Маленький сын Хуршаха, последнего повелителя Аламута, сдавшегося монголам, был отдан в гарем и обучен на вышивальщика. Из него вырос юноша, похожий на девушку, с прекрасными чертами лица и трепетным сердцем. Привезенный в столицу Рума, он стал любимым другом владыки всех прочих румских сердец, мудреца и мастера калама Джелаладдина Руми. Потом прекрасного вышивальщика и наследного повелителя всех ассасинских кинжалов выкрали оставшиеся фидаины и, когда он отказался от власти, убили и бросили в колодец.

Но если румские султаны были готовы теперь отмахнуться от прошлых тревог, то мудрые суфии хорошо знали, что чума, собравшая свою страшную жатву и ушедшая в чужую страну, имеет обыкновение в скором времени возвращаться обратно, чтобы подобрать потерянные по дороге колосья.

Когда времена изменились, капелла, основанная графом Робером де Ту, была переведена в саму Конью. Все было устроено так, что и по сию пору члены Верховного Капитула уверены, будто доблестные тамплиеры Рума - единственные рыцари, несущие тяжелую службу в окружении неверных, - заняты лишь насущными заботами о смиренных паломниках. Верховный Капитул закрывает глаза на то, что Конийская капелла является прямой наследницей мятежного духа Робера де Ту. Ведь в конце-концов мы тешим самолюбие нынешних предводителей Ордена: как-никак в самой Азии, на землях неверных, имеется сила, противостоящая эгейской империи иоаннитов.

Такова первая правда о тамплиерах Рума. Такова вторая правда, скрытая под железной крышкой первой правды. Такова, наконец, третья правда, хранимая в хрустальном сосуде второй.

Ровный огонь свечи внимал вместе со мной тихому рассказу Эда де Морея и затрепетал, когда рыцарь Эд заключил последнюю правду об Ордене тамплиеров в хрустальный сосуд. Я догадался, что огонь был потревожен моим глубоким вздохом.

–  Мне дышится уже намного легче, брат Эд, - признался я.
– Прояснилось многое. Но не все.

Рыцарь Эд тоже бросил короткий взгляд на свечу, восковой столбик которой сделался ниже еще на одну нарезку.

–  Кто же знает все?
– безнадежно вздохнул он.

–  То-то и любопытно, что кто-то может знать, судя по всей этой кажущейся неразберихе, - заметил я. Рыцарь Эд тревожно промолчал в ответ.

–  Из вашего рассказа, брат Эд, следует, что местные ассасины давно выродились, и теперь опасны те, что засели в замках Франции. Не так ли?

Рыцарь Эд пошевелил бровями и неуверенно кивнул:

–  Отчасти так.

–  Однако, - в свою очередь вздохнул я, - весь опыт моей нынешней, довольно краткой жизни убеждает меня в обратном: весь Рум так и кишит ассасинами, да еще какими! Будто бы сам шайтан рассыпался на целое воинство хитрых колдунов, умелых душителей и искусных метателей железных звезд. Что скажете, брат Эд?

–  Что я скажу?
– Тут рыцарь Эд оживился и расправил плечи.
– Я скажу, что Посланник пришел. Я скажу, что это верная примета: чума вот-вот вспыхнет с новой силой. Я скажу, что змеи долго спали. Теперь их пригрело адским огнем, и клубок зашевелился вновь. Я скажу, что истинным рыцарям Храма тоже пора сбросить дрему и точить мечи.

–  Не могу поверить, что недавно на дворцовую площадь Коньи выезжала дремлющая армия тамплиеров, - заметил я.

–  Нужны поводы для учений, - улыбнулся рыцарь Эд.

–  Нужны, - согласился я.
– Вот мне и любопытно, какими судьбами вас самих-то, брат Эд, занесло из Франции в эти забытые Богом места?

–  Эти места отнюдь не забыты Богом, - со всей серьезностью поправил меня брат Эд.

–  Верно, - поддержал я его.
– Сравнение неуместно.

–  История довольно долгая, - с некой душевной тяжестью или же усталостью медленно проговорил рыцарь Эд.
– Во многом я обязан необыкновенной судьбе своего отца. Боюсь, так нам не хватит одной свечи, а воск здесь стоит недешево. Зажигать же сальную не годится для встречи с вами, мессир.

Наши кувшины были давно опорожнены, но вино было разбавлено водой по-гречески, и в голове стоял только легкий и приятный шум, подобный голосу реки, не заглушавшему важных мыслей.

–  Вы правы, брат Эд, - сказал я, не оставляя намерения подобраться к кое-каким загадкам с другой стороны.
– Еще одну, третью, необыкновенную историю нам в одну ночь не втиснуть, как трех баранов в один, пусть даже большой мешок. Увы, пока что я бессилен похвалиться своими предками. К великому своему стыду и страху, ничего не могу сказать даже о своем отце. А как граф Робер де Ту назвал своего сына от сельджукской принцессы?

–  Гюго, - был ответ.

–  В честь основателя Ордена Рыцарей Храма?
– спросил я, почувствовав в душе некое внезапное воодушевление.

–  По всей вероятности, так, - кивнул рыцарь Эд.

–  Вот самое великое оправдание и объяснение всех поступков графа! едва не в полный голос воскликнул я.

–  Да, мессир!
– поддержал меня рыцарь Эд, и глаза его засветились едва ли не ярче озарявшей нас свечи.
– Это имя тоже некогда помогло мне сделать правильный выбор.

–  А как окончил свои дни Гуго де Ту?
– открыл я дверь для следующего вопроса.