Рубинштейн приставил к Распутину постоянным "секретарём" полуграмотного, но весьма оборотистого и умелого Арона Симановича, торговца бриллиантами, богатого ювелира (и что б ему "секретарствовать" у нищего Распутина?..)

Этот Симанович ("лутчий ис явреев" - якобы написал ему "старец" на своём портрете) издал потом в эмиграции хвастливую книжицу о своей сыгранной в те годы роли. Среди разного бытового вздора и небылых эпизодов (тут же прочтём о "сотн[ях] тысяч казнённых и убитых евреев" по воле в. кн. Николая Николаевича)73, сквозь эту пену и залёты хвастовства просматриваются и некоторые фактические, конкретные дела.

Тут было и начатое ещё в 1913 "дело дантистов", большей частью евреев, "образовалась целая фабрика зубоврачебных дипломов", которые наводнили Москву74, - а с ними получали тут поселение, не подвергаясь военной службе. Таковых было около трёхсот (по Симановичу - 200). Лже-дантистов приговорили к заключению на год, но, по ходатайству Распутина, помиловали.

"Во время войны... евреи искали у Распутина защиты против полиции или военных властей", и, хвастался потом Симанович, к нему "обращалось очень много молодых евреев с мольбами освободить их от воинской повинности", что давало им возможность в условиях военного времени и поступить в высшее учебное заведение; "часто совершенно отсутствовала какая-нибудь законная возможность" - но Симанович, якобы, находил пути. Распутин "сделался другом и благодетелем евреев и беспрекословно поддерживал мои стремления улучшить их положение"75.

Говоря о кружке этих новых фаворитов, нельзя вовсе не упомянуть выдающегося авантюриста Манасевича-Мануйлова. Он побывал и чиновником м.в.д., и агентом тайной российской полиции в Париже; и он же продавал за границу секретные документы Департамента полиции; и вёл тайные переговоры с Гапоном; потом при премьер-министре Штюрмере исполнял "особые "секретные обязанности""76.

А Рубинштейн вступил в поле общественности, перекупив газету "Новое время" (о ней в гл. 8), прежде враждебную к евреям. (В этом была, шутливо говоря, историческая справедливость: ведь Суворин приобрёл "Новое время" в 1876 на деньги варшавского банкира Кронеберга, и первое время она была благожелательна к евреям, и в ней сотрудничал ряд еврейских авторов. Но, начиная с русско-турецкой войны, газета круто развернулась и "перешла в лагерь реакции", а "в еврейском вопросе... не знала границ для ненависти и недобросовестности"77.) В 1915 премьер Горемыкин и министр внутренних дел Хвостов-младший помешали попыткам Рубинштейна купить "Новое время"78, но позже покупка состоялась, - впрочем, уже близко к революции, так что мало и пригодилась. (Ещё одна правая газета "Гражданин" тоже была частично перекуплена Манусом.)

Эту группу С. Мельгунов наградил прозвищем ""квинтета", обделывавшего свои дела в царской "прихожей""79 - через Распутина. И при власти Распутина - то была уже не мелочь: в острейшей близости к трону и в опаснейшей силе влияния на ход общероссийских дел находились подозрительные фигуры. Английский посол Бьюкенен считал, что Рубинштейн связан с германской разведкой80. Не исключено, что так по сути и было.

Активное развитие германского шпионажа в России и связь его со спекулянтами тыла понудила генерала Алексеева летом 1916 испросить высочайшее соизволение на право расследования не только в районе, подведомственном Ставке, - и так создалась "Следственная комиссия генерала Батюшина". И первой мишенью её стал банкир Рубинштейн, подозреваемый в "спекулятивных операциях с немецким капиталом", финансовых операциях в пользу неприятеля, дискредитировании рубля, переплате заграничным агентам при заказах интендантства и в спекуляции хлебом на Волге. И Рубинштейн был распоряжением министра юстиции Макарова арестован 10 июля 1916 с обвинением в государственной измене81.

Самым настойчивым ходатаем за Рубинштейна, которому грозило 20 лет каторги, была сама царица. Уже через два месяца после его ареста Александра Фёдоровна просила Государя, чтобы Рубинштейна "потихоньку услали в Сибирь и не оставляли бы здесь для раздражения евреев", "поговори насчёт Рубинштейна" с Протопоповым. Через две недели сам и Распутин шлёт телеграмму Государю в Ставку: что и Протопопов "умоляет, чтобы ему никто не мешал", также и контрразведка... "Ласково беседовал об узнике, по-христиански".
– Ещё через три недели А. Ф.: "Насчёт Рубинштейна, он умирает. Телеграфируй... немедленно [на Северо-Западный фронт]... передать Рубинштейна из Пскова министру внутренних дел", то есть всё тому же ласковому христианину Протопопову. И на следующий день: "Надеюсь, ты телеграфировал насчёт умирающего Рубинштейна". И ещё через день: "Распорядился ли ты, чтобы Рубинштейн был передан министру внутренних дел? иначе он помрёт, оставаясь в Пскове, - пожалуйста, милый!"82.

И 6 декабря Рубинштейн был освобождён - за 10 дней до убийства Распутина, в крайнее для себя время, как последняя распутинская услуга. Сразу же за убийством отставлен и ненавидимый царицею министр Макаров. (А большевиками вскоре расстрелян.) - Впрочем, с освобождением Рубинштейна следственное дело не было тотчас прекращено, он арестован снова, - но в спасительную Февральскую революцию Рубинштейн был, среди томимых узников, освобождён толпой из петроградской тюрьмы и покинул неблагодарную Россию, как, вовремя, и Манасевич, и Манус, и Симанович. (Впрочем, Рубинштейна ещё встретим.)

Весь этот тогдашний тыловой разгул грабежа государственного достояния нам, жителям 90-х годов XX века, видится лишь малой экспериментальной моделью... Но общее - в самодовольном и бездарном правлении, при котором сама судьба России уплывала из рук её правителей.

На почве дела Рубинштейна Ставка санкционировала ревизию нескольких банков. Кроме того, началось и следственное дело против киевских сахарозаводчиков - Хепнера, Цехановского, Бабушкина и Доброго. Эти - получили разрешение на вывоз сахара в пределы Персии, и отправили много сахара, но через персидские таможенные посты на персидский рынок прошло немного, остальной сахар "исчез", однако были сведения, что он прошёл транзитом в Турцию, союзницу Германии. А в Юго-Западном крае, центре российской свеклосахарной промышленности, сахар внезапно сильно вздорожал. Дело сахарозаводчиков начато было грозно, но комиссия Батюшина не доследовала его, перечислили к киевскому судебному следователю, тот - выпустил их предварительно из тюрьмы, а затем нашлись ходатаи у трона.

Да и саму комиссию Батюшина, столь важную, - не сумели составить достойно, добротно. О бестолковом ведении ею следствия по делу Рубинштейна пишет сенатор Завадский83. Пишет в воспоминаниях и ставочный генерал Лукомский, что один из ведущих юристов комиссии полковник Резанов, несомненно знающий, оказался картёжник и любитель ресторанной жизни с возлияниями; другой, Орлов, оборотень, который после 1917 послужил и в петроградской ЧК, а затем - у белых, потом провокационно вёл себя в эмиграции. Состояли там, очевидно, и другие подозрительные лица, кто-то не отказался и от взяток, вымогали выкупы у арестованных. Рядом бестактностей комиссия возбудила против себя военно-судебное ведомство в Петрограде и старших чинов министерства юстиции.