– Не получится с чистого листа, - сказала Врач.
– Мы уже все... как бы это выразить... запачканы, испорчены. Мы сможем избавиться от этого комплекса ожидаемости чего угодно только лишь после того, как окончательно покинем планету, и то время от времени будут проявляться психологические рецидивы. Этот синдром - я бы назвала его глорианским синдромом - нам еще предстоит ощутить и пережить в полной мере и не раз столкнуться с профессиональными психологами.

– Откуда такие ужасы, - воскликнул Метеоролог.
– Как же много в нас накопилось дурного, его не просят, а оно лезет как сорняки.

На него посмотрели укоризненно, но в следующий момент в проеме входной двери Корабля показался Капитан. Он радостно помахал рукой и крикнул:

– Эй, ну вы чего там сидите. Здесь уже все чисто.

Журналистка, как наверное и все ее товарищи, ощутила волну облегчения. Может быть на самом деле не произошло ничего страшного и все остается в порядке? Хоть бы это оказалось так и тогда можно было бы продолжать трудиться на благо общества. Она встала и вслед за другими астронавтами пошла в Корабль. Проходя холл, она как-то настороженно озиралась по сторонам, но здесь и впрямь все было чисто и безопасно, за исключением остающегося легкого отвратительного попахивания, которому суждено было пережить еще с десяток уборок и проветриваний. Идя замыкающей, Журналистка решила больше не испытывать судьбу экспедиции, она сорвала остатки занавесок, бросила их в угол, куда сразу же бросился трудяга-уборщик и сказала Сизифу закрыть входную дверь.

После этого она первым делом прошла в свою каюту и подлечила в медкабинке обгоревшую кожу. Затем надела свежий вечерний наряд. После проведенных полдня безо всякой одежды теперь казалось, что ее постоянно что-то сковывает, в каком-то месте стягивает, давит. Лишь приятный для глаз цвет платья и то, что она не стала надевать нижнее белье, скрадывало это странное впечатление.

И хотя Журналистка знала, что все астронавты должны были на ужин собраться в столовой, она не сразу пошла туда, а вначале решила заглянуть в кабинет Врача, чтобы проведать как там поживает Инженер. Однако не у нее одной возникло такое желание и она нашла здесь, помимо Врача, еще Капитана и Картографа.

– Вы все здесь?
– удивилась она.
– Ну и как Сережа?

– Спит, - сообщила Врач.
– Заметно идет на поправку. Пока нас не было на Корабле, он трижды порывался связаться с кем-нибудь по видеотелефону, но, разумеется, тщетно. Программа лечения всякий раз запрещала обратную связь. Вот его последняя запись.

Она включила запись и в тиши кабинета раздался хриповатый голос Инженера, умоляющего вызволить его из этой медкамеры.

– Мне уже лучше, братцы, - жаловался он, а потом, после тяжкого вздоха спрашивал: "Как у вас _там_ дела, на воле? Мне так не терпится узнать. Вы не представляете как мне плохо. Я раньше никогда не думал что бывает так плохо. Я понял что болезнь словно тюремная камера сковывает человека, ограничивает одна за одной его степени свободы. А здоровый организм, наоборот, предоставляет полную свободу воли и остается только ею распорядиться. Чего мы, за редким исключением, никогда не делаем. Сказать прямо, мы просираем свое лучшее время. Вот так вот. Ну ладно, всем привет, а то этот урод опять укладывает меня в постель и отбирает ми... микрофон...

Когда запись, прокрученная, специально для Журналистки, в четвертый раз, окончилась, Журналистка предложила:

– А давайте мы ему тоже сообщение оставим. Только чур что-нибудь радостное. У нас было сегодня какое-нибудь радостное событие?

– Не было, - уныло покачал головой Капитан.

– Ну вот опять!
– оживилась Врач.
– Сколько я тебе раз говорила, что как лидер экипажа ты должен быть всегда бодр, жизнерадостен и оптимистичен.

– Но могу я хоть один раз...

– Не можешь! И чего тут раздумывать - можно передать ему просто привет. Он ведь - посмотрите на табло - выйдет здоровым как огурчик через тринадцать часов двадцать минут. Он, в отличие от нас, сейчас в очень надежных руках.

– Пожалуй, ты права, - согласилась Журналистка.

Они сделали запись с приветствием и поручили Сизифу передать его Инженеру, когда тот проснется, а сами пошли ужинать. И хотя по времени на часах пора было ложиться спать, вряд ли кто-то из астронавтов добровольно отказался бы от ужина, тем более совсем легкого. С другой стороны и нельзя было утверждать что легкий ужин перед сном являлся сложившейся традицией. Нет, скорее это было простым человеческим удовольствием. Астронавты бы, пожалуй, согласились с поговоркой, что в жизни не так много относительно безопасных и дешевых удовольствий, чтобы от них отказываться.

Итак, они прошли в столовую и уселись на свои места.

– Трудный был день, - зевнула Журналистка и потерла уставшие глаза.

– Да, не из легких. Но мы его пережили.

– Вот это-то меня настораживает!
– заметил Капитан.
– _Пережили!_ Словечко-то какое уничижительное. И произносите его так, словно живете в нищите далеко за чертой бедности и едва сводите концы с концами. Так не годится.

– Капитан!
– прервала его Ксенобиолог.
– Мы решили через два дня перелететь на другое место.

И она вкратце рассказала причины такого решения, принятого сообща на улице. В ответ Капитан только пожал плечами.

– Что ж. Мне не пристало быть суеверным, но если большинство из нас полагает, что это поможет избавить нас от череды... недопониманий, то почему бы нет. В худшем случае, если все начнется сначала, мы, по-крайней мере, будем знать что планета вся "порченная".

– Хорошая шутка, - раздался короткий смешок.

Журналистка откинулась на спинку стула и оглядела богато обставленную столовую. Отделка стен, потолка, а также многочисленные мелочи вроде шикарной люстры, уголков и завитушек на дверцах мебельного комплекса - все было выполнено из дорогих и долговечных материалов. Обычно привыкший к этому богатому убранству взгляд в редкие моменты словно просыпался и тогда Журналистка с упоением любовалась этой красотой. "Неужели эту красотищу, этот бриллиант можно когда-нибудь потерять?
– подумала она.
– Это невозможно и недопустимо. Как только эта мысль смогла прийти в голову. Наверное, сказывается нервное напряжение".