– Я буду лоялен по отношению к МИ-6. Я не стану компрометировать какие-либо проводимые операции, буду употреблять вымышленные имена для сотрудников, и я хотел бы направить черновой набросок текста в МИ-6, чтобы дать им возможность осуществить цензуру тех отрывков, щекотливость которых я недооценил, - сказал я.

– Ах, нет, я не могла бы это допустить, - едко отпарировала Мартин. Это было бы нарушением моих принципов как журналистки и защитницы свободы слова.

– Итак, вы не готовы разрешить мне представить рукопись?
– решил я уточнить.

– Безусловно, нет, - подчеркнула Мартин.

Разговор, казалось, кончится ничем, поэтому я выдвинул Мартин ультиматум:

– Скажите, вас заинтересовал этот проект или нет? Она задумалась на мгновение.

– Если вы можете дать мне то, что у вас уже написано, я подумаю. На что я ответил:

– Нет, не могу, так как я еще не закончил.
– Дать ей копию текста было бы очень рискованно, даже если бы я достал зашифрованный файл из тайника в Интернете. Мартин сказала:

– Напишите проспект с кратким содержанием каждой главы, мне надо подумать.

Я все еще колебался и испытывал подозрения. Одно дело, нарушить Закон об охране государственной тайны устно, так как доказать это в суде невозможно, а другое - письменно. Если бы написанный проспект попал в чужие руки, меня могли бы привлечь к судебной ответственности. Но бывшая журналистка так клятвенно уверяла в незыблемости своих этических правил, что она вряд ли скомпрометировала бы источник информации, передав проспект властям. Стоило рискнуть.

– Хорошо, я дам вам проспект, но при условии, что вы его никому не покажете.

Мартин указала на стальной сейф в своем кабинете.

– Он будет заперт там и никуда оттуда не денется.
– Потом вручила мне свою визитную карточку, и я поспешил на Рыбачью пристань, чтобы успеть на последний паром.

В тот вечер, вернувшись в квартиру, которую на время отпуска я снял на морском побережье Бонди, я напечатал краткий проспект. На следующий день, неуверенный в получении контракта на книгу, но уверенный в том, что Мартин останется верна данному слову, я бросил запечатанный конверт в приемной издательства "Трансуорлд".

Деньги у меня были, на исходе, работы не предвиделось, и в мыслях я с неохотой обратился к Англии. Была масса причин против моего возвращения в Англию, но, по крайней мере, там была работа. Предложение не было особенно интересным, но оно дало бы мне возможность получить на будущее небольшой опыт в области торговли. Возможно, работа окажется лучше, чем я ожидаю. А если нет, то я смогу вернуться в Сидней. Я позвонил в "Стюарт Гранд-при", принял их предложение и уточнил дату начала службы.

После возвращения в Милтон-Кейнс дела пошли сначала довольно неплохо. Я снял маленькую квартиру в деревне Вэйвден, в нескольких милях от места работы. Дилер фирмы "Сааб", Карлайль, у которого недавно моя мать купила машину, помог мне взять напрокат один из их демонстрационных автомобилей. Теперь, когда я имел квартиру, работу и машину, жизнь показалась мне лучше, чем была несколько лет назад. Первый день на службе, однако, подтвердил мои худшие опасения. Несмотря на заверения Моррисона, я оказался младшим сотрудником в отделе, без какого-либо участия в его политике и возможности проявить инициативу и развить свои проекты. Такую работу поручают лишь выпускникам школ. МИ-6 нарушила еще один пункт своих обязательств. Через несколько недель я предпринял попытку найти работу получше. Я был на нескольких собеседованиях, но камнем преткновения, как и прежде, был вопрос, почему я ушел с прежней работы в FCO.

После того как я исколесил много миль на взятой напрокат машине, проводя бесполезные собеседования, я написал в департамент кадров с просьбой о помощи. Ответ пришел через несколько дней, но ни от доброго и сочувствующего Тимпсона, а от незнакомого мне чиновника. "Учреждение выполнило все обязательства по Мадридскому соглашению, подобрав вам данную работу, и мы не собираемся помогать вам дальше", - написал он. Такой резкий ответ усилил мой гнев. Для МИ-6 не стоило бы большого труда найти мне что-либо при тех связях, что у нее есть. "В таком случае подавитесь этой пожизненной обязанностью неразглашения тайны", - подумал я. Договор на издание книги мог бы быть моим билетом из Милтон-Кейнс. Я написал в МИ-6, спрашивая о том, как предоставить им проспект рукописи в виду ее возможной публикации. В ответ они направили мне письмо, составленное в крепких выражениях, утверждая, что с моей стороны незаконно написать даже черновик, и требовали от меня заверения, что я еще не начал работу над ним. Если они не пожелали рассуждать разумно, то придется действовать тайно.

МИ-6 прослушивала мои телефонные разговоры из дома, хотя в соглашении обещала не перехватывать мои сообщения. Я имел доступ в Интернет и считал маловероятным, чтобы они получили разрешение на перехват. Однажды в начале сентября я передал по электронной почте сообщение Мартин в две строчки с просьбой ответить мне, заинтересована ли она в продолжении проекта. Две недели от нее не было ответа, что, очевидно, означало отказ, и я перестал об этом думать.

Несколько дней спустя взволнованная хозяйка дома позвонила мне на работу: