Шрифт:
— Признаю себя виновным, — согласился он с улыбкой. Однако улыбка исчезла, когда, возвращаясь к разговору с братом в ту субботу, он пояснил: — К тому моменту, когда мы с Эшем отправились якобы осмотреть дом, я знал только одно: если Эш тоже любит тебя, на этот раз я ничем не смогу ему помочь.
— Эш не любит меня, — тихо вставила Жермена.
— Я понял это, как только он рассказал мне правду о своем поведении. А до того я не имел представления, что он поддался чарам твоей сестры и одновременно ходил с тобой на свидания.
— Разве я не говорила?
— Нет, не говорила, — мягко произнес Лукас. — Не могу представить, чтобы ты поливала грязью либо Эдвину, либо Эша. Но моя злость на него улеглась, потому что, если он так обошелся с тобой, то значит, не любил тебя всей душой и сердцем, как я.
— Ах, Лукас! — прошептала Жермена и получила в ответ необыкновенно нежный поцелуй.
— Итак, установив, что Эш питает к тебе дружеские чувства, я получил его благословение рассказать тебе о моей любви и…
— Ты сказал Эшу, что любишь меня? — с удивлением спросила Жермена.
Лукас кивнул.
— Он сам догадался, поскольку у меня не было никакой необходимости уединяться с тобой в кабинете. — Он помолчал, потом признался: — Эш желает мне добра. Ты больше не обижаешься на него?
— Нет, — просто ответила Жермена. — Он прекрасно проявил себя сегодня, когда помог мне. И, — добавила она, подумав, — потихоньку от меня позвонил тебе, чтобы сообщить, что происходит.
Они оба улыбнулись. Улыбнулись и поцеловались, крепко прижимаясь друг к другу. Как будто не желая, чтобы кто-нибудь снова встал между ними.
— Не представляешь, какое облегчение испытываешь, когда тебя покидает эта дьявольская ревность, — признался Лукас и запечатлел восхитительный поцелуй в уголке ее рта.
— У меня тоже были моменты ревности, — призналась движимая честностью Жермена.
— Правда? — с восторгом спросил он.
— Не стоит так радоваться, — рассмеялась она. Беверли Маршалл, помнишь? Я думала, что Беверли — это женщина.
— И ты заревновала? Еще тогда? — засомневался Лукас.
— Тогда я это так еще не называла, — заметила она. — Но я подумала, что ты пошел куда-то с женщиной по имени Беверли, когда однажды вечером сидела в «Хайфилде», а тебя не было.
— Это было в субботу, — сразу же вспомнил Лукас. — Я поцеловал тебя и за все свои грехи почувствовал некоторую растерянность. Мне это не понравилось — я всегда занимал главенствующее положение. Вот и решил, что мне нужно побыть какое-то время без тебя. — Жермена все еще смотрела на него с широко раскрытыми глазами, и тогда он подтолкнул ее: — Но расскажи мне что-нибудь еще.
— Хочешь знать, к кому я еще ревновала, кроме Беверли? К Эдвине, конечно, — призналась она.
Его лицо стало серьезным.
— Она никогда ни в малейшей степени не интересовала меня, — мрачно заверил он ее.
— Теперь я знаю, — быстро сказал Жермена — Просто, когда ты позвонил ей из Швеции…
— Я не ей звонил, а Эшу, — перебил ее Лукас. — Эдвина просто подошла к телефону.
Жермена удивилась, почему она не дошла до этого сама. Эдвина и в прошлом была виртуозом по части намеков, уловок и откровенной лжи.
— Прости, — извинилась Жермена. — Ты можешь подумать, что мне надо было… — Жермена осеклась. Но если раньше она промолчала бы, блюдя верность сестре, то вдруг поняла, что теперь Лукас — самый важный человек в ее жизни, и поэтому она не желает, чтобы прошлые обиды, нанесенные Эдвиной, встали между ней и человеком, которого она любила. — Я была…
— Кем ты была, милая? — помогал ей Лукас.
— В основном, дурой, — признала она. — Я ужасно разнервничалась, потому что в ту пятницу, когда ты вернулся из Швеции, ты поцеловал меня, а потом помчался к Эдвине, поскольку она гостила в твоем доме. Даже несмотря на то, что было поздно, когда ты приехал в «Хайфилд»…
— То все равно бы обнаружил, что Эдвина поджидает меня. Да, все так и было. Прости, родная, я знаю, что она твоя сестра, но я хочу жениться на тебе и не желаю, чтобы ты огорчалась… — Лукас замолчал, увидев потрясенное лицо Жермены. — Что? — встревоженно спросил он.
— Знаешь ли ты, что сказал?
— Объясняя, что был любезен с Эдвиной, потому что она — твоя сестра? Извини, но я за версту вижу стяжателя. Пусть больше ничто не омрачает то, что у нас есть. Хочу, чтобы ты знала, как все было. Как я умирал от желания видеть тебя. Как жаждал позвонить тебе, когда был в отъезде в последний раз, и обнаружил, что моя самонадеянность получила большую встряску. Я боялся звонить, опасаясь, что разговор пройдет плохо и я буду еще больше умирать от любви вдали от дома.