— Патрульная машина будет регулярно осуществлять… — любил слово «осуществлять» лейтенант Сережа Бугров, — проверку обстановки вокруг вашей дачи.

— Регулярно осуществлять проверку — это разок-другой прокатиться на «газоне» по нашему переулку? — доставал милицию зануда бизнесмен.

— Да нечего вам опасаться, Михаил Семенович! — добродушно заверил лейтенант Бугров. — Никто сюда не сунется. Через дом от вас Смирнов живет.

— А через дорогу — Иванов, Петров, Сидоров, — желчно добавил Кобрин.

— Смирнов — это такой здоровенный дед, который летом все на велосипеде катается? — сверху спросила Дарья. Она слушала Мишанины стоны, опершись о перила балюстрады второго этажа. — Мы с ним регулярно здороваемся.

Дарья — та, что на компакт-диске — приступила к следующему, не менее знаменитому хиту под странным названием "Парад теней" — о том, что тени прошлого живей и человечней, чем реальные люди настоящего.

— И этот дед спасет тебя от киллеров, бандитов, а также от комаров и мух, — прорываясь сквозь песню, прокричал ей Михаил Семенович. И милиционерам: — Все ясно — спасение утопающих есть дело рук самих утопающих. Мы вас больше не задерживаем, блюстители законности и порядка.

Но милиционеры не торопились. Они, задрав головы, выжидательно смотрели на Дарью.

Она шаловливой девчушкой скатилась с лестницы, вручила фотографии, поинтересовалась:

— Ничего не перепутала?

Они, как по команде, заглянули за спины фоткам, и младший лейтенант Васильев за всех ответил, хваля внимательную певицу:

— Память у вас просто замечательная, Дарья Васильевна. — И под влиянием только что прозвучавшей песни добавил: — Все путем. Спасибо и до свидания, Дарья Васильевна.

— Спасибо и до свиданья, — повторил за ним лейтенант Бугров.

— Спасибо и до свиданья, — эхом вслед за начальством откликнулся сержант Минаев.

Милиционеры ушли. "Парад теней, парад теней, парад теней родных и близких", — допела песню Дарья с компакт-диска и умолкла. Видимо, Берта Григорьевна выключила музыкальный центр. Михаил Семенович так и понял, потому что заорал ужасным голосом:

— Берта!

Беззаветная поклонница таланта, компаньонка и домоправительница Дарьи Берта Григорьевна достойно и не спеша спустилась по лестнице не на хамский крик, а по служебной необходимости. Сообщила хозяйке дома:

— В столовой давно уже все готово, Дашенька.

— Берта, — на этот раз тихо, но угрожающе позвал Кобрин.

— Что может быть хуже выпившего еврея? — сама у себя спросила Берта Григорьевна и сама же ответила: — Только выпившая еврейка.

— Так давай же надеремся с тобой вдвоем, Берта! — взревел Михаил Семенович и вдруг зашептал: — Водка есть?

— У нас все есть, — гордо ответила Берта.

— Сейчас же Славику налей. Он в трезвости наверняка от страха в штаны наделал.

— Тогда ему душ надо принять, а не стакан водки, — резонно возразила Берта.

— Душ он уже принял, — сообщил Михаил Семенович и позвал: — Славик!

Комната для гостей, соответствующих рангу шофера Славика, находилась на первом этаже впритык к прихожей. Оттуда Славик и явился.

— Слушаю вас, Михаил Семенович.

— С нами посидишь или у себя водки выпьешь и спать? — спросил босс так, что Славику ничего не оставалось, как ответить:

— Лучше у себя. Больно спать хочется.

— Ну, как хочешь. Берта, распорядись.

— По какому праву вы здесь командуете, Михаил Семенович? — раздувая ноздри греческого своего носа, спросила Берта Григорьевна.

— Не командую — прошу. Просто голос у меня такой, — примирительно объяснил Кобрин и для большей убедительности погладил Берту по заду. Она демонстративно отвела его дерзкую ручонку и пошла выполнять просьбу.

В столовой долго не задержались: издергались, нанервничались, смертельно устали. Поклевали по малости (пить вообще больше не хотелось) и разбрелись по своим комнатам.

Константин смотрел в окно — не спалось. Слабый свет от подъездного фонаря обнаруживал у его окна черные, будто изломанные страхом переплетения подвижных ветвей — был ветер. Он в который раз поменял бок. Перевернулся, еле звеня пружинами неширокой гостевой кровати.

Скрипнула дверь, и невидимая Даша спросила:

— Можно к тебе?

— Входи, — разрешил он и включил ночник.

В ночной рубашке, в накинутом на плечи цыганистом платке, Даше стояла на пороге и заплетала косичку из своих не особо длинных волос. Сообщила в полумрак (ночник освещал только Костины руки на белой простыне):

— Не спится.

— Ага, — согласился он.

Она присела на край кровати доплетать косичку. Он закинул руки за голову и откинулся на подушки. Она доплела косичку, послюнила пальцы, туго закрутила ее хвостик, чтобы косичка не расплеталась, и спросила грустно и протяжно: