– И он это знал. Вы с ним встречались на маяке. Артист зафиксировал эту встречу.

– А я и не делал из нее секрета. Теперь о деле. У наших противников будут портативные рации. У нас их не будет. Не потому, что мне жалко на это денег. Нет, каждый должен знать свои действия назубок. Рация отвлекает, все время подмывает получить указание или подтверждение руководства. А это секунды, за которые может решиться все дело. У нас нет этих секунд. У них тоже, но они об этом не знают. Не мне вам говорить, что успех операции определяется не в ее ходе, а в ее подготовке. Завтрашней операцией буду руководить я. И мы просто позорно провалим все дело, если хотя бы одно мое указание не будет выполнено.

– Я вас внимательно слушаю.

– Указаний немного. Собственно, всего два. Вы и ваши ребята из охраны Хомутова блокируют по мере возможности людей Егорова. Самого Егорова Артист. Не спорьте. Он достаточно опытен и главное - темный. А вас всех все знают. Один ваш фингал чего стоит!

– Кто блокирует Миню?
– задал я самый важный для меня вопрос.

– Никто.

– Но...

– Я повторяю и прошу отнестись к этому предельно серьезно. Миню не блокирует никто, у него будет полная свобода передвижения. Максимально полная, - повторил Столяров.

– Но он же пристрелит губернатора! Он затешется в первый ряд митингующих и выстрелит. Как раз тогда, когда Хомутов отойдет к перильцам покурить. Между ними будет не больше десяти метров. И ни единой души между ними. Наш единственный вариант - блокировать Миню и не дать ему выстрелить. Иначе Хомутову конец. Вы этого хотите?

– Если бы я этого хотел, меня давно бы уже здесь не было. Нет, Сережа, Хомутова не пристрелят. Это уже моя забота.

– Извините, Александр Иванович, вам пятьдесят с чем-то лет...

– Пятьдесят четыре.

– И вы рассчитываете противостоять двадцатипятилетнему чистильщику с подготовкой боевого пловца?

– Важен не возраст, Сережа. Важен опыт. И еще кое-что.

– Что?

– Не очень уверен, что вы поймете меня. Он пожал мне руку.

– До завтра. Ребят проинструктируйте самым тщательным образом. Повторяю: никакой самодеятельности. Ни малейшей. Я тоже буду на площади. Но мы, скорее всего, не увидимся. Когда все закончится, садитесь в свой "пассат" и приезжайте к маяку. Фиксировать ваши передвижения уже будет некому и незачем.

– Вы так уверены, что нам все удастся?
– спросил я.

Он усмехнулся:

– Знаете, Сережа, что нужно, чтобы достичь успеха?

– Ну, много чего...

– Да, много чего. Даже очень много. Но самое главное - верить в успех.

Он кивнул мне и скрылся в темноте мола. А я побрел к освещенному зданию пароходства мимо стоявших на рейде и у причалов судов, обозначенных клотиковыми огнями и чуть выгнутыми световыми линиями иллюминаторов. И только одно понимал: что мне этот человек прикажет, то я и сделаю. Без мига промедления. Сначала сделаю, а потом уж, если будет возможность, попрошу объяснений.

Потому что я ему верил.

Почему?

А чем, собственно, вера отличается от доверия? Тем, что в вере вопроса "почему" нет.

VI

Рано утром я проснулся от шквальных ударов дождя по просторным стеклам моего номера. Светало, еще не были погашены уличные фонари. Деревья и кусты внизу пригибались едва ли не к самой земле от порывов ветра. Мой номер на двенадцатом этаже "Вислы" напоминал капитанскую рубку судна, попавшего в восьмибалльный шторм.

Первым моим чувством было облегчение. При такой погоде не будет никакого митинга и, следовательно, ничего не будет. Но следующая мысль была неприятнее. Они все равно что-то предпримут. А до дня выборов оставалось слишком мало времени. И мы не могли рассчитывать, что сумеем проникнуть в их планы. Сейчас ситуация была острокритическая, но в общем понятная. А какая сложится в другом варианте?

Но мои опасения оказались напрасными. К полудню шквальные порывы шторма стихли, прекратился дождь, потом с Балтики потянуло довольно сильным, но ровным и даже не слишком холодным ветром. А к двум часам дня, когда начался митинг на площади Свободной России, вообще посветлело, словно бы вернулось ведро, об окончании которого так сожалел вчерашний милицейский сержант.

Должен признаться, что я недооценил гражданского энтузиазма демократически настроенных жителей города К. Людей было, конечно, не столько, как на митингах Антонюка, и вовсе уж не пятнадцать тысяч, как 7 ноября на площади Победы. Но человек триста-четыреста набралось, вся площадка вокруг трибуны была заполнена. И, как я вчера и вычислил, все жались к правой части трибуны, не желая подставляться ветру, тянувшему из прорана.

Появление губернатора Хомутова в окружении целой свиты приближенных встретили аплодисментами. По команде Эдуарда Чемоданова, руководившего, как я и предполагал, съемками, оператор снял проход губернатора по аллейке от подъезда бывшего обкома к трибуне, потом сделал несколько планов толпы, приветствующей своего избранника или кумира, не знаю уж, как лучше сказать. В кадр случайно попал и я, пришлось поулыбаться и поаплодировать, хотя мне было не до улыбок и тем более не до аплодисментов.

Все мои ребята были еще вчера поздним вечером соответствующим образом проинструктированы. С Мухой и Боцманом было вообще просто, я позвонил в пансионат "Европа", мы встретились и немного покатались по городу на их "хонде", которую я для них купил, проверив, естественно, на предмет "жучков" и прочих насекомых. Встретиться с Артистом было, понятное дело, сложнее. Но мы все же пересеклись в пригородной электричке и сумели спокойно поговорить.