Шрифт:
– Что, хозяин, - спросил я, - вы исправника боитесь?
– Кто ж его не боится, - отвечал старик.
– Исправник - царь, что скажет, то и правда.
– А Володкович его боится?
– По теперешним временам и он должен бояться. Исправник скажет: помогал мятежникам - иди, докажи, что не помогал. И мстительный, гад. Тут недалеко околица Заполье есть, разорил полностью, чего-то наврал, написал, приехали казаки, разорили дома, кого разогнали, кого увели к черту на кулички. А ничего дурного те люди не делали - всем известно. Сам Володкович нельзя сказать что злобный; делай, что он скажет, и будет хорошо. А вот его отец, это значит, дед Северина, еще на моей памяти было, - тот любил расправу.
– А Северин чем их лучше?
– Он среди них понимающий. Других людей хамами не считал. Но жизнь такая: хорошим людям бог мало отмеряет жить, негодникам - долго...
В этот момент до нас донесся бешеный топот коня, кто-то мчался, словно от смерти убегал, и стало ясно, что мчится он к нам.
Мельник поднялся к окну.
– Красинский!
– сказал он вслух.
– А-а!
– тоскливо протянул я, предчувствуя неприятность.
Стало слышно, как всадник осадил коня, соскочил на землю и бегом бежит в дом.
Господи, да не умерла ль она, подумал я, пугаясь.
Дверь распахнулась, в избу свирепо вошел Красинский.
– Вы... вы... вы - подлец!
– выкрикнул он, заикаясь от злобы.
– Вы оскорбили мою невесту... Холопские сплетни, как сорока, носите...
– О чем вы кричите?
– спросил я.
– Успокойтесь поначалу.
Приглашение успокоиться привело Красинского в исступленную ярость.
– Я спокоен, сударь, - закричал он, наливаясь кровью.
– Вы отлично понимаете. Я бы мог простить. Но вы унизили Людвигу, назвали убийцами всех...
– Вы что-то путаете, - возразил я.
– Это вы путаете, господин как-вас-там. И наглости есть пределы, я их укажу.
– Убирайтесь вон, - сказал я.
– Иначе я скажу денщику вас выгнать.
– Я вас убью!
– завопил Красинский, шагнул к столу и швырнул мне прямо в лицо тряпичную перчатку, почему-то влажную.
Затем он повернулся на каблуках, выскочил из избы и, крича: "Ждите секундантов" - умчался.
– Ваше благородие, - вскочил Федор.
– Да я сейчас в рот ему вобью эту гадость, - он схватился за саблю.
– Да он ее сам сожрет.
– И мой денщик кинулся к дверям.
– Назад!
– закричал я.
– Не сметь!
– Как не сметь? Петр Петрович, да вы что?
– негодующе говорил денщик, притопывая от нетерпения.
– Вам в лицо, георгиевскому кавалеру, тряпки швырять. Да я его к хвосту привяжу и по стерне. Что ж, так и оставим?
– Это мое дело!
– мрачно сказал я.
– А ты заруби на носу: ничего не видел, не слышал, и слова никому не пророни. Как рыба. А вы, - сказал я мельнику, - тоже не вздумайте говорить.
Лицо мое горело. Мне хотелось остаться наедине. Я послал Федора прогулять коня. Хозяин поспешил уйти вместе с ним. Я поднялся и зашагал из угла в угол. Если бы идиот Красинский ограничился криками, то вызов его был бы мне просто смешон. Но швырок перчаткой... в лицо, как холопу... Привыкли, сволочи, оскорблять мужиков. Сходило с рук... Ну, не спущу. Попомнишь, негодяй, эту перчатку, свирепея думал я. По-иному закричишь, как насажу на клинок...
Мысленно проколов Красинского не менее десяти раз, я успокоился и стал вычислять, когда прибудут секунданты. А их надо было найти, объяснить, убедить, и не каждый осмелится... Я решил, что появятся секунданты часа через полтора, самое раннее. Взяв лошадь Федора, я поехал к корчмарю, которого определил себе как самое осведомленное лицо из здешнего населения.
XXIII
Так же, как и позавчера, корчмарь при моем приближении выбежал к воротам, с таким же низким поклоном поздоровался, столько же детских лиц наблюдали за нами в окно. Я сказал, что хочу с ним побеседовать и что разговор наш будет секретный.
– И что секретного пан офицер хочет мне сказать?
– спросил корчмарь.
– Сказать ничего не хочу, - ответил я.
– Хочу получить некоторые сведения. Если они окажутся интересными, я заплачу.
Корчмарь испытал взглядом искренность моего обещания и, удовлетворившись, навострил слух.
– Где-то тут живет шляхтич Николай Красинский, - сказал я.
– Он богат, беден, умен, глуп, добр - кто он?
– Если пан начальник спрашивает о женихе дочери господина Володковича, так я о нем ничего не знаю, - ответил корчмарь.
– Что можно сказать о человеке, с которым не говорил и даже ни разу не выпил? Я знаю только то, что болтают о нем люди. Если пану начальнику это интересно, так я расскажу?
Я согласился.
– Говорят, что отца у него нет, отец умер, а его мать - богачка, и он сам тоже богач, только еще молодой. А богаты они так, что пан Володкович перед ними такой же бедный, как я перед Володковичем, а я беден, как церковная крыса. А сколько у него в голове ума, - продолжал корчмарь, знают только на небе, а на земле это для всех секрет. Вы меня понимаете?
– Почему же дочь Володковича стала его невестой?
– На этот вопрос я не могу ответить. Я не мудрый, нет. Я скажу вам правду - женская душа отличается от мужской, там все наоборот. Я не могу понять, как моя жена вышла за меня замуж, зачем всех этих детей она подарила мне, а не другому, более достойному, чем я. Как бедная девушка становится невестой богатого жениха, я не понимаю.