Однако зимою 183* года, когда леди Клеверинг сняла особняк Буйи на улице Гренелъ в Париже, все с радостью устремились на ее приемы. Она оказалась звездой сезона. Все Сен-Жерменское предместье с ней носилось. Наш уважаемый посол виконт Бэгуиг подчеркнуто оказывал ей знаки внимания. Принцы королевской крови бывали в ее гостиных. Самые чопорные английские леди, проживавшие во французской столице, признавали ее и поддерживали: добродетельная леди Элдербери, чопорная леди Рокминстер, почтенная графиня Саутдаун и прочие дамы, прославившиеся строгостью нравов и незапятнанной нравственной чистотой, - столь благотворное влияние оказал на репутацию леди Клеверинг годовой доход в десять (а кто говорил, и двадцать) тысяч фунтов. Ее щедрость и отзывчивость не знали предела. Во всяком благотворительном начинании можно было рассчитывать на ее помощь. Благочестивые француженки получали от нее деньги на свои школы и монастыри; она ставила свое имя в подписном листе и армянского патриарха, и патера Барбароссы, прибывшего в Европу собирать пожертвования на свой монастырь в Афоне; жертвовала на баптистскую миссию в Квошибу и на православное население Фифофу, самого большого из Каннибальских островов. Известно даже, что в тот самый день, когда мадам де Крикри получила от нее пять наполеондоров на поддержку бедных, затравленных иезуитов, бывших в то время во Франции не в чести, леди Бьюдлайт, со своей стороны, заручилась ее помощью для его преподобия Дж. Рэмшорна, которому было видение, повелевшее ему обратить папу Римского в протестантскую веру. Более того, миледи не обходила своими милостями и мирян: ее обеды, ее балы и ужины были в том сезоне самыми великолепными во всем Париже.

И в эту же пору добросердечная дама, видимо, расплатилась с кредиторами своего мужа в Англии, потому что сэр Фрэнсис возвратился на родину, не опасаясь ареста. "Морнинг пост" и газета графства сообщили, что он поселился в отеле Мивар; и настал день, когда взволнованная старушка домоправительница в Клеверинг-Парке увидела, как коляска четверной, подъехав к дому по длинной аллее, остановилась у замшелых ступеней огромного негостеприимного крыльца.

В коляске сидело трое. Спиной к лошадям помещался наш старые знакомый, мистер Тэтем из Чаттериса, а на почетных местах - видный, дородный джентльмен в усах, бакенбардах, шнурах и меховом воротнике и рядом с ним бледный, тайного вида мужчина, который неловко выбирался из коляски еще долго после того, как низенький стряпчие и господин в мехах проворно соскочили на землю.

Они поднялись по широким ступеням к парадной двери, и заморского вида слуга с серьгами в ушах и в шапке с золотым шитьем изо всех сил дернул ручку колокольчика, торчавшую из облупленной стены. Звон громко разнесся по огромному пустому дому. В сенях простучали по мраморному полу шаги; двери распахнулись, и на крыльцо вышли экономка миссис Бленкинсоп, ее подручная Полли и сторож Смарт.

Смарт подергал прядь соломенного цвета волос, свисавшую на его загорелый лоб, лягнул левой ногой, словно его кусала за икры собака, и склонил голову в поклоне. Старая миссис Бленкинсоп низко присела. Маленькая Полли тоже присела и быстро-быстро поклонилась несколько раз кряду, после чего миссис Бленкинсоп произнесла дрожащим от волнения голосом:

– Добро пожаловать, сэр Фрэнсис! Вот и сподобилась я, старая, опять увидеть своих господ.

И эта речь, и поклоны обращены были к дородному джентльмену в мехах и шнурах, который так лихо сдвинул шляпу набекрень и так горделиво подкручивал усы. Но он расхохотался и сказал:

– Ошиблись адресом, почтеннейшая! Я - не сэр Фрэнсис Клеверинг, вновь посетивший замок предков. Друзья и вассалы, вот ваш законный правитель!

И он указал на бледного, томного джентльмена, а тот промолвил:

– Не валяйте ду'гака, Нэд... Да, миссис Бленкинсоп, я - сэр Фрэнсис Клеверинг. Я вас отлично помню. А вы меня небось забыли? Ну, зд'гавствуйте.
– И он пожал трясущуюся руку экономки и дружелюбно глянул в ее изумленное лицо.

Миссис Бленкинсоп стала клясться, что узнала бы сэра Фрэнсиса где угодно, что он - вылитый сэр Фрэнсис, его батюшка, и вылитый сэр Джон, его дедушка.

– Да, да, конечно... благода'гствуйте... очень вам обязан... и все такое, - сказал сэр Фрэнсис, рассеянно оглядывая сени.
– Унылое местечко, верно, Нэд? Я и был-то здесь всего газ, в двадцать т'гетьем году, когда мой годитель поссорился с моим дедом.

– Унылое? Да это просто великолепие!.. Отрантский замок! Удольфские тайны!
– воскликнул господин, которого назвали Нэдом.
– А какой камин! В нем впору слона зажарить. А галерея! Не иначе как Иниго Джонс!

– Верхний этаж - Иниго Джонс, - пояснила домоправительница.
– Нижний был переделан знаменитым голландским архитектором Вандерпутти при Георге Первом, по распоряжению сэра Ричарда, четвертого баронета.

– Вот как!
– сказал сэр Фрэнсис.
– Ей-богу, Нэд, вы все знаете.

– Кое-что я знаю, Фрэнк, - отвечал Нэд.
– Знаю, что вон там, над камином, - не Снайдерс: бьюсь об заклад, что это копия. Мы ее подреставрируем, мой милый. Пройтись лаком - и картина заиграет. Вон тот старикан в красной мантии, верно, и есть сэр Ричард?

– Шериф графства, сэр, и член парламента в царствование королевы Анны, - сказала миссис Бленкинсоп, дивясь осведомленности незнакомца.
– А справа Теодозия, супруга Харботла, второго баронета, кисти Лели, изображена в виде Венеры, богини красоты, и рядом с ней - ее сын Грегори, третий баронет, в виде Купидона, бога любви, с луком и стрелами; дальше - сэр Руперт, титул получил на поле боя от Карла Первого, имение его было конфусковано по приказу Оливера Кромвеля...

– Благодарствуйте, миссис Бленкинсоп, можете не продолжать, - сказал баронет.
– Мы сами обойдем дом. Ф'гош, дайте мне сига'гу. Сига'гу желаете, мистер Тэтем?
– Маленький мистер Тэтем закурвл сигару, которую подал ему слуга сэра Фрэнсиса, и закашлялся.
– Вы нас не п'говожайте, миссис Бленкинсоп. Вы... как вас... Смарт, нако'гмите лошадей да обмотайте им мо'гды. Мы ско'го. Пошли, Стронг, я знаю до'гогу, был здесь в двадцать третьем, незадолго до смерти деда.
– И сэр Фрэнсис с капитаном Стронгом (так величали его друга) пошли из сеней в парадные комнаты, а разочарованная миссис Бленкинсоп удалилась через боковую дверь в свои покои - единственный обжитой уголок в этом давно не обитаемом доме.