С этими словами старик поднял крынку и наклонил ее. На разорванную ногу Петра полилась густая холодная сметана. Собака завиляла хвостом и начала облизываться.

– Лижи, Рыжий, не жалко.
– Старик взял собаку за ухо и подтащил к сметане. Пес начал лакать языком, а затем вылизывать ногу, рану...

– Так разочка три в сутки полечит, и завтра-послезавтра от твоей болячки останется только рубец, - пояснил хозяин.

Петр старательно перебинтовал ногу, а хозяин все молчал, уставив отсутствующий взгляд в угол сарая.

– Что же делать? Как жить будем?
– наконец прервал молчание старик. Нельзя же ему, идолу, спуску давать.

Петр ждал этого вопроса. Конечно, он же политработник, представитель партии в армии, и кому, как не ему, правильно разбираться в происходящем. Он обязан сказать этому суровому и доброму старику, что надо делать. И Петр уверенно произнес:

– Видали, как они сегодня с красноармейцем? То же и с ними нужно. Стрелять надо.

– Оно-то так, - промолвил старик, - сами знаем. Но медведя руками не изнудишь. Вот и я гадаю: может, не следует тебе уходить отсюда? Если много таких здесь останется, не будет идолу спокойствия.

– Нет, - возразил Маринин.
– Так можно всю армию распылить, а фашисты тем временем до Смоленска, Киева доберутся.
– Худшего Маринин не предполагал.
– Я вот, папаша, другое хотел у вас выяснить.

Старик вопросительно посмотрел на Петра.

– Много ли в вашем селе осталось хлопцев, которые могут служить в армии?

– Кто его знает... Есть, - ответил хозяин.

– Их нужно обязательно оповестить: кто сегодня вечером не явится ко мне, тех буду считать дезертирами.

Старик хмыкнул.

– Да, да, дезертирами...

– Ты не стращай!
– отрубил вдруг старик.
– Они и сами уже оружие собирают...

Деревня, в которой задержался раненый Маринин, лежала в стороне от больших дорог, по которым устремились к Минску части 39-го танкового корпуса гитлеровцев. Вот-вот можно было ожидать, что в деревне опять появятся фашисты. И Петр спешил скорее стать на ноги.

Вечером рыжая собака опять лизала его рану. Наложив повязку, Петр, опираясь на палку, попробовал ходить по гумну.

– Больно?
– спросил хозяин.

– Немного чувствуется, но идти можно. А если удастся коня раздобыть совсем хорошо будет.

Разговор прервали шаги, донесшиеся со двора. На гумно вошел низкорослый мужчина в соломенном капелюхе. Разглядеть его лицо в полумраке было трудно.

– Куда будем собирать хлопцев?
– спросил он.

– Много их?
– отозвался Маринин.

– Покуда еще неизвестно. Десятка три наберется.

– Хорошо. Тогда пускай захватят харчи, оружие, если у кого есть, и на рассвете собираются на выходе из села...

Когда на дворе стемнело, на гумно прибежал Степка.

– Мать велела вечерять идти.

Маринин зашел в хату. На столе стояла большая глиняная миска, наполненная блинами, рядом поменьше - со сметаной.

Петр отодвинул от себя миску, которая поменьше, и начал жевать душистые, пухлые блины.

– Кушайте со сметаной, - упрашивала хозяйка. Но Петр упрямо отказывался. Перед его глазами стояла крынка, из которой хозяин поливал раненую ногу.

В сенцах стукнула дверь. В хату зашел мужчина в соломенном капелюхе. При свете лампы Маринин вгляделся в его загорелое, заросшее светлой щетиной лицо. Раздвоенный подбородок, глаза - строгие, умные, брови густые, вылинявшие.

Мужчина присел на лавку, снял капелюх, рукавом рубахи вытер со лба пот.

– Сорок шесть человек на рассвете будут готовы, - сказал он.
– Село наше большое, народу много.

– Сорок шесть человек!
– обрадованно воскликнул Петр.

Кто-то постучал в окно. Мужчина со стариком, который молча готовил для своего временного постояльца мешок с продуктами, переглянулись и вышли в сенцы. Через минуту они вернулись, пропуская через порог впереди себя двух красноармейцев.

Увидев младшего политрука, солдаты остановились, насторожились.

Все молчали, сверля друг друга испытующими взглядами.

– Долго будем так переглядываться?
– спросил Маринин.

– А как знать, наши вы или немецкие?
– ответил один из солдат.

– Вы одни или есть командир?
– спросил Маринин.

Солдаты молчали.

– Зовите сюда командира. С ним мы быстрее договоримся.

Один красноармеец вышел и вскоре возвратился с военным невысокого роста, в накинутой на плечи плащ-палатке.

– Сержант Стогов, - представился вошедший.
– Пробиваемся проселочными дорогами на восток.