– Ладно, слушайте, - сказал Граммофон и начал рассказ. Рассказывал он про Ленина и Сталина, Гитлера и другого Рузвельта, неизвестного Вольдемару, бывшего президентом целых двенадцать лет, Черчилля и Хрущева, Брежнева и Никсона, Горбачева и Рейгана. Все, что должно было произойти до 2004 года. Пока он рассказывал, путники двигались по коридорам. Вскоре они вышли к другой такой же норе и выбрались на поверхность.

Ни Граммофон, ни тем более Вольдемар не могли знать, что на самом деле происходило с обратной стороны кирпичной кладки. А происходило там следующее. Почти сутки в подвале пятиэтажного дома по Среднему проспекту Васильевского острова сидели три человека. Первый из них, одетый в поношенный светло-серый костюм, был уже довольно пожилым, но еще недостаточно пузатым человеком, цепкий колючий взгляд которого выдавал в нем опытного оперативника. Второй, несмотря на молодость лет и нахождение в пыльном подвале, был облачен в дорогой черный костюм, пиджак которого был напялен на черную же водолазку. Рожу этот персонаж имел наглую, пузо округлое, а характерная форма стрижки могла говорить о том, что, вероятнее всего, этот молодой человек входит в состав организованного преступного сообщества. Третьим же членом этой кампании был не кто иной, как облаченный в черные джинсы и желтую водолазку коллежский секретарь Никодим Фирсович Ротов, который еще вчера разговаривал при помощи карманных часов с невидимым собеседником. Нынче же цепочка брегета, прицепленная к джинсовой заклепке, тянулась в карман джинсов коллежского секретаря, в котором угадывался силуэт самого брегета.

– Толян, че ты здесь просто так сидишь, за пивом бы, что ли, сбегал, обратился "оперативник" к "бандюгану" и протянул ему вынутую из кармана брюк мятую сотенную купюру.

– Я тебе че, Колян, шестерка что ли?
– огрызнулся Толян.

– Сходите, Анатоль, прошу вас, и мне тоже возьмите, - произнес Ротов. При этом он отстранил руку Коляна и дал Толяну свежую пятисотку из своего кармана.

– Слушаюсь, Никодим Фирсович, - проговорил Толян и пулей вылетел из подвала.

– Вот видите, Николай, - продолжил Ротов, - с людьми надо повежливее.

– Да как можно вежливо разговаривать с этим рас..., рас...

– Вы, вероятно, хотели сказать разгильдяем?

– Вот именно, - согласился Колян.

– А знаете, откуда пошло слово "разгильдяй"? Так называли купцов, бывшей третьей гильдии. В 1863 третью гильдию упразднили и те купцы, которые не купили свидетельство второй гильдии стали официально мещанами, а неофициально - разгильдяями.

– Откуда вы, Никодим Фирсович, столько всего знаете? Прямо как будто жили в те времена.

– Нет, я родился позже - в семьдесят четвертом, - ответил Ротов, не уточнив, правда, в каком веке.
– Надеюсь, этот ферт догадается подняться на третий этаж, тамошнюю кладку проверить, - перевел Ротов разговор на другую тему.

– Как это вы его назвали?

– Фертом. Это буква "эф" по-старому.

– Тогда уж его лучше было называть другой буквой, которая за "эф" следом стоит.

– "Балтику" будете?
– прокричал на весь подвал вернувшийся Толян.

– Не откажусь, - ответил Ротов.

– Надеюсь не б/у, - прокомментировал Колян, принимая из рук Толяна приоткрытую бутылку с синей фольгой у горлышка.
– Наверху был?

– Был. Ни хрена. Даже штукатурка целая.

– А, может, он не закрыл, или ключи перепутал?
– предположил Колян.

– Тогда наша задача усложняется. Хорошо, если позже, тогда дождемся. А если раньше... В прошлое опять придется отправиться, хотя, говорят, Теория Относительности этого не позволяет, - криво улыбнувшись, подытожил Ротов.

Сказав это, коллежский секретарь вышел из подвала и, вынув брегет, набрал номер:

– Его нет, Глеб Иванович... Везде, где угодно, точнее, всегда, где угодно... Нет, ждать не имеет смысла... Я бы попробовал через подвал, но с этими уродами... Я понимаю, что нельзя рисковать посвященными... Хорошо, но тогда придется вскрывать кладку.

Захлопнув крышку брегета, Ротов вернулся в подвал:

– Достаньте-ка, Анатолий, из машины монтировку. Будете в своем костюмчике кладку вскрывать.

***

– Так, - произнес Вольдемар, обращаясь к Граммофону, - и куда ты меня завел?

– Точно пока не знаю, - ответил кот, - сейчас осмотримся и сообразим.

– Пока что я вижу все тот же подвал.

– Подвал с течением лет мало меняется. До революции здесь, правда, было чисто.

Пригибаясь под ржавыми трубами, Вольдемар, следуя за котом, выбрался из подвала. Двор был также замусорен, как и в восемьдесят шестом, а ворота в подворотне все также отсутствовали. Кот и Вольдемар направились к подворотне и через нее вышли на улицу.

На противоположном здании висел огромный красный плакат, призывающий претворить в жизнь исторические решения Тридцать Четвертого съезда КПСС. Напротив этого плаката на соседнем доме красовался еще один щит. На этом щите был изображен рабочий в каске сталевара, откинувший вверх руку с растопыренными пальцами, как будто он только что этой самой рукой метнул в противника боевую гранату. Надпись в верхней части этого плаката призывала достойно встретить столетнюю годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции. Об этой годовщине напоминал и соседствующий с первым плакатом световой короб, на котором сияли цифры 1917-2017. А из висящего на столбе громкоговорителя лилась звонкая песня: