Он снова сжал ее плечо.

— Никки, если ты тоже его любишь, прошу тебя сделать это. Пожалуйста, только ты одна можешь еще раз исцелить его.

— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас, — бормотала Кэлен. — В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение.

Она стояла на коленях, согнув спину, касаясь лбом пола, снова и снова повторяя слова посвящения.

— Магистр Рал ведет нас, — произносила Кэлен в унисон с другими; хор множества голосов эхом отражался от мраморных стен. — Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.

В каком-то смысле, было даже приятно повторять эти слова. Они наполняли ее разум, заполняли жуткую пустоту внутри. Произнося их, она не чувствовала себя такой одинокой.

Такой потерянной.

— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.

Смысл сказанного наполнял ее, и это было приятно: безопасная, благополучная жизнь, где правят знания и мудрость. Ей нравился этот образ. Но подобные идеи казались неосуществимой утопией.

Ее спутницы спешили, но, заметив, наблюдающих за ними солдат, решили пойти со всеми остальными. Люди собирались на небольшой площадке под открытым небом. В центре площадки на белом песке, расчерченном концентрическими кругами, лежал темный испещренный рытвинами камень. На вершине камня был установлен колокол. Именно он прозвонил тогда, собирая людей вместе.

Колонны поддерживали арки по всем четырем сторонам открытой крыши. На вымощенном плиткой полу, повсюду вокруг Кэлен, стояли на коленях люди, касаясь лбами пола. И как один, в унисон, повторяли посвящение Лорду Ралу.

Почти перед окончанием очередного повторения, дважды прозвенел колокол на вершине выветренного камня. Голоса вокруг Кэлен затихли, в последний раз произнеся «…Вся наша жизнь принадлежит тебе…».

Во внезапно наступившей тишине люди начали подниматься на ноги. Многие из них потягивались и зевали. Они принялись беседовать продолжая прерванные разговоры, возвращаясь к своим делам, которые оставили при звуках колокола, созывающего на посвящение.

Подчиняясь приказу, Кэлен направилась прочь с площадки. Они прошли мимо множества статуй и разветвлений, прежде чем попали в просторный зал. Остальные трое остановились. Кэлен тоже встала, молча ожидая и разглядывая людей, которые проходили мимо.

Долгий поспешный подъем по бесчисленным лестницам лишил ее последних сил. Она хотела бы присесть, но знала, что лучше даже и не заикаться об этом. Сестер не беспокоило, насколько она измучена. Хуже того, из-за непредвиденной задержки на посвящение они стали еще более нервными и раздражительными. Им не понравится, если она попросит разрешения сесть.

Они были в таком настроении, что Кэлен стоило лишь произнести слово, чтобы Сестры снова без колебаний избили ее. Вряд ли они станут делать это здесь, когда вокруг так много народу, но позже обязательно накажут. Она тихонько стояла, стараясь быть незаметной и не навлекать на себя их гнев.

Она подумала, что, стоя на коленях, достаточно отдохнула; это все, на что она могла надеяться.

Мимо, наблюдая за всем вокруг, проходили патрульные в красивых доспехах, вооруженные множеством разнообразного оружия, начищенного до блеска. И каждый раз, проходя мимо парами или группами, они внимательно вглядывались в трех женщин, стоящих рядом с Кэлен. Когда это случалось, Сестры принимались разглядывать статуи или роскошные гобелены. А один раз чтобы избежать внимания проходящего патруля, они столпились вокруг большой статуи женщины, держащей охапку пшеницы в руках, притворяясь, что даже не замечают солдат. Они улыбались, негромко переговариваясь между собой, будто наслаждались дискуссией о достоинствах скульптуры, пока солдаты не ушли.

— Почему бы вам двоим не присесть на ту скамью, — прорычала Сестра Улиция. — Вы выглядите, как кошки перед сворой собак.

Сестры Тови и Цецилия, обе пожилые, огляделись и заметили в нескольких шагах от них скамью, стоящую как раз напротив белой мраморной стены. Они уселись рядышком, подобрав платья. Тови, самая тучная из них, казалась очень уставшей. От долгого стояния на коленях, с опущенной к полу головой ее морщинистое лицо покраснело, как свекла. Цецилия, аккуратная, как всегда, чтобы не тратить время даром, стала приводить в порядок свои седые волосы.

Кэлен не отрываясь смотрела на скамейку, надеясь, что и ей выпадет шанс присесть.

— Не ты, — отрывисто бросила Сестра Улиция. — Тебя никто не замечает. Стой здесь. Так мне будет проще следить за тобой. Она предупреждающе приподняла бровь.

— Да, Сестра Улиция, — сказала Кэлен.

Сестра Улиция всегда требовала ответа, когда говорила с кем-нибудь.

Кэлен тяжело дался этот урок, и она ответила бы скорее, если бы не потеряла интерес к разговору, когда узнала, что приказ сесть ее не касается. Она напомнила себе, что как бы она ни устала, все равно необходимо быть внимательной, иначе ее побьют сейчас и накажут еще сильнее потом.