Елена Ткач

"ЦАРЕВНА ВОЛХОВА"

СКАЗ О ЖИЗНИ ЖИВОЙ И МЕРТВОЙ

Засни, моя деточка милая!

В лес дремучий по камушкам Мальчика с пальчика,

Накрепко за руки взявшись и птичек пугая,

Уйдем мы отсюда, уйдем навсегда.

Алексей Ремизов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

СОН-ТРАВА

– Мамочка, мама, не спи!

– Угм...

– Мама, Сенечка плачет.

– Сейчас...

Эля ещё минуту постояла возле матери, уснувшей за рабочим столом, уронив голову на стопку машинописных страниц. Потом наклонилась, пошарила под столом, извлекла оттуда недопитую бутылку вина, синий граненый стаканчик и на цыпочках прокралась на кухню. Вылив остатки вина в раковину и ополоснув стаканчик, она умылась, утерла лицо полотенцем и так же на цыпочках вошла в детскую.

Сенечка спал. Ротик его был приоткрыт, он дышал тяжело, запрокинув головку, а лоб, и шея, и грудь - все покрылись мелкими слезками пота. Жар!

– Э-ля... ты тут?
– он приоткрыл глаза.
– Попить... дай.

– Сейчас, маленький, сейчас. У тебя болит где-нибудь?

– Весь болю.

Сеня скривил губки, как видно, испуганный этим внезапным открытием и захныкал.

– Ма-ма! Ма...

– Сенечка, ты же знаешь - мама работает. Она сейчас занята. Мы ведь и сами справимся, правда? А?! Мы ведь уже большие, мы сами все сделаем. Сейчас я попить тебе принесу. Чайку, да?

– Води-и-ички! Эль, я...
– он недоговорил, широко раззявил щербатый свой роток и громко, отчаянно заревел, вцепившись в сестрину руку.

– Ну, чего ты, маленький, чего?

– Я описался.

– Ну, подумаешь! Это разве беда? Сейчас Эленька тебе простынку поменяет. Только не надо плакать. Хорошо?

Малыш, плача, кивнул и отвернулся к стене. Ему было три года. Сеня-Семен уже многое понимал и больше всего боялся огорчить маму.

Эля кинулась к матери и решительно встряхнула её за плечи.

– Мама, у Сенечки жар. Я не знаю что делать!

– А?
– мама с трудом подняла отяжелевшую голову и протерла глаза. Что ты... сказала?

– Мама, Сенечка заболел. Врач нужен.

– Ох... сейчас. Сейчас, маленькая.

– Мама, я не маленькая!
– Элин голос зазвенел от обиды.
– Сколько раз просила...

– Ну, прости, не буду, не буду, Конечно, ты совсем взрослая. Вы растете, а я... Мне нужна сон-трава. Я опять недосмотрела свой сон. Спать хочу!

– Что тебе опять этот сон снился?

– Опять.

– И ты... опять его не разгадала?

– Она только просит разыскать могилу. Смотрит так... как будто жалеет меня. Жалеет, что просит. Но иначе нельзя. Ей нельзя - маме моей. Царствие ей небесное!

– Мам...
– Эля осторожно заглянула ей в глаза.
– Ты говорила, что она... ну, бабушка... будто хочет тебе ещё что-то сказать. Но тут сон каждый раз обрывается. И сейчас так было?

– Так. Сон-травы хочу.

Мать наклонилась, заглянула под стол, не нашла там того, что искала и вскинула голову.

– Где она?

– Мам, прекрати! Пойдем, я тебя умою. Нет больше сон-травы!

– А куда ты...
– женщина не договорила, резко тряхнула головой. Заколка, которая стягивала её волосы на затылке, со стуком отлетела на пол.

– Я её вылила.

Мать вскочила и Эле показалось, что глаза её полыхнули огнем. Это был дикий, недобрый огонь. Его Эля боялась.

Но мама сдержалась, только судорожно сжала тонкие нервные пальцы.

– Что ж...
– она опустила голову.
– Завари мне чайку. Работу надо закончить.

– Мам, может лучше завтра? Встанешь пораньше и закончишь. А чай у нас кончился. Сейчас вот Сене хотела заварить, гляжу - а баночка-то пустая...

– Угу. Ладно... Тогда кофе. А работать мне надо сейчас - завтра голова будет уж не моя...

– Мамочка, ты забыла. Кофе ещё позавчера кончился.

– А у меня заначка есть!
– и мать вдруг как-то озорно улыбнулась, сразу похорошев несказанно, и прищелкнула пальцами.

И Эля в который раз подивилась маминой способности преображаться меняться вдруг, разом. У мамы было много обличий. Иногда лицо её озарялось теплым внутренним светом, а иногда глаза загорались таким опаляющим жгучим огнем, что Эля не всегда могла выдержать этот взгляд.И тогда она говорила себе, что мама её ведунья, вещунья, способная разгадывать прошлое и провидеть будущее...

Анастасия - Тася, как звали Элину маму близкие, догадывалась о том трепетном восхищении, даже восторге, с которым любила её дочь. Впрочем, теперь, когда в их жизни все так внезапно, так мучительно переменилось, им было не до восторгов. Теперь ими правил страх, от которого обе мечтали укрыться хотя бы во сне.

* * *

Началось все с того, что Тасе стал сниться один и тот же сон. Она видела свою бабушку - Элину прабабушку, Тоню. Та сидела на валуне, лежащем в воде у самого берега. Сидела, обхватив руками колени. А за нею открывался широкий и вольный простор реки. Она сидела спокойная. Подзывала внучку рукой. И говорила: "Разыщи могилу деда. Своего настоящего дедушки... Найди его, Тася." И больше ничего - сон на этом всегда обрывался. Иногда Тася успевала заметить темных и быстрых рыб, скользящих в воде. Но бабушка, кажется, всякий раз хотела добавить что-то еще. Ее взгляд менялся - и такая мука была в нем, такая боль... Но не успевала - внучка её просыпалась, вздрагивая как от удара.