–  Вы узнали меня, брат?
– спросил я тамплиера, казавшегося древним седобородым богом войны, сошедшим на землю.

–  Узнал, мессир, - глухо ответил тот.
– Годы прошли.

–  Где комтур?
– с душевным трепетом вопросил я.

–  Там!
– указал тамплиер.
– Смотрите, мессир.

Я посмотрел и ужаснулся: корабль, на который указывал старый рыцарь, был весь, от носа до кормы, охвачен пламенем.

–  Благодарю вас, брат, - сказал я, но вместо прощания у меня вырвались горькие слова, - Зачем вы ввязались в эту грязную затею?! Вы здесь погибнете все!

–  Я знаю, мессир, - хладнокровно ответил рыцарь.
– За этим мы сюда и пришли.

–  Помоги вам Бог, - только и оставалось сказать мне.

–  Помоги Господь и вам, мессир, - отвечал один из последних настоящих тамплиеров, не поднимая меча и все еще честно дожидаясь, пока его благородный противник не оправится от гнусного и позорного удара. Помолитесь за всех нас.

–  Я помолюсь, - искренне пообещал я и ринулся обратно.

Прихватив с собой кривую саблю, я соскочил обратно в лодку и, напрягши все силы, вырвал топор из тела корабля.

–  Вы нашли своего брата, мессер?
– донесся из-под щита робкий голосок Фьямметты.

–  Нет, - отвечал я, - но теперь знаю, где он.

–  Я могу посмотреть?
– с облегчением спросила Фьямметта.

Несколько мгновений я колебался, но потом, скрипя сердце, позволил своей черепашке высунуть головку из панциря.

–  Милосердный Боже!
– в неописуемом ужасе воскликнула она, увидев посреди моря жаркий костер.
– Там же все горит!

–  Я надеюсь именно на милосердие Господне, - твердо сказал я и вновь повелел ей спрятаться под щитом.

Весла стали горячими - такую я задал им работу, да и ладони мои уже пылали, точно обожженные греческим огнем.

Я немного не успел достичь цели, когда черная лапа морского чудовища вдруг ухватилась за край лодки. Одним махом сабли я отсек эту лапу и услышал крик, захлебнувшийся спустя пару мгновений. И вдруг со всех сторон потянулись ко мне бородатые чудовища, сверкавшие глазами и скалившие пасти. Выглянув из-под щита, Фьямметта завизжала от ужаса.

Теми чудовищами были обожженные сельджуки, которые попрыгали с пылавшего корабля в воду. Я бросил весла и теперь размахивал саблей, с хрустом разрубая головы, ибо больше мне ничего не оставалось делать. Наконец их всех поглотила пучина, но, опасаясь мести изувеченных утопленников, я еще долго приглядывался к темной глади, поблескивавшей призрачными багровыми огоньками, отражениями губительных огней.

Когда я поднял голову, зарево, охватившее половину неба, поднималось над злосчастным кораблем.

Уцепившись топором за его бок, я на этот раз решил-таки поднять из укрытия Фьямметту.

–  Сударыня!
– грозно произнес я.
– Вот вам моя сабля. Если кто-нибудь, кроме меня и брата, полезет в лодку, лишайте его жизни без жалости. Иначе придется отдать свою собственную жизнь.

Я вложил рукоятку сабли в дрожавшие пальцы моей возлюбленной, сжал их и благословил коротким поцелуем.

Фьямметта не проронила ни слова, когда я снял с себя кольчугу, потом прыгнул с лодки, чтобы основательно намокнуть и остыть, а потом, уже без промедления, полез наверх, в огнедышащее пекло.

Оказавшись на корабле, я решил, что угодил прямо в преисподнюю на раскаленную жаровню с углями.

Посреди ослепляющего пламени возвышалась мачта, напомнившая мне позорный столб парижского эшафота.

"От одного медленного огня я спасся, чтобы по своей воле залезть в другой", - думал я, чувствуя, как, высохнув за один вздох моей груди, уже спекается с кожей холщовая одежда.

–  Эд! Брат мой Эд!
– крикнул я и с трудом вновь наполнил свою грудь обжигающим плоть эфиром.

И Господь проявил к нам, грешным, свою милость. Я услышал слабый отклик и, бросившись в ту сторону, увидел наконец комтура. Он сидел, бессильно вытянув ноги и привалившись спиною к борту корабля.

Мне показалось, что он ничуть не изменился за семь лет, даже седины не прибавилось в его роскошной, завитой по краям бороде.

–  Брат мой Эд!
– в несказанной радости воскликнул я, подскакивая к нему и невольно пытаясь загородить его от огня.

–  Это вы, мессир!
– со слабой улыбкой проговорил комтур, не выказывая никакого удивления.
– Хороший сон.

Мой брат Эд был ранен. Левое плечо и шея у него так и светились алой охрой.

–  Не зовите меня мессиром!
– потребовал я.
– Мы - кровные братья. Я узнал, что мы одного рода.

Взгляд комтура просветлел.

–  Хорошая новость, - более живым голосом произнес он и присмотрелся ко мне.
– Вы сильно изменились, мес... брат мой.

Губы его плотно сжались, и он решил подняться на ноги. Доски за его лопатками оказались все в потеках крови. Бросившись помогать брату с правой стороны, я заглянул ему на спину. Удар кинжалом явно был нанесен самым предательским образом: сзади, в шею. Но острие прошло мимо позвонков и, по счастью, не рассекло жизненных жил.