— Это мой тошерун, господин Король, — сказал Вильям. — И сейчас его пытаются отобрать пацаны постарше.

Гарри помолчал, потом тяжело встал из-за стола и подошел к огромному окну.

— Парни, гляньте-ка вон туда, — позвал он.

Часть двора занимало огромное колесо, управляла которым пара големов. Колесо приводило в действие скрипучий бесконечный транспортер, тянущийся вдоль всего двора. На одном конце транспортера тролли широкими лопатами грузили мусор из кучи, которая пополнялась непрерывно подъезжающими телегами.

Вдоль транспортера стояли големы, тролли и даже люди. Они внимательно рассматривали в мерцающем свете факелов движущийся перед ними мусор. Периодически один из рабочих что-то выхватывал и бросал в стоящие за спинами бачки.

— Рыбьи головы, кости, тряпье, бумага… У меня пока двадцать семь бачков, включая один для золота и серебра. Вы удивитесь, что люди иногда выбрасывают по ошибке. «Ложка-ложечка, звени, нам колечко подмани…» — частенько напевал я своим дочерям, когда они были маленькими. Твой листок с новостями попадает в бачок номер шесть для низкосортных бумажных отходов. Большую их часть я продаю Бобу Холтли, который занимает пятый и седьмой склады.

— А что он с ними делает? — спросил Вильям, отмечая про себя характеристику «низкосортные».

— Массу для туалетной бумаги, — ответил Гарри. — Жена от нее просто в восторге. Наверное, уже пора убирать посредника… — Он вздохнул, не замечая резкого перепада в самоуважении Вильяма. — Знаешь, иногда я стою здесь по вечерам, слушаю, как грохочет транспортер, смотрю, как отражается заходящее солнце на стенках баков-отстойников, и слезы наворачиваются на глаза.

— Честно говоря, сэр, со мной сейчас происходит то же самое, — признался Вильям.

— Послушай меня, парень… Когда тот пацан отобрал у меня мой первый тошерун, я ж не стал никому жаловаться. Я знал, что у меня есть способности. Я просто не сдался и нашел другой. А на свое восьмилетие я сделал себе подарок: нанял пару троллей, чтобы они отыскали моего обидчика и выбили из него всю дурь. Ты знаешь об этом?

— Нет, господин Король.

Гарри Король долго-долго смотрел на Вильяма сквозь сигарный дым. Вильям чувствовал себя так, словно его переворачивают и разглядывают, как нечто найденное в мусоре.

— Моя младшенькая, Гермиона, выходит замуж и конце следующей недели, — сообщил Гарри. — Крутой будет праздник. В храме Оффлера. Хоры и все такое. Я пригласил всех главных шишек. Эффи настояла. Не придут, конечно. Только не к Гарри-Моче.

— «Правда» могла бы присутствовать, — заметил Вильям. — И сделать цветные картинки. Но уже завтра нас не станет.

— Цветные, говоришь? Наняли кого-то раскрашивать?

— Нет. У нас… особый метод, — сказал Вильям, безнадежно надеясь, что Отто говорил правду.

Он уже не цеплялся за тонюсенькую веточку, а стремительно летел вниз с дерева.

— Интересно было бы глянуть… — пробормотал Гарри.

Взял сигару двумя пальцами, внимательно осмотрел тлеющий конец и снова сунул сигару в зубы. Затем сквозь клубы дыма воззрился на Вильяма.

Вильям почувствовал себя крайне неуютно. Так чувствует себя образованный человек, понимая, что совсем необразованный человек, который в данный момент его рассматривает, на самом деле в три раза хитрее и умнее его.

— Господин Король, нам действительно нужна эта бумага, — сказал он, чтобы как-то нарушить напряженную тишину.

— А в тебе что-то есть, господин де Словв, — сказал Король. — Я покупаю и продаю чинуш, когда мне заблагорассудится, но ты не кажешься мне обычным чинушей. Ты кажешься мне человеком, который готов перелопатить тонну дерьма, чтобы найти один-единственный фартинг. И я никак не могу понять, почему мне так кажется.

— Послушай, господин Король, продай нам немного бумаги по старой цене, — взмолился Вильям.

— Не могу. Я ж сказал. Сделка есть сделка. Граверы мне заплатили, — отрезал Гарри.

Вильям открыл было рот, но Хорошагора схватил его за руку. Король явно размышлял о чем-то и хотел сам принять решение.

Гарри снова подошел к окну, долго и задумчиво смотрел на испускающие пар кучи мусора во дворе. А потом…

— О, вы только посмотрите! — воскликнул он и даже отошел на шаг от окна, словно чему-то крайне удивившись. — Видите телегу вон у тех ворот?

Они видели телегу.