Вильям взял в руки лист папиросной бумаги. Сообщение было аккуратно записано четким почерком клик-оператора. Вероятно, это было самое странное сообщение, когда-либо переданное при помощи передовых технологий.

Король Ланкра Веренс тоже понимал, что стоимость семафорных услуг напрямую зависит от количества слов.

— Ха! — воскликнул Вильям. — Попались! Дайте мне пять минут, я быстренько напишу об этом заметку. Скоро мы увидим, способен ли меч правды сразить дракона лжи.

Боддони ласково посмотрел на него.

— А разве не ты говорил, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает весь мир обежать?

— Но это самая что ни на есть правда!

— Неужели? А где тогда ее башмаки?

Хорошагора кивнул зевающим гномам.

— Парни, можете отправляться спать. Я сам справлюсь.

Он подождал, пока все спустятся по лестнице в подвал, а потом сел на стул и достал маленькую серебряную коробочку.

— Понюшку хочешь? — спросил он, открывая коробочку и протягивая ее Вильяму. — Лучшее, что удалось придумать людям. Ватсоповский ядреный.

Вильям покачал головой.

— Господин де Словв, ради чего ты всем этим занимаешься? — спросил Хорошагора, заправляя в каждую ноздрю по гигантской порции табака.

— Ты о чем?

— На самом деле я тебе благодарен, и даже очень, — признался Хорошагора. — Благодаря твоему листку мы хоть как-то держимся. Ведь заказов с каждым днем все меньше. Похоже, скоро в каждой граверной мастерской будет своя отпечатай. А мы этим прохвостам проложили дорогу. Впрочем, они все равно рано или поздно покончили бы с нами. Ведь за ними деньги. Кое-кто из парней уже поговаривает, мол, надо продавать дело и возвращаться на свинцовые рудники.

— Вы не можете так поступить!

— Вернее сказать, это ты не хочешь, чтобы мы так поступили, — поправил Хорошагора. — И я тебя понимаю. Но мы скопили чуток деньжат. С нами все будет в порядке. Отпечатную машину мы без труда продадим. Наверняка продадим. То есть мы сможем вернуться домой с деньгами. Мы и занимались этим только ради денег. А вот ради чего этим занимаешься ты?

— Я? Ради…

Вильям замолчал. На самом деле он никогда не задумывался о том, чем хочет заниматься, а чем не хочет. Не принимал такого решения. Одно плавно переходило в другое, а потом понадобилось кормить отпечатную машину… Она и сейчас ждала, когда ее покормят. Ты работаешь изо всех сил, кормишь ее, но буквально через час выясняется, что она снова проголодалась, а в результате все твои труды оказываются в бочке номер шесть на фабрике Гарри-Мочи. И на этом неприятности вовсе не заканчиваются, а только начинаются. У него вдруг появилась реальная работа с реальными рабочими часами, но в действительности все сделанное им было не более реальным, чем песочный замок на заливаемом волнами берегу.

— Я не знаю, — наконец признался он. — Наверное, я занимаюсь этим потому, что больше ничего не умею. А теперь и вовсе не представляю для себя другого занятия.

— Но я слышал, у твоей семьи куча денег.

— Господин Хорошагора, я абсолютно бесполезный человек. Воспитан быть таким. Согласно традиции, я должен просто шляться по улицам и ждать, пока не разразится война, чтобы совершить на ней какой-нибудь безумно храбрый поступок и быстренько погибнуть. Основное наше занятие — таких людей, как я, — сохранять верность. Главным образом неким идеалам.

— Вижу, с родственниками ты не ладишь.

— Послушай, ты хочешь поговорить по душам? А вот мне этого не хочется. Мой отец — не очень приятный человек. Нарисовать картинку? Он не любит меня, я не люблю его. Если уж на то пошло, он никого не любит. Особенно гномов и троллей.

— Нет такого закона, в котором говорится, что нужно любить гномов и троллей, — заметил Хорошагора.

— Да, но должен быть закон, который запрещал бы не любить их так, как не любит он.

— Ага. Ты действительно нарисовал картинку.

— Может, ты слышал термин «низшие виды»?

— А теперь еще и раскрасил.

— Он именно поэтому отказался жить в Анк-Морпорке. Говорит, что здесь слишком много грязи.

— А он весьма наблюдателен.

— Я имею в виду…

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — перебил его Хорошагора. — Мне приходилось встречаться с такими людьми.

— Ты сказал, что делал все это ради денег, — промолвил Вильям. — Неужели это действительно так?

Гном кивнул на аккуратно сложенные у отпечатной машины свинцовые слитки.

— Мы хотели превратить свинец в золото, — сказал он. — Свинца у нас много, а золота — мало.

Вильям вздохнул.

— Гномы только и думают, что о золоте. Так говаривал мой отец.

— В чем-то он прав, — подтвердил Хорошагора, засовывая в ноздри очередную порцию табака. — Но люди ошибаются в одном… Понимаешь ли, если человек думает только о золоте, значит, он скряга. А если гном думает только о золоте, он просто гном. Есть разница. Взять к примеру этих черных людей, из Очудноземья, как вы их там называете?