– Так нужно их изъять оттуда! – безапелляционно заявляет Птаха.

– Хорошо бы. Вопрос – как?!

– Сашенька, ты рассуждаешь ну, прямо как маленький. Взрослый дядя. Мог бы знать, что путь к сердцу мужчины, при умелом, естественно, обращении, лежит через постель. К его компьютеру и остальным частям тела, в общем-то тоже.

– Ты предлагаешь… – я отлично понимал, о чем говорила Птаха, но в этот момент мной овладело такое жгучее желание раскрошить этот самый компьютер о башку Тараса Горелова, что совладать с ним мне стоило огромного труда.

– Я говорю что-то не то? Разве такой способ не входил в обычную практику всех тайных служб с библейских времен и по сей день?

Уколоть меня сильнее Аня, пожалуй, не смогла бы при всем желании. Своими руками уложить в постель какому-то малохольному ублюдку свою любимую женщину, а Птаха была и оставалась ею, невзирая ни на что, для того, чтобы выкачать из этого недоноска информацию?! Да, черт возьми, ради чего бы то ни было!

– Саша. Эй, ты где? Спусти пар. Что за сцены из Отелло? Тоже мне, мавр венецианский выискался! Запомни, любимый мой, я не твоя и ни чья-либо другая. Я своя. Ты о частной собственности в школе проходил? Так вот. У меня частная собственность на свое тело. Это ясно? Запомни на всякий случай, чтобы впредь у нас не возникали разногласия по данному вопросу.

– Запомню.

– Ну вот и славно. А теперь, поскольку, как мы помним, я в деле, товарищ командир, я желаю идти добровольцем.

– Послушай, доброволец. Ты в деле. Это верно. Но уже так случилось, что я здесь главный. А поэтому – без команды не стрелять!

– Глазами? – насмешливо спрашивает Аня. – Сашенька, не глупи. Смотри сам. У вас есть три способа изъять искомую информацию. Похитить вашего секретоносителя. Это раз. Следующий вариант – изъять его компьютер. Или же, если он подключен к сети, влезть в него. Но насчет сети я, честно говоря, сильно сомневаюсь. Скорее все самое ценное содержится в сундучке типа «Notebook» за семью печатями. И если с первыми двумя вариантами у вас возникает ряд глобальных проблем, в моем случае их фактически нет.

– Ты так считаешь? Тогда внеси в свои расчеты, что от тебя до меня – один шаг и, при желании его можно довольно легко сделать. Во всяком случае, отбрасывать такую возможность никак нельзя.

– Это верно. А ты хочешь и рыбу съесть, и но не замочить? Ничего у тебя из этого не выйдет. На то ты и профессионал, чтобы все четко разработать и свести риск до минимума. Иначе никак, – с жаром заявляет она. Потом, чуть помолчав, улыбается. Да ты не бойся, Сашенька, все равно я люблю только тебя.

– Ладно – с трудом выдавливаю я, преодолевая неисчислимые муки совести, ревность… Бог весть чего, но чертовски неприятно. Обсудим. Сама, во всяком случае. Не суйся.

– Есть! – Птаха одаривает меня абсолютно мною незаслуженной улыбкой и подносит руку к голове жестом, напоминающее нечто среднее между пионерским салютом и изгнанием назойливой мухи – Не извольте сомневаться, Ваше высокоблагородие! Ладно, если у тебя ко мне больше никаких очередных вводных нет, то я, пожалуй, пойду. Обеденный перерыв скоро закончится, а мне ещё надо добраться до банка – это раз, и съесть что-нибудь по дороге – это два. Потому как есть очень хочется, и пока я тут жертвую собой ради общего дела и твоих, Сашенька, красивых глаз, время уходит безвозвратно. Пока, мой милый. Натали от меня привет и поздравления.

Поцелуй на прощанье и удаляющийся стук каблучков по асфальту. Ушла, растворилась в людском потоке, унеслась одним из бесчисленных течений Великого Шумного Океана, именуемого Москвой.

Я гляжу вслед, и который раз поражаюсь своей подружке. За пятнадцать лет оперативной деятельности мне пришлось иметь дело с десятками, если не с сотнями агентов, или, как у нас их изящно именовали, сторонников, во многих странах мира. Были среди них приверженцы разного рода бредовых идей – дрова в топке мировой революции; были откровенные продажные негодяи – и эти, пожалуй, приятнее всех; были отпетые авантюристы, берущиеся за дело из любви к риску; встречались скучающие денди, полагающие развеять предательством свой неутолимый сплин; но вся сия галерея моральных уродов, вся эта кунсткамера и паноптикум, к которым, в общем-то, принадлежал и я сам, каким-то непостижимым образом приобретала статус героев, освещенная вот такой вот щедрой жертвенностью любящей женщины. Чем я мог вознаградить её за это? Ничем. И тем более я никогда не смогу себе простить, если с ней что-то вдруг случится. Птаха, Птаха, задала ты мне задачку, нечего сказать! За все, тем более за все хорошее, приходится платить. И когда речь не идет о деньгах, сто раз следует подумать о цене…

Увлеченный этими грустными размышлениями, я уныло просматриваю принесенные материалы. Информация ценная и действительно очень дорогая, но расшифровывать её – не один день работы. Ничего, скинем Бирюкову. Он у нас спец по подобным шарадам и ребусам. Я бросаю взгляд на часы. Минутная стрелка неумолимо приближается к верхней отметке, напоминая о предстоящей встрече на Лубянке. Пожалуй, стоит на всякий случай перезвонить, уточнить, не произошло ли каких-либо изменений в наших планах, встреча – встречей, а полученную от Птахи документацию все равно следует скинуть в заранее для то оборудованное «дупло». Не тащится же с ними к их превосходительству? Можно, конечно, позвонить отсюда, из Управления, но, пожалуй, это неосмотрительно. К чему лишний раз светить маршрут своего движения. Звонок из Управления Внутренних Дел, сколько бы невинен он не был, неминуемо возбудит интерес с той стороны провода. Нужен ли нам такой интерес? Не нужен! А потому делаем отсюда ноги. Пожалуй, штаб Сухопутных войск для моего звонка – самое подходящее место. И вопросов поменьше, и от Лубянской площади рукой подать.

После пятой цифры телефон издает характерный, хотя и едва различимый обычным ухом щелчок, знаменующий, что абонент автоматически взят на прослушку. Впрочем, ничего другого и не ожидалось.

– Дежурный по управлению старший лейтенант Иваньков, – слышится в трубке суровый голос офицера связи. – Слушаю вас.

– Майор Александр Лукин к генерал-лейтенанту Банникову. Мне на сегодня назначено.

– Прошу вас минуту подождать.

Вместо ФСБшного баритона до меня доносится какая-то веселенькая музычка. Что-то вроде: трень-брень, тра-ля-ля, тра-та-та-та, тра-ля-ля.