Шура завертела любопытным носиком:

– На кого уставились? (Увидела, тоненько хихикнула.) Вот и правда, говорят, - на негров особенно действуют наши блондинки...

– Шура, замолчи, ради бога.

– Оставь меня, Валерьян.

– Эта дама - не русская, - с тревогой проговорил негр, поставил к ногам профессора чемодан и, будто преодолевая какой-то постыдный для него страх, пошел к миссис Ребус. Приподнял шляпу.

– Боюсь быть навязчивым... Но мне показалось...

Эсфирь Ребус освободила подбородок из воротника пальто и улыбнулась влажным ртом, пленительно:

– Вы ошиблись, мы не знакомы.

– Простите, простите.
– Он пятился, смущенный, низко поклонился ей, вернулся к своим. Лакированное лицо взволнованно: - Я ошибся, эта дама англичанка... Но мы не знакомы... (Снял шляпу, вытер лоб). Я немножко испугался... Это нехорошее чувство - страх... Он передается нам с кровью черных матерей.

– Слушайте, испугались этой гражданки? Чего ради?

– Она мне напомнила... Ее взгляд мне напомнил то, что бы я хотел забыть здесь, именно здесь, в России...

– Расскажите. Что-нибудь эротическое?

– Собака, пойдем на пароход, в самом деле...

– Оставь меня...

– Женщинам не отказывают, миссис Шура... Но слушать на ночь рассказы негра...

– Именно - на ночь...

– Вы будете плохо спать.

– Наплевать, слушайте... Все равно - у меня хроническая бессонница.

– Это у тебя-то?
– сказал профессор.

– Мистер Хопкинсон, сознайтесь - у вас какая-то тайна...

Не ответив, негр опять повернул белки глаз в сторону миссис Ребус. Лицо ее до самых бровей ушло в широкий воротник, ножка потопывала. Притягивающие глаза не отрывались от Хопкинсона. Шура прошептала громко:

– Уставилась как щука...

Когда Гусев, вернувшись с ключами, заслонил спиною миссис Ребус, она оторвалась от стены и прошла мимо Хопкинсона так близко, что его ноздри втянули запах духов. Почти коснувшись его локтем и будто обезвреживая странный блеск глаз, она освободила из воротника подбородок, показала нежнейшую в свете улыбку:

– На пароходе будем болтать по-английски, я очень рада. Ожидается прекрасная погода. Покойной ночи.

Она ушла на пароход. Хопкинсон не смог ничего ответить. Родионов сказал раздумчиво:

– Странная штука - рот, губы, вообще. Глазами солгать нельзя. Женщины лгут улыбкой.

– Шикарная дамочка, - прошипела Шура, - туфли, чулки на ней видели?
– а сукно на пальте? Вся модная, тысяч на десять контрабанды.

– Чего хочет от меня эта дама?
– с ужасным волнением спросил Хопкинсон.
– Что ей от меня нужно?

Спутники не ответили. Только Гусев - скучливо:

– Берегите карман, товарищи.

Двинулись к пароходным сходням. В это время на спине голого по пояс грузчика проплыли новенькие, с пестрыми наклейками чемоданы. Позади шагали два иностранца - бритые, седые, румяные, серые шляпы (цвета крысиного живота), пальто - на руке, карманы коричнево-лиловых пиджаков оттопырены от журналов и газет.

Тот из них, кто был пониже, - налитой как яблочко, говорил:

– Уверяю вас, - они сели в экипаж вслед за нами.

Другой, тот, что повыше, - с запавшими глазами:

– Я верю вам, мистер Лимм, но я своими глазами видел, как мистер Скайльс менял деньги в буфете, а мистер Смайльс пил нарзан.

– Выходит, что один из нас ошибается, мистер Педоти.

– Несомненно, мистер Лимм.

– Я готов держать пари, что Скайльс и Смайльс через три минуты будут здесь. Идет?

– Я не большой любитель держать пари, мистер Лимм. Но - идет.

– Десять шиллингов.

– Вам не гарантирована покойная старость, мистер Лимм. Отвечаю.

– Вынимайте ваши часы.

Лимм и Педоти полезли в жилетные карманы за часами. Ни у того, ни у другого часов не оказалось.

– Мои часы?
– растерянно спросил Лимм.

– И мои тоже, - сказал Педоти.

– Куда они могли деваться?

– Я только что вынимал их.

Оба произнесли протяжно: "о-о-о"...

Около озадаченных иностранцев уже стоял Гусев. Оба глаза открыты. Сказал сурово:

– Сперли у обоих. Понятно вам?

– О, - проговорили Лимм и Педоти, - это непонятно.

– То есть - как непонятно? Каждый сознательный гражданин сам должен смотреть за карманами, а не ходить разиня рот, затруднять госорган - искать ваши побрякушки. Работа уголовного розыска основана на классовом принципе, но в данном случае -ваше счастье: вы наши гости, полезные буржуи, считайте - часы у вас в кармане.

Он пронзительно свистнул и с непостижимой расторопностью кинулся в толпу. Сейчас же оттуда выскочили два карманника, - помчались по селедочным бочкам, через кучи колес, ящиков и лаптей. Гусев, казалось, появлялся сразу в нескольких местах, будто три, четыре, пять Гусевых выскакивали из-за тюков и бочек.