–  То самое золото?
– усмехнулся я.

–  Возможно, - невозмутимо ответил Великий Магистр.
– Оно живет своей собственной жизнью. Итак, граф, мы ждем гостей. С часу на час флот сельджуков подойдет достаточно близко, чтобы получить достойный прием. Мы готовим для них смесь китайских огней с греческим огнем. С высоты этой башни вы увидите незабываемое зрелище. Наступает добрая ночь, граф. А кроме того, вы увидите исход последних тамплиеров в адскую бездну пламени и воды. Замечу особо, граф: последних настоящих тамплиеров, тех, которые двести лет вподряд не снимали со своих белых плащей алого креста, очень похожего на изображение китайского дракона.

–  Что с вами, мессер?
– испуганно прошептала Фьямметта, почувствовав, как весь я содрогнулся и тут же застыл, словно окаменев на месте.

–  Каких тамплиеров вы имеете ввиду, монсиньор?
– большим усилием придав своему голосу непринужденный тон, вопросил я Великого Магистра.

–  Кого же, как не тамплиеров Румской капеллы, - отвечал Великий Магистр иоаннитов, - этих древних титанов, уже отчаявшихся взять приступом божественные высоты и теперь готовых воевать со всем миром. Венеция надеется на силу этой дюжины больше, чем на силу трех тысяч сельджуков.

–  Вам дурно, мессер?
– еще сильнее испугалась Фьямметта.

–  Там мой брат, - шепнул я ей, взметнув своим порывистым дыханием прядь ее волос.

Ровно одно мгновение молчала Фьямметта.

Ровно одно мгновение я оставался пленником "Доброй Ночи".

Взор Фьямметты воспламенил мою душу. С этим жгучим пламенем не сравнился бы никакой греческий огонь, и никакая китайская смесь не смогла бы вспыхнуть ярче.

–  Значит, мессер, мы будем вдвоем спасать вашего брата, - тихо, но непоколебимо проговорила Фьямметта.

–  Я вынужден предположить, монсиньор, - обратился я к Великому Магистру, вздохнув с нарочитой грустью, - что мой брат Эд де Морей никогда не был тайным иоаннитом.

–  Однако, в отличие от своего дяди Гуго, он никогда не надевал сразу два плаща, один поверх другого, - разгадав мое настроение, сказал Великий Магистр.

–  Хочу передать своему брату эти ваши слова, монсиньор, - сказал на это я.

–  Вот как!
– последний раз удивился Великий Магистр.

–  Клянусь вам, монсиньор, тем, что у меня нельзя отнять никакой силой, - торжественно изрек я, опустившись перед Великим Магистром на одно колено.
– Я клянусь, что не подниму руку ни на одного из ваших братьев-рыцарей.

Огромная ночная птица безмолвно замерла надо мной.

Спустя несколько мгновений я услышал голос Великого Магистра, донесшийся словно бы издалека:

–  Вам что-либо еще будет угодно, граф?

–  Если позволите, монсиньор, - отвечал я, поднимаясь.
– В счет моего годового дохода: лодку, парус, двадцать пять локтей пеньковой веревки, один боевой топор, пару бурдюков пресной воды, два десятка простых лепешек, два щита и кольчугу. Две кольчуги, монсиньор. Самого маленького размера.

И вот мы с Фьямметтой, окруженные мельтешением факелов и живых светляков, устремились во тьму - сверху вниз.

В сотне шагов от пристани, кишевшей воинами и их оружием, мы снарядили свой собственный флот и наконец, укрывшись между грозными тушами боевых галер Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, покинули родосский берег.

Договорившись пред тем с одним из знатных рыцарей, я прицепил лодку веревкой к корме корабля, и мог теперь без всяких забот копить силы для главного дела и любоваться при свете звезд и молодой луны моей прекрасной невестой, красовавшейся, как самый настоящий рыцарь-крестоносец. Мерцание ее кольчуги и равномерный плеск весел на галере убаюкивали меня, и я, стараясь не заснуть, начинал-таки грезить наяву. Перед моими глазами вдруг проносились кони, потом я различил и всадников, пестрых, белых, черных. И вот в хаос этого безмолвного, призрачного сражения ворвался доблестный Эд де Морей, предводительствуя своими верными братьями-тамплиерами. Их белые плащи парили над полем битвы, их алые кресты рассекали ряды неприятеля, а впереди возвышался голубой дворец, "украшенный" безобразной черной башней, что дерзко упиралась в небеса.

–  Мессер, положите голову мне на колени, - раздался ласковый голос Фьямметты.
– У вас будет тяжелая ночь. Я разбужу вас, как только что-нибудь начнется.

"Боже мой!
– обомлел я, очнувшись, как от удара.
– Куда же я потащил это хрупкое создание?! Что же я делаю?!"

–  Боже мой!
– воскликнул я вслух.
– Как же у меня хватило ума посадить вас в лодку! Вы просто околдовали меня своей отвагой! Ведь мы можем погибнуть оба! Но если погибнете вы, я буду обречен на вечную муку! Не будет мне прощения ни на земле, ни на небесах!

–  Успокойтесь, мессер!
– твердо сказала Фьямметта.
– И не преувеличивайте.

–  Еще не поздно, Фьямметта!
– встрепенулся я.
– Повернем! Я высажу вас на берег и благополучно успею туда и обратно.

–  Одного я вас больше не отпущу никуда, - по-королевски властно изрекла Фьямметта.
– Жизнь нужна мне только для того, чтобы видеть вас, мессер. Если вы хотите от меня отделаться, то бросьте меня в воду немедля.

Я схватился за голову, зарычал, подобно загнанному льву, и принялся учить Фьямметту, как следует обращаться с широким пехотным щитом и как укрываться им от падающих сверху стрел.