Так - за счёт беженцев, выселенцев, но и немалых добровольных переселенцев - война значительно изменила расселение евреев по России, образовались большие еврейские колонии в городах дальнего тыла, особенно в Нижнем Новгороде, Воронеже, Пензе, Самаре, Саратове, да не меньше того и в столицах. Хотя снятие черты оседлости не относилось к столицам, теперь они практически открылись. Тянулись в них часто к родственникам или покровителям, уже давно осевшим на новых местах. В случайных мемуарах прочтём о петербургском зубном враче Флакке: квартира в 10 комнат, лакей, горничная и повар, - таких основательных жителей-евреев было немало, и в годы войны, при крайнем жилищном стеснении в Петрограде, - они открывали возможности вселения для приезжающих евреев. За эти годы произошло множество частных переездов - семей, семейных групп, которые не фиксированы в истории, лишь иногда выплывают в частных воспоминаниях, как родственники Давида Азбеля: "тётя Ида... покинула тихий и сонный Чернигов в начале Первой мировой войны. Она переехала в Москву"61. Приезжали и совсем незаметные, однако иные достигали серьёзных влиятельных постов - например, писарь Познанский, ведавший в петроградской военно-цензурной комиссии "всеми секретными делами"62.

А из Ставки само собой катилась волна распоряжений, где исполняемых, а где пренебрежённых: изгонять евреев в армии с нестроевых должностей, особенно из писарей, хлебопёков, санитаров, телефонистов, телеграфистов. Например, "для предотвращения антиправительственной пропаганды, которую якобы ведут евреи-врачи и санитары, следует направлять их не в санитарные поезда и госпитали, а "в такие места, где условия мало благоприятствуют развитию пропаганды, как, например, на передовые позиции, уборку раненых с полей сражений""63. Ещё отдельно - изгонять из персоналов Земсоюза, "Согора" (Союза городов), Красного Креста и Северопомощи, где евреи скапливаются в большом изобилии, уклоняясь от прямой военной службы (как, заметим, и десятки тысяч русских также уклонялись там) и используя свои удобные должности для разлагающей пропаганды в армии (как и каждый уважающий себя либерал, радикал или социалист занимался тем же самым), а особенно агитируют о "негодност[и] высшего командного состава" (что и во многом соответствовало истине)64. Иные циркуляры гласили об опасности держать евреев на постах, где они коснутся чувствительных сведений: в учреждениях Земсоюза Западного фронта в апреле 1916 "все важные отрасли канцелярского труда (в том числе и секретная часть) находятся в руках евреев" и называются евреи, ведущие регистрацию и подшивку документов, также и заведующий информационным отделом, имеющий "по обязанностям своей службы свободный доступ в разные тыловые армейские и районные управления"65.

Всё же нет свидетельств, что грозные раскаты Ставки об изгнании евреев из учреждений Земгора исполнялись в заметном масштабе. Тот же осведомлённый Лемке свидетельствует, что "распоряжение военных властей об удалении евреев" там были встречены "несочувственно". И Земгором было издано распоряжение, что "все лица иудейского вероисповедания, увольняемые из учреждений [Земгора] по распоряжению властей, увольняются в 2-месячный отпуск с сохранением жалованья и суточных" и с правом первоочерёдного занятия мест в тыловых учреждениях Земгора66. (И у ведущей российской прессы Земгор был охраняемым любимцем. Например, пресса единодушно отказалась напечатать об источниках средств Земгорсоюза: за 25 месяцев войны, по 1 сентября 1916, - 464 млн. руб. получил Земгор от правительства (он и всё снабжение получал готовым с интендантских складов) и только 9 млн. руб. от земств, городов, общественности67. Отказалась, потому что это подорвало бы весь смысл деятельности благотворно-спасительного Земгорсоюза в противовес бездарному, глупому, ничтожному правительству.)

По экономическим и географическим обстоятельствам, не удивительно, что среди поставщиков оказывалось много евреев. Гневная письменная жалоба (которую подали "православно-русские круги г. Киева... в силу патриотического долга") указывает на Соломона Франкфурта: держит крупнейший пост "уполномоченного министерства земледелия по снабжению армии салом" (впрочем, на его дезорганизующие реквизиции звучали жалобы и в Государственной Думе). В том же Киеве "агроном киевского уездного земства" Зельман Копель случайно увековечился в истории тем, что под Рождество 1916 неумеренной реквизицией оставил на праздник без сахара Бородянскую волость (тут жалоба и на уездную земскую управу)68.

В ноябре 1916 депутат Н. Марков возмущённо перечислял в Государственной Думе "мародёр[ов] тыла и грабител[ей]" казны и государственной обороны - и по своему известному пристрастию выделял евреев: в том же Киеве члена городской управы Шефтеля, задержавшего на складах и сгноившего больше 150 тыс. пудов городских запасов муки, рыбы и других продуктов - а в то же время "друзья этих господ продавали по сумасшедшим ценам рыбу не городскую, а частную"; члена ГД от Киева В. Я. Демченко, укрывавшего "масс[у] евреев, богатых евреев" (и перечисляет их) "для уклонения от воинской повинности"; или, в Саратове, "инженера Леви", "чрез комиссионера Френкеля" поставлявшего по завышенной цене товары для военно-промышленного комитета69. Однако заметим: и сами гучковские военно-промышленные комитеты занимались тем же относительно казны, что уж...

В докладе петроградского Охранного отделения, в октябре 1916, читаем: "В Петрограде вся без исключения торговля ведётся через евреев, прекрасно осведомлённых об истинных вкусах, намерениях и настроениях толпы"; но донесение перелагает и мнение правых, что в народе "та свобода, которой за время войны начали пользоваться евреи", всё больше вызывает недовольство, "правда, официально ещё и существуют некоторые русские фирмы, но за ними фактически стоят те же самые евреи: без посредника еврея ничего нельзя купить и заказать"70. (В большевицких изданиях, например в книге Каюрова71, действовавшего тогда в Петрограде, не преминули приврать, что в мае 1915 при погроме немецких фирм и магазинов в Москве громили, якобы, и еврейские, - но это было не так, как раз наоборот: в момент немецкого погрома евреи вывешивали, из-за схожести фамилий на вывесках, охранительные надписи: "это магазин еврейский", и погромщики миновали их. Еврейская торговля в тыловой России за все годы войны никак не пострадала.)

На самых же верхах монархии - в болезненном окружении Григория Распутина играла заметную роль маленькая группа весьма подозрительных лиц. Они вызывали негодование не только у правых кругов, - вот в мае 1916 французский посол в Петрограде Морис Палеолог записал в дневнике: "Кучка еврейских финансистов и грязных спекулянтов, Рубинштейн, Манус и др., заключили с ним [Распутиным] союз и щедро его вознаграждают за содействие им. По их указаниям, он посылает записки министрам, в банки и разным влиятельным лицам"72.

И действительно, если раньше ходатайством за евреев занимался открыто барон Гинцбург, то вокруг Распутина этим стали прикрыто заниматься облепившие его проходимцы. То были банкир Д. Л. Рубинштейн (состоял директором коммерческого банка в Петрограде, но и уверенно пролагал себе пути в окружение трона: управлял состоянием в. кн. Андрея Владимировича, через Вырубову был приглашён к Распутину, затем награждён орденом Св. Владимира и получил звание действительного статского советника, "ваше превосходительство"), И промышленник-биржевик И. П. Манус (директор петроградского Вагоностроительного завода и член правления Путиловского, в руководстве двух банков и Российского Транспортного общества, также в звании действительного статского).