Глава II. ОЧЕНЬ МНОГО ДУРАКОВ

Родители вернулись с чужой дачи очень довольные и уставшие. Им там очень понравилось. Особенно маме.

– У них там такие садовые инструменты!
– с восторгом рассказывала она, разглядывая мозоли на ладонях.
– Такие красивые! Сами в руки просятся! Я им там все грядки перекопала. С таким удовольствием!
– И мама стала мазать руки кремом.

– Пап, а ты?
– спросил Алешка.
– Ты там, наверное, дрова колол?
– Вид у папы тоже был немного грустный и усталый.
– На всю зиму наверное, да? Ты у нас молодец!

– Кто сказал?
– удивился папа.

– Мама, - сказал Алешка.
– В прошлом году. Когда ты табуретку на кухне почти починил.

– Он дрова не колол, - сообщила мама.
– Он воду в баню носил. Из самого дальнего пруда.
– Она подумала.
– Давай, отец, достраивай нашу дачу. Мы лучше будем свои грядки копать и свою воду носить.

(Дачу, конечно, достраивать пришлось. Потому что на ту, чужую, дачу наших родителей больше не приглашали. Оказывается, мама немного перестаралась - перекопала те грядки, на которых все уже было посеяно. И эти посевы уже взошли, а мама приняла их за сорняки и безжалостно с ними расправилась. А папа… А папа натаскал воду в баню не из того пруда, и вся банная система вышла из строя - засорилась головастиками. Ну, это я немного вперед забежал…)

– Кстати, отец, - вспомнила мама.
– Табуретку все-таки почини, у нее все время ножки вывинчиваются. Я с нее чуть не упала один раз.

– А я упал, - сказал Алешка.
– Два раза.

– И я тоже, - добавил я.

Папа постарался уйти от этой темы.

– А вы как развлекались?
– спросил он.
– Кроме падения с табуретки. Как зоопарк?

– Содержательный, - задумчиво произнес Алеш- ка.
– Только звери очень грустные.

– Ну, это понятно, - сказала мама.
– Они ведь в неволе. Папа вон тоже, когда дома долго побудет, грустить начинает.

– А когда я на работе, - тут же оправдался папа, - то я по дому грущу.
– И сразу перевел разговор на другую тему: - А попугая своего не видели?

– Видели одного… - Алешка опять задумался.
– Похож на Прошкина.

– В профиль?
– с улыбкой спросил папа.

– Голосом, - серьезно ответил Алешка.
– Надо его Ростику показать. Он-то не ошибется. И Прошкин его сразу узнает.
– И без всякого перехода: - Я пошел!

– Куда?
– удивилась мама.
– Ночь на дворе.

– К Ростику.

– Он спит давно.

– Он не спит и не ест, - сказал папа.
– Он страдает. Ты лучше позвони ему, Алексей.

Алешка пошел в кабинет, начал названивать и скоро вернулся - озабоченный.

– Спит?
– спросила мама.
– Я же говорила.

– Страдает, - сказал Алешка.
– Только не дома. А в каком-то другом месте.

– Как это?
– удивилась мама.

– Уехал с родителями. А его бабушка сначала не говорила куда.

– А что она говорила?

– Что нормальные люди так поздно не звонят.

Мы, значит, ненормальные? Вот уж не думал!

– Пап, - сказал Алешка, - дай нам свой фотоаппарат. Который сразу снимки выдает. Я этого попугая сниму и фотографию Ростику пошлю. В Америку.

– В какую именно?
– уточнил папа.

– А их много, что ли?
– удивился Алешка.

– Хватает… Северная, Южная, Латинская… Ты уточни все-таки.

– Ладно, разберемся…

Утром Алешка написал объявления и послал меня их расклеивать.

– Ты только, Дим, на самых видных местах лепи. И где народу побольше. А потом в «Зверинец» поедем. Попугая фотографировать.

– И я с вами, - сказала мама.
– Что-то я давно никаких попугаев не видела.

Алешка дипломатично промолчал, а я пошел расклеивать объявления. На самых видных местах. И где народу побольше. Возле метро, например.

– Эх ты!
– сказал кто-то у меня за спиной, когда я приклеил на столб последний листок объявления.
– Двоечник!

Да, зря я с Алешкиной писаниной не ознакомился заранее.

«Прапал папугай на улицы. Кто найдет вазнагражденье штука бакксофф».

Ну, я ему покажу! «Штука бакксофф»!

Алешка уже собрался в «Зверинец». Зарядил фотоаппарат. Напялил бейсболку козырьком назад.

– Поехали, Дим, пока его кто-нибудь не купил.

– А мама? Возьмем ее с собой?

Алешка оглянулся на дверь родительской комнаты и прошептал:

– Дим, она очень долго одевается. А потом еще дольше глаза красит. А нам некогда.

В общем, мы незаметно слиняли.