?

– Да. Пусть выточит по чертежу.

– Я уже сам думал о Гладких, - признался Ценципер. Он говорил как-то помягче обычного, не так пулеметно.
– У нее может... должно получится.

– Если ее попросить. Гладких не откажет, сделает. Вот только когда? Андрей стал прикидывать.

Она работала в утро. Сегодня четверг - день политучебы. После занятий у нее передача опыта: приехали украинцы. А с утра ей опять заступать. Значит, остается только ночь. Да, только ночь!

– Спать, пожалуй, совсем не придется.
– Ценципер покачал головой. Тяжело, конечно.
– Позвонил телефон. Он поднял трубку, подержал ее в руке и положил обратно на рычаг.
– Тяжело...

В наступившей тишине стало отчетливо слышно далекое, глухое, как будто подземное рокотание завода. На фоне приглушенных дальних звуков, стертых расстоянием, растворившихся в общем ровном тоне, выделялся один солирующий звук, выделялась звуковая струя потолще, погуще остальных, со своим особенным ритмом, - казалось, большое бревно сначала ползло с натугой по шероховатому полу, волоклось протяжно, медленно, с какими-то всхлипами и хрипами; потом, чуть помедлив, резким броском таранило железные ворота. И снова ползло, всхлипывало, шуршало.

– Пойдем, Андрей.
– Ценципер встал.
– Разыщем Гладких. Чертежи? Беру на себя.
– Он опять заговорил в обычной телеграфной манере.
– Сталь? Наверное, 40Х. Проверишь!

Теперь, на этом новом крутом повороте, все в моей жизни зависело от Гладких, какой-то Гладких, от ее решения, от того, захочет ли она, пробыв целый день на заводе, остаться еще на ночь - зная, что завтра в семь утра ей снова нужно стать к станку. И это ради незнакомого человека, ради чужой беды... Какую гирю надо положить на чашу весов, чтобы чужая беда перевесила, стала ее бедой? Какие привести доводы?

– Достаньте мне пропуск, - крикнул я Ценциперу.
– Я с вами!

Ценципер отмахнулся короткой, похожей на крыло рукой. И черная птица на стене тоже отмахнулась.

– Чушь! Гладких нечего уговаривать. Не из таких. Андрей, ты готов?
– Он сердито посмотрел на меня своими круглыми ястребиными глазами и закричал: - Бодрее! Мы с вами сварим этот бульон, да, да. Сошьем этот костюмчик! И получится совсем неплохо, слово Ценципера! Слышали, как сказал один портной? Его спросили: "Сколько времени вам нужно, чтобы сшить брюки?" "Шесть дней".
– "Помилуйте, за шесть дней бог создал мир". Он ответил: "Так взгляните на этот мир - и на мои брюки!"

Снова продолжительно, настойчиво зазвонил телефон. Машинально я снял трубку.

– Юра?
– Майкин голос, нежный и дрожащий, как серебряный луч, шел откуда-то издалека.
– Это ты, Юра?

У меня перехватило дыхание.

– Как ты смогла... Кто тебе дал этот...

– Эдик звонил - по твоему поручению. (Никакого поручения я Эдику не давал.) Оставил номер телефона. А я не могла дождаться...
– Слышимость была плохая. Звук прерывался, пропадал.
– Эдик сказал, что все идет как надо. Медленно, но идет! Юра!
– Голос зазвенел на высокой ноте.
– Юра, я так боюсь. Скорее, пожалуйста, скорее! Когда все это будет? Ксения Алексеевна тут, с нами. Она тоже спрашивает - когда... Ей надо все подготовить... Один укол за шесть часов до операции, другой за три часа...

Я посмотрел на стоявших в дверях Ценципера и Андрея, - они прислушивались к разговору. И сказал Майке (я старался говорить как можно тверже, увереннее), что все идет как надо. Медленно, но идет. Люди делают что могут. Надо потерпеть. Деталь будет готова...

– К пяти часам, - горячо бросил Андрей, и щеки его вспыхнули.

– К семи утра, - сухо, деловито поправил Ценципер.

Я сказал в черную гудящую трубку:

– К полвосьмому. Деталь будет к полвосьмому! Вот так. Готовьте... готовьте его к операции. Ну не надо, ну, родная...