Шрифт:
Жилло почесал в затылке.
– Разве обязательно записывать? Просто дойдите с моими деньгами до ближайшего кабака и пропейте.
– Женщины в кабак не пойдут...
– вздохнул тот мужичок, что попался ему первым.
– Они уж снести его грозились...
– При чем тут женщины?
– все еще не понимал Жилло.
– При том, что по законам равноправного народа и есть нужно вместе и поровну, и пить - тоже.
– А разве обязательно им докладывать?
– и Жилло покосился на женщин.
– Узнают!..
– хором вздохнули мужички.
Посовещались еще немного. И дождались - женщины обратили внимание на бездельников. Две самых бойких подошли - призвать их к порядку.
И сбылось предчувствие! Посмотрела одна из них на Жилло, посмотрел он на нее... Четырнадцать лет не виделись, а узнали друг друга.
Как-то так само получилось, что ушли в сарай мужички, ушла и вторая женщина, а Жилло и былая его подруга все стояли, не решаясь взяться за руки.
– Ну, здравствуй, - сказал наконец Жилло.
– Здравствуй, что ли, - отвечала она.
– Как это ты к нам забрел?
– Да вот на шхуне плыл, на "Золотой Маргарите", - честно сказал Жилло.
– Им в Кульдиг идти было не с руки, они меня здесь на шлюпке к берегу доставили. Объяснили - добираться недолго.
– Гляжу, ты почтенным человеком стал. В городе живешь?
– В городе.
– А мы с мужем - в поселке. Смотри ты, какой плащ...
И помолчали оба, не находя, что бы еще сказать.
– Я тогда не догнал тебя, - решился наконец Жилло.
– Говорили, что все вы в плен попали, что вас увели...
– Так и было. Но что ни делается, все к лучшему. Мы шесть лет городские поля пахали и городской скот пасли, и за это нам землю дали. Место - замечательное, правда, земля скверная. Но ничего, был бы скот, а уж мы землю в человеческий вид приведем.
– Красивый у вас поселок, - кивнув, сказал Жилло.
– Дурацкий!
– вдруг рассердилась она.
– Строили, мучились, как построили - оказалось, все не так! Ты погляди, Жилло, это же уродство двадцать хибарок, каждая - как собачья конура! Нам на днях из Кульдига картину прислали, как наш поселок должен на самом деле выглядеть. Вообрази - один большой красивый дом, где все женщины живут, другой - где все мужчины, третий - где все дети, и четвертый - где все старики! Никаких тебе конурок, окна высокие, комнаты просторные. Живу я, скажем, с Анной или с Люцией в одной комнате, и никто под ухом не хнычет, никто трубкой не дымит, чистенько у нас, красиво. И не нужно с утра до вечера по хозяйству суетиться. Пошел на поле, поработал, сколько нужно, пришел - ступай в общую столовую, там тебе уже миску на стол поставили.
– А кто стряпать-то будет?
– в который раз изумился Жилло.
– Стряпать? Откуда я знаю? Из Кульдига еще не прислали распоряжения, кому у нас стряпать. Вот пока общий хлев построим, каждый будет у себя дома питаться. А потом - не знаю. Должны же они прислать распоряжение! А то - никакого равноправия. Женщина - кисни над плитой и над пеленками, а эти поганцы - трубочку в зубы и довольны! Нет уж, с нас хватит!
– Угомонись, Эрна. Так же всегда было, - напомнил Жилло.
– Женщина стряпала, мужчина пахал...
– Ну и неправильно все это было!
– заявила она.
– Погляди на меня, я что, пахать не смогу? А вот он пусть котел картошки начистит! Правильно придумала Равноправная Дума, теперь нам, женщинам, жить будет легче, кончилась наша каторга.
– Видно, не нужен тебе больше твой муж, - усмехнулся Жилло.
– А что в нем хорошего? Такой же бездельник, как и другие. Сын - и тот не от него...
– Сын?
– Жилло уже потерял способность изумляться. Конечно, было невероятно, что Эрна родила тогда ребенка, но он вдруг понял - это случилось, уж очень она хотела.
– Твой сын, Жилло. Только не стоило мне тогда рожать. Неудачный у нас с тобой парень получился.
– Это как - неудачный? Больной, что ли?
– Ну, как пожрать - он не хворый. Но сидит часами, смотрит непонятно куда. Ты его утром спросишь - Виго, тебе каши в миску добавить? А он к обеду отвечает - спасибо, матушка, я сыт...
– Виго, значит. Где он?
– стараясь соблюсти спокойствие, спросил Жилло.
– Возле общественного хлева околачивается.
– Я хочу его видеть, - хмуро сказал Жилло. Новость его как обухом по лбу шарахнула. Единственный сын! И неудачный...
Парень действительно был так себе... Жилло - тонок, жилист, смугл, а этот - крупный, рыхловатый, весь какой-то белесый, как разваренная картофелина. Сидел на бревне, травинкой букашку по коре гонял. Пять минут гонял, десять. Смотрел Жилло, смотрел, и стало ему кисло. Не просыпалось в душе ничего такого... отцовского...
– Да, напрасно мы тогда...
– пробормотал он.
– Мне это здорово помогло, - ответила она.
– Я ведь, дура, до сих пор подарочек твой храню. Хотя по нему помойное ведро плачет...