Говорили о порядке подвоза снарядов (Коломиец- весь внимание), о доставке пищи (начальственный перст погрозил в сторону Бабьева), о раненых (выразительный взгляд на Липатова), о запасных катушках связи, о срочной замене, кому надо, валенок (Тимофей Григорьевич щитком выставил ладошку: дескать, уже, уже...), о канистрах с бензином, о починке, в случае беды, пушек ("Одними матюками тут, Васин, не отделаешься"), о гранатах по пяти штук на рыло ("Не к теще на блины едем, с пехотой, огнем и колесами"), о противогазах (с собой таскать или побросать на хозмашину). Все обговорили.

Напоследок Будиловский сказал:

– Предусмотреть замену, если кто выйдет из строя.

Несколько ошеломленный переменой в застолье, Пятницкий в недоумении поднял брови: как это выйдет? из какого строя? что, в колонне пойдем?

– Если что случится со мной, батарею примет Пятницкий,- продолжил Будиловский.

Не сразу дошло, о каком выходе из строя идет речь. О себе решил: надо сказать Кольцову, заменит, если что. Но мысль из-за последней фразы Будиловского получилась неловкой.

Когда Кольцов заменит? Когда из строя выйдет капитан и он, Пятницкий, возглавит батарею или когда его самого не станет и взвод надо будет принимать Кольцову?

Настроение Пятницкого расквасилось. Андрей Рогозин выразительно посмотрел на Васина, хватанул на своей смешной гармошечке плясовое-развеселое. Васин лихо вздернул голову и загорланил первое, что попало на язык:

Сы-лов не выки-нешь из пьесни,

В батареи-и гов-ворят,

Так си-ильней по ньемцу тыресни,

Читоб ус. ньемец гы-ад!

Старшина Горохов устрашающе пообещал Васину:

– Язычок у тебя... Завяжу у сонного в два узла.

– Чинно бы,- поддержал Степан Торчмя.

Васин посерьезнел, застегнул верхние пуговицы гимнастерки.

– Все, дядька Тимофей, отоспались.

Глава восьмая

От сектора наблюдения Пятницкого вправо на сорок километров и влево на то же расстояние окопались в позиционной готовности полки и дивизии пятой, двадцать восьмой, тридцать первой и второй гвардейской армий, а за их спиной, как стрелы в натянутой тетиве, с иголочки одетые и до нормы укомплектованные войска одиннадцатой гвардейской армии, двух танковых корпусов, артиллерийских частей РГК, инженерные и другие вспомогательные войска. Но забота Пятницкого не об этих войсках, не о силе, которая противостоит им, его ума дело - вот этот кусочек земли перед Альт-Грюнвальде с изломистыми морщинами немецких окопов и охряными горбами их огневых точек - полоска, где он за время стояния в обороне успел разведать двадцать девять целей, завести на эти цели документацию, рассчитать координаты, дотошно, час за часом, описать их действия. Право, не хватало только анкетных данных тех фрицев и Гансов, что приставлены к этим двадцати девяти дзотам, наблюдательным пунктам, пулеметным площадкам, огневым позициям противотанковых орудий.

Пятницкий уже видел в этих объектах некую собственность, личное движимое и недвижимое имущество, и было странно, что наступит час, и он с величайшим воинским рвением станет ломать, рушить это движимое и недвижимое, кромсать с размахом всех знаний ведения артиллерийского огня, иначе славяне Игната Пахомова не успеют сделать того, что надо сделать на этой войне, а если повезет, то и после нее, иначе несдобровать ему самому и его славным пушкарям.

В этом видел Пятницкий одну из важнейших задач всего комплекса управления кусочком войны, возложенную на командира взвода управления артиллерийской батареи. За ней последуют другие задачи: выбор нового НП, обеспечение связи, разведка новых целей и беспощадное подавление этих целей.

Одним словом, работа с утра тринадцатого января виделась предельно четко, и это видение, понимание предстоящего дела наливало силой, непоколебимой верой в свою способность действовать в высшей степени толково и грамотно.

Нет, не от одного желания выругаться, очистить сердце назвал не так давно генерал войну стервой. Ясно видимое, по полочкам разложенное, выверенное этап за этапом стало рассыпаться еще накануне, а утром тринадцатого января вообще полетело к едреной матери. Разведанные цели пришлось сдать незнакомому старшему лейтенанту из корпусной артиллерии. Полюбовавшись на все движимое и недвижимое Пятницкого, старший лейтенант расписался в карточках целей, дескать, принял, все в порядке и пожал Роману руку. Офицер был старше не только по званию: по тусклому лицу молодого лейтенанта он прочитал все, что творилось в его задетой душе. Прочитал, понял и положил руки на плечи Пятницкого.

– Первые твои?
– спросил.

Роман тоже понял его и ответил.

– Первые.

Умный был мужик этот старший лейтенант - не усмехнулся, даже не позволил себе пошутить. Вынул из кармана зажигалку - не зажигалку, мечту трофейную - пистолетик вороненый.

– Возьми.

– Не курю,- смутился Роман.

– На память о встрече и... первых твоих.

– Возьму,- протянул руку Роман, и стало легче на сердце. Забыл спасибо сказать. Сказал, когда прощались.

Ну а утром тринадцатого не помогло бы никакое душевное-раздушевное слово...

Снежная завируха началась еще ночью. Попервости она обрадовала. Седьмая батарея, оставив обжитые огневые, где стояли долго и затаенно, успела передвинуть свои орудия вплотную к позициям пехоты. Будиловский взял на себя первый огневой взвод, со вторым приказал следовать Пятницкому. Сказал:

– Всю училищную науку, лейтенант, прибереги до лучших времен, а пока действуй по обстановке.

Действуй... Как действовать? Завируха продолжалась. К началу артподготовки стало похоже, что тебя с головой окунули в сугроб.