– А теперь давай его покормим, - сказал Алексей Палыч.

Борис возражать не стал. Он включил электроплитку. Алексей Палыч разбавил молочную смесь дистиллированной водой. Когда смесь стала теплой, он тщательно ее размешал и понес к мальчику.

– Все-таки спокойный мальчик, - сказал Алексей Палыч.
– Другой на его месте давно бы кричал от голода. Сейчас, сейчас мы его покормим, - сказал Алексей Палыч, обращаясь уже к мальчику, таким тоном, каким, по его мнению, нужно было разговаривать с голодным ребенком.

– Не покормим, не покормим, - отозвался мальчик.

– Кушай, это вкусно, - сказал Алексей Палыч, поднося ложку.

– Не кушай, не вкусно, - отозвался мальчик, отталкивая ложку.

Борис рассмеялся.

– Нечего смеяться, - огрызнулся Алексей Палыч, - сам таким был.

– Сроду таким не был, - сказал Борис, с удовольствием наблюдая, как учитель вытанцовывает возле мальчика.

– Кушай, а то Палыч рассердится, - пригрозил учитель.

– Не кушай, не Палыч, - с восторгом сказал мальчик. Эта игра явно ему понравилась.

– Может быть, ты хочешь сам?
– спросил Алексей Палыч.

– Сам, - неожиданно согласился мальчик.

Алексей Палыч с торжеством посмотрел на Бориса.

– Добром, - сказал он, - можно добиться от ребенка чего угодно. На, - сказал Алексей Палыч, протягивая мальчику ложку.

– На, - сказал мальчик и залепил кашей Алексею Палычу в переносицу.

Алексей Палыч медленно выпрямился. Он достал из кармана платок и стер кашу.

Борис, опираясь спиной о шкаф, постепенно сползал на пол. Он уже не смеялся, а тихо постанывал.

– Что здесь смешного?
– строго спросил Алексей Палыч.

– К-ка...
– простонал Борис, - к-каша...

– Ну, каша. Что - каша?

– К-каша... горячая?

– Это не имеет никакого значения, - сухо сказал Алексей Палыч.

– Извините, Алексей Палыч, - проговорил Борис, понемногу успокаиваясь.
– Я просто никогда такого не видел.

– Будешь сам отцом - увидишь.

– Но вы же не отец, - возразил Борис.
– За что же вас - кашей?

Алексей Палыч взглянул на мальчишку, застывшего с поднятой в руке ложкой, и неожиданно для себя рассмеялся:

– А он понимает, что провинился. Смотри, какой у него виноватый вид.

И, словно в ответ на эти слова, мальчик сказал:

– Я больше не буду.

– Вот и прекрасно!
– обрадовался Алексей Палыч.
– Будешь хорошим мальчиком?

– Не буду.

– Не будешь хорошим мальчиком?

– Буду нехорошим!
– И глаза мальчишки лукаво блеснули.

Второй тайм Алексею Палычу начинать не хотелось. Он догадывался, что игру эту все равно не выиграть. Борису тоже уже не было смешно.

– Пускай лучше он подключится, - посоветовал Борис.

– Это от меня не зависит, - сказал Алексей Палыч.
– Давай подумаем насчет одежды.

– Алексей Палыч, - неуверенно сказал Борис, - это я, конечно, так... просто сейчас в голову пришло... Может быть, сделать так, чтобы его отозвали?

– Почему?
– спросил Алексей Палыч. Спросил так, будто ему важен был не сам ответ, а важно было понять, что за человек перед ним.

– А какая от него польза?

– А какая польза была от тебя в этом возрасте? Или, допустим, от меня?

– Это все понятно, - сказал Борис.
– Но мы ведь ниоткуда не прилетали. Неужели он прилетел сюда, чтобы кашей бросаться?

– Боря, - сказал Алексей Палыч, - я не имею права ни к чему тебя принуждать. Ты свободен. Но я дал слово.

– А я слова не давал. Вы будете молчать и никого не обманете, а я могу сказать и тоже никого не обману. И - привет. И никакой одежды не нужно.

– А то, что он сейчас нас слышит, не имеет значения?

Борис взглянул на мальчика.

Тот сидел прямо, внимательно взглядывая то на Бориса, то на Алексея Палыча.

– Пускай он тогда скажет, что понимает.

Мальчик молчал. Вид у него был чрезвычайно серьезный.

– Ну, скажи что-нибудь, - обратился к нему Борис.

Мальчик молчал. Что-то не по-детски напряженное было в его позе. И еще - глаза: расширившиеся, застывшие в ожидании. Такие глаза бывали у Сереги, когда Борис заносил над ним руку.

Борису почему-то стало неловко.

– Насчет одежды...
– сказал он.
– Я бы мог принести чего-нибудь Серегино, но ведь ему будет велико.