– Во время вступления королевских следователей на территорию замка была большая суматоха... но я вижу, господа, первоначальное предубеждение против моей персоны не рассеивается. Чем я кажусь вам подозрительным?

– Пока всем, - сказал монах.

– Но я...
– растеряно развел руками пленник.

Де Бланшар поморщился.

– Не надо. Нужды в эмоциональных доказательствах нет, ведь мы изъясняем факты.

– Извольте, какие кажутся вам сомнительными?

– Вы оказались на свободе не потому, что были противником Ордена и пострадали от его предстоятелей, а по чистой случайности.

– Пожалуй да, виконт.

– И вы не присоединились к сонму гонителей, хотя имели к тому основания?

– Не присоединился, ваше преподобие.

– Почему?

– На этот вопрос трудно ответить, маркиз. Да, я не любил Жака де Молэ и установленный им в ордене режим тоже. Верно и то, что пострадал от него. Но все же я не мог поднять оружие претив Ордена. Я бы не смог объяснить даже себе во имя чего именно я воюю. Каждый мой удар приходился бы не в Жака де Мола, но в весь Орден тамплиеров. Вам понятна моя мысль, маркиз?

– Несколько путано и совершенно неубедительно. Сказали бы лучше, что вам как дворянину противны судейские дрязги.

– Да, вы правы, мне как дворянину противны, судейские дрязги.

– Ну хорошо, - маркиз де Берни подошел к светильнику в форме блюда на подставке высотою в половину человеческого роста и погрел руки над пламенем.

В церемониальной зале было довольно прохладно. Что-то от склепа было в здешней атмосфере.

– Ну, хорошо, господин комтур. Скажите тогда мне, что вас заставило оставить Париж в тот момент, когда там происходят такие сложные события. Когда есть возможность урвать свой кусок с разворовываемого стола. Что заставило вас направиться в наши отдаленные и не вполне благополучные края?

Арман Ги пожевал губами.

– Боюсь, маркиз, что мое объяснение опять покажется вам неубедительным.

– Отчего же?

– Оно как и предыдущее будет не элементарным. В нем может быть проскользнут кое-какие эмоции, вами отвергаемые.

– Оставьте ироничный парижский тон, - фыркнул де Берни, - вы на Кипре, здесь шутят по-другому.

Арман Ги кивнул.

– Чтобы моя мысль выглядела яснее, надобно для начала осветить причину моих разногласий с Жаком де Молэ. Разногласия, из-за которых я и попал в тюрьму Тампля.

Маркиз оторвался от светильника и повернулся к пленнику.

– Мы внимательно слушаем.

Бывший комтур глубоко вздохнул, как это делает ныряльщик перед погружением в пучину.

– Дело в том, что вступил я в орден не так давно. Проделал замечательный путь восхождения от низов к верхам. И в этом мне преизрядно помогал Жоффруа де Шарне, командор Нормандии, лучший друг Жака де Мола. Стало быть, в каком-то смысле мне помогал и сам Жак де Молэ. И вот, когда я подошел к весьма заметной должности, я вдруг понял, что от всей души ненавижу своих благодетелей. И очного - командора Нормандии и заочного Великого Магистра Ордена.

– Что так?
– усмехнулся одним усом маркиз де Берни.

– Чем они вам так не угодили?
– хмыкнул де Бланшар.

– Да, очень, очень странная реакция, - пискнул толстяк монах.

Арман Ги обвел присутствующих соболезнующим взглядом.

– Своей непритворной, истинной добродетельностью.

– Объясните сей словесный фокус, - потребовал маркиз.

– Охотно. Я считаю, что сия добродетельность, добронравие, усердие в молитвах и забота о бездомных и нищих скорее подошли бы какому-нибудь францисканскому знамени, чем Босеану.

– Как же опровергали своих противников, словом или делом? возобновился писк монаха.

– Я знал, что не могу быть допущен к публичному диспуту с Великим Магистром. Да и не в традиции у нас были словесные дуэли. Капитул Ордена сильно отличается от папского капитула.

– И вы решили пойти путем сопротивления делом, - закончил мысль де Бланшар.

– В общем, да.

– Судя по тому, что ваши взгляды на тамплиерскую традицию были прямо противоположны взглядам Жака де Молэ, вы в своей капелле проповедовали самый разнузданный образ жизни. Винопитие, разврат, содомия.

В лице бывшего комтура мелькнула растерянность. Виконт слишком быстро и хорошо понимал о чем идет речь, но в голосе его не слышалось восхищения тем, что он понимает.

– Отвечайте же!

– Да, - мертвым голосом сказал Арман Ги, - я попустительствовал подобным поползновениям и сам принимал во многих участие. Я пребывал, и пребываю до сих пор в уверенности, что все происходившее в моем комтурстве, не есть просто продолжение дурных наклонностей человека по имени Арман Ги, но исповедание древних исконных, тамплиерских традиций. Их оставили нам наши великие предшественники, основавшие Орден рыцарей Храма Соломонова в Святой земле.