Шрифт:
Лазарь с улыбкой выпустил ее руки.
– Должен признать, для мачехи у госпожи Лежанвье материнский инстинкт развит чрезвычайно. Как я ни тщился убедить ее, что в отношении Жоэллы имею самые честные намерения, она так и норовила выцарапать мне глаза.
Адвокат с трудом перевел дыхание и сделал шаг вперед, помахивая фонарем.
– Мне следовало бы набить вам физиономию.
Лазарь щелчком отбросил сигару в сторону, не дав себе труда ее затушить.
– Попробуйте, дорогой мэтр! А мне казалось, что на этот счет мы с вами пришли к согласию... Или я ошибаюсь?
Диана взирала на обоих с недоумением. Подойдя к мужу, она прижалась к его плечу.
– Дорогой, я не понимаю! Как вы можете сносить такое?.. Вы спасли этого человека, а он вас ни в грош не ставит?
– Ошибаетесь, моя дорогая!
– возразил Лазарь.
– К вашему супругу я испытываю горячую признательность.
– Тогда... в чем же дело, дорогой?..
– Мне очень жаль, что я его защищал, - помимо воли признался Лежанвье.
На миг Диана оторопела, потом набросилась на мужа с расспросами:
– Почему?.. Вас же ничто не заставляло... Ведь он невиновен, разве нет?
– В том-то и дело! Раньше я считал, что он невиновен. Но теперь...
– Что теперь?.. Лежанвье промолчал.
– Что теперь?
– усмехнулся Лазарь.
– Мэтр Лежанвье проникнут сознанием собственной невиновности... Подходящее словечко, - добавил он саркастическим тоном.
– Но я держу его вот так!
– Он растопырил пальцы и сжал их в кулак.
– Как держал только что вас, моя дорогая!
Лежа в одинаковых кроватях, Лежанвье и Диана никак не могли уснуть.
Адвокат ожидал, что жена засыплет его вопросами, но она хранила молчание.
"Я люблю вас, дорогой, но я восхищаюсь и великим Лежанвье... Если бы я перестала восхищаться одним, то, вероятно, разлюбила бы и другого..."
– Диана!
– Да, Вернер?
– Теперь вы знаете все. Почему Лазарь спит под нашей крышей, почему я не могу его прогнать? Этот человек - преступник. Я имел глупость поверить в его порядочность. Сегодня он грозился, если я не выполню его требований,,заявить, что он, дескать, собирался сделать чистосердечное признание, а я его отговорил. Общественность охотно поверит подобному "раскаянию", а это будет означать крах моей карьеры и - только не надо возражать - неизбежно отвратит вас от меня.
– Пожалуй, да...
– задумчиво протянула Диана.
– И что же теперь делать?
– Спать, дорогой. До утра выкинуть все из головы. А потом сражаться. Правда на вашей стороне.
– Как именно сражаться?
– Дайте мне время пораскинуть мозгами.
– Если случится так, что я вас потеряю...
– Вы меня еще не потеряли.
Лежанвье дождался, чтобы Диана уснула. Потом он на цыпочках спустился на первый этаж, зажег свет в "кабинете" и принялся листать страницы красной тетради, испещренные цитатами и адресами, и часам к двум заснул над перечнем ядов, производных от бензина...
Уже много лет назад он раз и навсегда решил: если ему когда-нибудь и придется совершить преступление, он не попадется ни в какую ловушку и отчитываться будет только перед собственной совестью.
Отныне же совесть его спокойна...
ГЛАВА VIII
– Вас к телефону, мсье... Из вашей парижской конторы. Выдернув из розетки шнур электробритвы, Лежанвье со вздохом поплелся за Сабиной.
Звонили действительно из конторы. А именно, мэтр Сильвия Лепаж - дело Барбедьенна оказалось для нее чересчур крепким орешком. И еще: как мэтр Лежанвье чувствует себя сегодня? На пользу ли ему загородный отдых?
Побывав в ванной, адвокат вернулся в спальню, где Диана была поглощена тем, что втирала пальцами в кожу лица тонизирующий крем.
– Дорогой, скажите: сегодня дела не призывают вас в кабинет? сдавленным голосом, стараясь не шевелить губами, спросила Диана.
– Да нет... Все идет своим чередом.
– Вы не считаете, что вам не мешало бы махнуть в Париж, свозить туда Жоэллу?
С электробритвой в руке Лежанвье удивленно обернулся, но лицо Дианы, занятой изгнанием ночных морщин, оставалось неподвижным.
– То есть... вы хотели бы остаться одна?
– Да, - твердо ответила Диана.
– С Тони.
Лежанвье был потрясен вдвойне. Во-первых, этим бестрепетным "да", а во-вторых, тем, что Диана назвала Лазаря "Тони".
– На что вы рассчитываете?
– скептически спросил он.
– Добиться, чтобы он устыдился своего недостойного поведения, отказался от своих матримониальных планов? Боюсь, это будет напрасный труд.
– Труд никогда не бывает напрасным, - отозвалась Диана, массируя веки.
– Может быть - я говорю: может быть, - мне удастся найти какие-нибудь чисто женские аргументы, к которым он окажется более восприимчив, чем к угрозам. Осталось же в нем что-то человеческое!