Шрифт:
– Миллион! Их - миллион!
– Ученые насчитывают на небе полтораста тысяч звезд, - уточнил Фима и опять спросил: - А как ты полагаешь, сколько на Земле видов насекомых? Я подчеркиваю: не особей, а видов!
Сказал так сказал! Разве был на улице еще такой мальчик, который бы мог сказать "подчеркиваю"! Еще мог бы, пожалуй, что-нибудь подчеркнуть в тетрадке и то, наверное, криво. Но сказать! Она так восхитилась, что чуть не забыла ответить. Потом спохватилась:
– Насекомых? Полтораста тысяч!
– Ошибаешься! Более двух миллионов на земле видов насекомых!
Так и сказал: "более"!
– А миллион больше, чем тысяча, да?
– уточнила для себя Нюня.
– Ты понимаешь, что такое вид?
– продолжал Фима.
– Тараканы - это вид. И муравьи - это вид. И комары - вид. И клопы. И пчелы. И осы. Более двух миллионов только видов! А сколько особей еще в каждом виде! По сравнению с насекомыми звезды - это так, горсточка. Во всяком случае, видимые.
Больше Нюня на небо смотреть не стала, а принялась думать о насекомых. А потом оказалось, что она уже не о насекомых думает, а о том, что, наверное, ни за что не успеть человеку за жизнь обо всем подумать: и того тысячи, и того миллионы, а голова-то у человека одна.
– А как ты полагаешь, - снова умно спросил Фима, - имеет значение у насекомых каждая особь? Ну, каждое насекомое?
Нюня представила, что ее укусил комар, так ярко представила, что у нее тут же зачесалась нога, почесала ногу и ответила убежденно:
– Имеет.
– Нет. Не больше, чем клетка в твоем теле! А теперь скажи, сколько времени существуют насекомые и сколько человек?
– Фимочка, а есть такое насекомое - оно живет один день. А человек до самой старости!
– Я говорю о жизни вида и класса, а не о жизни особи, - сказал Фима сурово.
– Так вот, двести миллионов лет существуют насекомые, а человечество в сто, а то и в двести раз меньше.
– Ой, Фимочка!
– с послушным восхищением сказала Нюня, а Фима продолжал:
– На что уж промышленность! И, однако же, вес только одной стаи саранчи, перелетевшей через Красное море в начале нашего века, больше веса всех цветных металлов, которые за всю свою историю выплавило человечество!
– Фимочка! Если они такие, ну, миллионные, как же ты ими командуешь? Они вон какие, сам говоришь, а тебя слушают!
– Это разве слушают?!
– вздохнул Фима.
– Ты как волшебник, - сказала подхалимно Нюня.
– Познавать надо, - задумчиво откликнулся Фима.
– По-зна-вать! Вот тогда ого-го!
– можно сильнее любого волшебника стать!
– Разве их всех узнаешь, - вздохнула в свою очередь Нюня, - их вон сколько... миллионов, даже обо всех миллионах не успеешь подумать!
– Эх, Нюня-манюня, - сказал Фима.
– Считать надо уметь! Звезд - сто пятьдесят тысяч на небе, так? Насекомых сколько? Два миллиона видов. А в каждой - подчеркиваю: в каждой!
– голове до шестнадцати миллиардов нейронов сообразительных клеток. Да ведь и не каждую же звезду или насекомое нужно знать! Да и не каждая же голова все-все должна знать - ты вот, к примеру, еще ни о чем почти не думала...
– Я думала!
– У человечества вон сколько мозгов. Только плохо, когда люди забывают, что каждый должен думать!
Тут Нюня задала один вопрос - только один вопрос, только об одном невероятном происшествии из многих, которые видели за последнее время ее дочери-куклы, но Фима, вместо того чтобы ответить на вопрос, задумался, глядя прямо в лицо Нюне.
– Я знаю, - сказал он, - ты наблюдаешь за мной. Я сначала сердился на тебя, а теперь не сержусь. Я уважаю в людях любознательность. Может быть, ты станешь великой ученой или великой писательницей.
Нюня широко открыла глаза, а Фима продолжал:
– Есть даже такое выражение: "Он вырвал тайну у природы". Но человек имеет право на тайну. Во всяком случае, до тех пор, пока он не проверил все, что нужно. Я знаю, тебе известна очень важная часть моей тайны.
– Позавчера!..
– сказала Нюня и сжала и даже поджала губы, чтобы показать, что большего она не сказала бы и под пытками.
– Я знаю, ты не такая болтушка, как некоторые другие девчонки.
– Ой, Фимочка, да честное ленинское, честное пионерское, честное октябрятское...
– Дай просто честное слово. Если человек не умеет держать просто честного слова, то он и другого слова не выполнит.
– Да честное... честное-пречестное слово!
– И если ты узнаешь даже больше, я верю, ты и тогда не проболтаешься. Так нужно, Нюня!
Медленно и спокойно он стал слезать с дерева, и за ним, немножко торопясь, но все-таки стараясь не наступать на голову и руки, стала спускаться Нюня.
Вечером она собрала всех кукол вокруг себя.
– Что ты знаешь о Фиме?
– опрашивала она и, выслушав, говорила: - А теперь запомните - разведчик должен уметь держать просто честное слово! И вообще человек имеет право на тайну.