Однако, оказавшись перед дверью, он встал перед выбором, на какую из многочисленных кнопок нажимать. Квартира Белева была восьмикомнатной, и теперь восемь кнопок с разными фамилиями на дощечках крепились с обеих сторон косяка. Поэтому Вольдемар опять решил постучать по двери своей тростью. Через полминуты на стук отозвались чьи-то тяжелые шаги. Послышались повороты ключа и в открывшемся дверном проеме появилась заспанная рожа мужика, одетого в рубаху без рукавов с большим вырезом на груди и цветастые хлопчатобумажные штаны, штанины которых были обрезаны едва ли не по самую задницу.

– Ты будешь дворецкий?
– осведомился Вольдемар.

– Дворецкий?
– задумчиво протянул мужик, - на третьем этаже живут Белецкие, а Дворецкие! Нет, с такой фамилией здесь никогда не жили. Может в соседнем подъезде?

– А барин твой кто?

– Барин? Ты что, мужик, охренел? Иди, проспись.

– Это ты охренел. Какой я тебе мужик?

– А кто ты, транссексуал что ли?

Пчелкин не знал, к какому классу относится чин транссексуала, но на всякий случай произнес:

– Я больше, чем транссексуал. Я - титулярный советник.

– Ну, раз советник, то иди, советуй в другом месте, а мне спать надо. Я после ночной смены, - сказал мужик и закрыл дверь перед носом Вольдемара.

Тут Вольдемар услышал, что на первом этаже хлопнула чья-то дверь, и решил вернуться вниз и вновь постучать в квартиру домовладелицы.

– Наверняка, - думал он, - там проживают наследники Эммы Францевны и уж они-то знают, у кого в доме есть еще телефон.

Но, едва он преодолел один лестничный пролет, как снова остолбенел. Прямо навстречу ему поднимался тот самый кот Граммофон, который был в подъезде еще вчера - в родном 1904 году. Оба соседа - кот и Вольдемар - на мгновение молча уставились друг на друга.

Первым молчание прервал Граммофон:

– Ба, Вольдемар Афанасьевич!
– проговорил он, с едва уловимым кошачьим акцентом, - какими судьбами?

Несколько мгновений Вольдемар стоял без движения не в силах вымолвить ни слова. Первой мыслью его было то, что он сошел с ума, а все, что он видит и слышит, это ему лишь кажется. Но, вдруг, неожиданно для самого себя, набравшись храбрости, рявкнул на Граммофона:

– А ты еще чего здесь делаешь, кошачья морда?

– Чего, чего? Живу я здесь, вот чего, - обиделся Граммофон.

– А почему разговариваешь?

– А что, котам уже и поговорить нельзя? Мы с вами нынче не при старом режиме. Теперь у нас социализм.

– Что? Ты хочешь сказать, что эсеры революцию сделали?

– Хуже - большевики.

– Это еще кто такие?

– Вы вообще, сюда из какого года попали-то?

– Из девятьсот четвертого.

– А большевики появились годом раньше - на втором съезде РСДРП. А в семнадцатом они сделали революцию. Эта партия теперь называется КПСС Коммунистическая Партия Советского Союза. Советский Союз - это так теперь наша страна называется.

– РСДРП? Слыхал. Это марксисты, да? Читал я одну брошюрку этого Маркса. И что, общность жен они не ввели?

– Нет пока.

– А мода нынче какая?

– Ну, многие женщины часто в брюках ходят.

– А мужчины, случайно, юбок не носят?

– Пока нет.

– Это хорошо, что юбку носить не надо.

– Почему, осмелюсь спросить?

– Ноги у меня, пардон, волосатые. А с государем-то что стало? перескочил Вольдемар на другую тему.

– Как что? Расстреляли его большевики. В восемнадцатом. Вскоре после той самой революции.

– А наследник? Государыня ведь в девятьсот четвертом со дня на день родить была должна.

– И его тоже. И царицу, и всех дочек.

– Чистые якобинцы. Те тоже своего короля казнили.

– Да что там цари, короли? Меня самого два раза чуть не сожрали. Один раз в восемнадцатом, а другой раз - в сорок втором, во время блокады. Я тогда жить поближе к Смольному перебирался. В Смольном теперь не институт, а горком партии - партии тех самых большевиков. Там люди во все времена сытые и на кошек не бросаются.

– А правит-то кто теперь? Небось, президент, как в Америке?

– Нет, генеральный секретарь ЦК КПСС.

– Да, уж. Язык сломаешь, пока выговоришь. Значит правда, что теперь всех людей любого звания мужиками кличут. Меня тут один мужиком уже успел обозвать и еще каким-то транссексотом или что-то в этом роде.

– Кем-кем?
– рассмеялся Граммофон, - Может, транссексуалом?

– А что это такое?

– Ну, как вам сказать? Человек, который хочет себе пол переменить. В Америке таким людям операцию делают.