– Не хочу, не хочу, не хочу!

В таком виде её и застала Маргота.

– Надюша, милая, что с тобой?
– она быстро набрала в стакан воды из-под крана, подала Наде.
– На вот, выпей!

Надя оттолкнула стакан, вода расплескалась по полу.

Маргота невозмутимо наполнила новый стакан и с размаху выплеснула его содержимое Наде в лицо. А потом присела рядом на корточки и стала нежно утирать и поглаживать мокрое лицо подруги, приговаривая:

– Вот так, вот так - сейчас мы ещё умоемся, сейчас мы вытремся, все будет у нас хорошо... Ну, маленькая, ну, моя хорошая, тихонько, тихонечко так... вот так!

Надя стала понемногу приходить в себя.

Маргота заставила её умыться как следует, вновь уложила на диванчик, обняла как ребеночка её голову, стала на коленях покачивать, что-то напевая и убаюкивая.

Надя тут же заснула...

* * *

... и во сне её цвело лето! И шла она по прозрачному лесу, трепетавшему свежей листвой, похожей на светло-зеленых бабочек. А рядом шел Грома... Георгий. И Надя вдруг поняла, что тот человек, который летел рядом с ней над разлившейся синей рекой, был именно он - Георгий! А сейчас... сейчас он брел по лесу вместе с нейй и держал её за руку. И руки своей Надя не отнимала.

Как школьники, честное слово!
– подумала она, глядя во сне на себя, будто со стороны.

Лес сиял и искрился светом, проникавшим сквозь порхавшую под ветерком зелень листвы. И в этом сиянии почудилось ей чье-то скрытое благое присутствие. Чей-то бесплотный образ, воспринимаемый больше чутьем, интуицией, чем зрением или слухом. Живой играющий свет парил над землей, плавал в зелени листвы, проницал сквозь нее, охватывал, обнимал все вокруг - и лес, и воздушные токи, и бредущих рядом мужчину и женщину...

Это как благословение!
– подумалось Наде. И едва успела подумать, как поняла, что незримое чье-то присутствие вдруг исчезло. А прямо перед идущими на земляничной полянке возник человек. Тот самый - в черном пальто, которого так боялась Надя. Она не сразу узнала его лицо - оно казалось размытым, безликим, стертым... Но вглядевшись внимательнее, она вскрикнула и остановилась, как будто напоролась на собственный ужас, внезапно обретший телесность... У черного человека было её лицо! Ее собственое, бессчетное число раз отраженнное в зеркалах молодое лицо. Только теперь оно будто окаменело и в упор глядело на Надю - на своего двойника...

Она крепче вцепилась в руку своего спутника, не в силах двинуться ни вперед, ни назад... Этот лик, явившийся из невозможного, как будто загипнотизировал её.

Георгий, не выпуская её руки, шагнул вперед и, заслоняя собою Надю, обернулся к ней и трижды перекрестил. А потом снова встал с нею рядом - бок о бок. И тогда человек, который присвоил её лицо, исчез. А в окружавшей их живым кольцом, словно бы враз облегченно вздохнувшей природе, вновь ощутилось чье-то благое присутствие.

Надя обеими руками сжала Громину ладонь и провела ею по своему лицу. Он улыбнулся ей - открыто и радостно. А потом сказал: "Это свет!

* * *

... и тут же она проснулась - над ней склонилась переводчица Инна, легонько касаясь плеча.

– Надежда Николаевна, вас зовет господин Харер.

Вскочила! Протерла глаза...

– Иду! Сейчас иду... Спасибо. Сейчас...

Инна кивнула и вышла.

Надя снова умылась, подкрасила карандашом глаза, помадой-бледные сухие губы и побежала на сцену. На лестнице чуть не сшибла Георгия... похоже, он поджидал её. Поцеловал её руку и не хотел отпускать, с тревогой заглядывая в лицо.

– Ну как ты? Может, мне тебя домой отвезти - я, дурак, не учел, что у тебя утром класс, да ещё репетиция - мучил всю ночь разговорами!

Но она молча помотала головой - мол, не переживай, справлюсь! Вырвала руку и скрылась за дверью подоспевшего лифта.

Никого из артистов на верхней сцене уже не было. Петер ждал её, сидя в зале один. Переводчицу он, как видно, тоже отпустил. Похоже, разговор предстоит нелегкий...

Подошла. Села рядом. Заглянула в его потемневшее лицо - он все ещё был сердит на нее.

– Надя, что есть с тобой? Почему ты не репетировать? Ты же хорошо. Ты талант. Ты талант, - как это говорить?
– все делать! Ме е е, - тихо шепнул он, кладя руку ей на ладонь, бессильно лежавшую на колене.

– Я... Петер, я не могу! Не могу танцевать Деву.

– Почему? Ты болен?

– Нет. Или да... не знаю. Я не знаю! Может, больна. Ничего не могу с собой поделать. Это внутри, понимаешь? Преграда какая-то... Не пускает. И я не могу через это переступить.

– Но...
– он был ошарашен.
– Надя, это... как сказать по-русски? Ты это очень женщина! Очень...