— Значит, я запрещу ему записывать!

— Каким образом, сэр?

Его вопрос несколько поумерил пыл Ваймса.

— Хочешь сказать, я, главнокомандующий Стражей, не могу запретить какому-то му… идиоту записывать все, что ему заблагорассудится?

— О, конечно можете, сэр. Но я не уверен, что вы можете запретить ему записать то, что вы запретили ему записывать, — сказал Моркоу.

— Я просто поражен! До глубины души! Она ведь твоя… твоя…

— Подруга, — закончила Ангва, вдыхая пар носом. — Но Моркоу прав, господин Ваймс. Я не хочу, чтобы этому делу давали ход. Я сама виновата в том, что недооценила парня. Сама попала в ловушку. Еще пара часов, и я буду в полном порядке.

— Я видел, в каком состоянии ты заявилась, — сказал Ваймс. — На тебя было страшно смотреть.

— Обычный шок. Нос как будто закрылся. Я словно выбежала из-за угла и наткнулась на Старикашку Рона.

— О боги! Что, настолько плохо?

— Ну, может, не настолько. Оставьте все как есть, сэр. Прошу вас.

— А наш господин де Словв оказался способным парнишкой, — буркнул Ваймс, располагаясь за своим столом. — Сначала у него была ручка, потом появилась отпечатная машина… и тут все почему-то решили, что он теперь важная шишка. Ладно, придется ему кое-чему еще научиться. Он не хочет, чтобы мы за ним следили? Отлично. Больше не будем. Пусть некоторое время пожинает то, что сам посеял. Боги свидетели, у нас и без него достаточно хлопот.

— Но официально он…

— Видишь эту табличку на моем столе, капитан? А ты видишь, сержант? На ней написано: «Командор Ваймс». Это означает: я в ответе за все. И вы только что получили приказ, понятно? Ну, какие еще новости?

Моркоу кивнул.

— Хороших новостей нет, сэр. Песика пока никто не нашел. Гильдии чувствуют себя хозяевами города. У господина Скряба было много посетителей. А первосвященник Чудакулли выступил с заявлением, что, по его мнению, лорд Витинари сошел с ума, поскольку буквально за день до происшествия рассказывал Чудакулли о том, как научить лангустов летать.

— Лангустов? Летать? — переспросил Ваймс монотонным голосом.

— А еще о том, что очень скоро корабли будут передаваться по семафору, сэр.

— Ну и ну. А что говорит господин Скряб?

— Он предвкушает наступление новой эры в нашей истории и надеется вернуть Анк-Морпорк на путь ответственности перед гражданами, сэр.

— Это все равно что научить лангустов летать?

— Не совсем, сэр. Тут замешана политика. Очевидно, он намеревается вернуться к ценностям и традициям, которые сделали наш город великим, сэр.

— А он вообще знает, какими были эти ценности и традиции? — в ужасе спросил Ваймс.

— Полагаю, что да, сэр, — с каменным лицом ответил Моркоу.

— О боги! Я бы уж лучше рискнул с лангустами.

С темнеющего неба снова посыпался снег с дождем. На мосту Призрения было более или менее пусто. Вильям, надвинув на глаза шляпу, прятался в тени.

Наконец он услышал голос из ниоткуда:

— Итак… ты принес свой клочок бумаги?

— Вгорлекость? — спросил Вильям, выныривая из своих мыслей.

— Я посылаю… проводника, за которым ты должен следовать, — промолвил невидимый осведомитель. — Его зовут… его зовут… Душка. Просто иди за ним, и все будет в шоколаде. Готов?

— Да.

«Вгорлекость наблюдает за мной, — подумал Вильям. — Он совсем рядом».

Из темноты выбежал Душка.

Это был пудель. Более или менее.

Сотрудники салона «Собачья красота» сделали все, что могли. Мастера выкладывались на полную, лишь бы Старикашка Рон побыстрее убрался из салона. Они стригли, взбивали, завивали, наряжали, красили, заплетали, мыли шампунем, и только маникюрша заперлась в туалете, наотрез отказавшись выходить.

Результат был… розовым. Розовость была лишь одним аспектом… но она была настолько розовой, что доминировала над всем остальным, даже над фигурно подстриженной пушистой кисточкой на конце хвоста. Передняя часть пса выглядела так, словно бы им выстрелили через большой розовый шар, но только до половины. А еще бросался в глаза широкий сверкающий ошейник. Он просто слепил глаза — порой стекляшки сверкают куда ярче бриллиантов, ведь им как-то надо доказывать свое право на существование.

В целом пес производил впечатление не пуделя, а некой кошмарной пудлеватости. То есть все в этом псе буквально кричало о том, что перед вами пудель, кроме общего впечатления, которое кричало что-то нецензурное.

— Тяв! — сказал пес, и это тоже прозвучало как-то странно.

Такие песики именно что тявкают, но данный представитель собачьей породы не тявкнул, а сказал «Тяв!».

— Какой милый… песик? — неуверенно произнес Вильям.

— Тяв, тяв-тяв, м-мать тяв, — сказала собачка и затрусила прочь.

Вильям на секунду задумался об этом «м-мать», но потом решил, что собачка просто чихнула.

Протрусив по грязи, собачка быстро скрылась в темном переулке.

Уже в следующее мгновение из-за угла снова появилась ее морда.