Константин левой рукой за плечо развернул голосистого, а правой на полную силу врезал ему в челюсть. Журналист, отлетев от машины, упал. Поднявшись, осторожно пощупал свою больную челюсть и, с трудом раскрывая рот, пообещал Константину, который уже устраивался рядом с Дашей:

— Я еще припомню тебе это, футболист!

А из-за угла громадного багажного склада уже высыпало неизвестно кем проинформированное основное журналистское стадо. С микрофонами, с портативными магнитофонами, диктофонами, кинокамерами, видеокамерами…

— Гони! — в ужасе завопил Михаил Семенович, стремительно рухнув на переднее сиденье. Водитель рванул с места и, не церемонясь, проложил путь сквозь шалую толпу.

Когда выехали уже на Киевское шоссе, первым заговорил Михаил Семенович.

— Со всеми разберусь, — совсем тихо пообещал он и обернулся к заднему сиденью. — Много о вас наслышан, Константин, но вот увиделись мы в первый раз. Теперь будем знакомы по-настоящему.

— А ведь мы с тобой давным-давно знакомы, Мишаня, — элегически вспомнил Константин. — И ой как по-настоящему.

— Не припоминаю… — растерянно промямлил продюсер.

— Неужто все забыл? Мы еще в юношеской сборной тебе из-за бугра шмотки на продажу привозили. А ты фарцевал.

— Вот ведь память! — восхитился Михаил Семенович. — Сколько лет прошло-то? Пятнадцать? Шестнадцать? Правильно поет Градский, "как молоды мы были"!

"Линкольн" свернул с Ломоносовского к элитному трехэтажному поселку за красивой оградой, в котором один из коттеджей, рассчитанный на три семьи, принадлежал единолично Михаилу Семеновичу Кобрину. Как говорят французы, ноблес оближе.

"Линкольн" поспешно нырнул в гараж, и Константин с Дарьей, ведомые энергичным Кобриным, внутренней лесенкой поднялись в апартаменты. Остановившись посреди холла, Дарья вдруг призналась себе и всем:

— Я будто вся дерьмом измазанная.

— Минутку обожди, потом я тебя в ванную отведу, — сострил Кобрин. — А сейчас я, братцы вы мои, повиниться хочу. Я кинул вам подлянку, но крайне всем нам необходимую. — И замолк, виновато переводя жуликоватый взор с Константина на Дарью.

— До конца говори, — устало приказала Дарья.

— В зале нас ждут два корреспондента из очень влиятельных газет и съемочная группа одной очень могущественной телекомпании.

— Подонок ты, Миша, — бесповоротно заключила Даша, а Константин добавил:

— А еще удивлялся, откуда шпана эта про наш прилет узнала!

— Даю слово, не эти проболтались! — заверил Миша.

— Веди в ванную! — распорядилась Даша.

— А ты с ними разговаривать будешь?

— Разговоры разговаривать не собираюсь, а на ненахальные вопросы отвечу, — сдалась Дарья. Очень ей хотелось в теплую чистую воду.

Михаил Семенович увел Дарью, а Константин, демонстративно сбросив легкую верхнюю куртку на пол, устроился в неохватном белоснежном кожаном кресле. Откинул голову на ласковую мягкость спинки в надежде расслабиться. Но ртутно подвижный Кобрин быстро возвратился, примостился на подлокотнике того же кресла и, глядя сверху на откинутое Константиново лицо, требовательно заявил:

— Давай, Константин, думать о том, что она им скажет.

— Сначала надо подумать о том, что они могут спросить, — резонно возразил Константин.

Михаил Семенович съехал с подлокотника, кряхтя, нагнулся, подобрал с пола куртку бесцеремонного гостя, бросил ее на соседнее кресло и, засунув руки в карманы брюк, задумался. Его размышления нарушил Артем, явившийся с двумя Дарьиными чемоданами. Сумку Константина он, видимо, оставил в машине — невелика персона, сам за ней сбегает. Не выпуская чемоданы из рук, Артем коротко спросил:

— Куда?

— Поставь у двери ванной на втором. Там Дарья моется. И крикни ей в дверь погромче, что, мол, вещи ее принес. Пусть переоденется.

— Ага, — немногословный Артем уверенно двинулся к нужным дверям. Проследив за ним взглядом, Михаил Семенович обернулся к Константину:

— Сделаем, Костя, так. Начинаешь ты…

— Я для "Футбольного обозрения", и только. Уволь, Мишаня, — перебил Константин и для подтверждения окончательности своего решения выкарабкался из кресла. Михаил Семенович тут же подскочил к нему, обнял за плечи и, глядя в нестерпимо яркое окно, принялся увлеченно рисовать видевшуюся ему картинку:

— Представь: ты, от переживаний и легкого стеснения слегка прикрыв глаза ладонью, на всю Россию рассказываешь о том, как Дарья впервые услышала о преступлении и увидела на экране убийство несчастной самозванки. За сотни километров на стадионе раздается смертельный выстрел, а здесь, в санаторном номере, великая певица, как подкошенная этим выстрелом, без чувств падает на ковер. А? — В восторге и изумлении от собственной фантазии Михаил Семенович гордо глянул на Константина.