Шрифт:
Адмирал Солово из вежливости изобразил подобающий трепет.
— Перспектива эта бросает меня в дрожь, — признался он, и герцог Хуан ухмыльнулся, как испорченное дитя. — Однако любопытства ради хотелось бы знать: почему ваш гнев направлен против меня? Не я втыкал иглу в ваше ухо, не я сейчас узурпирую почести, предоставленные вам гордым отцом. Виноват ваш брат Чезаре; теперь гонфалоньер, это он покоряет и побеждает вместо вас. Вам не кажется, что подобное внимание ко мне несколько несправедливо?
Герцог Хуан плюнул на стену тоннеля.
— От Чезаре я ничего не жду! Его поступок был вполне предсказуем и соответствовал характеру… я просто не ожидал, что он так скоро приступит к действиям. Но вы, адмирал, вы… Я потрясен! Наследник св. Петра облек вас доверием, поручил отыскать убийцу своего старшего сына… И что же вы делаете? Не думайте, что я не слежу. Я бы назвал это самоубийством, если хотите. Какой позор — вы позволили Чезаре уйти безнаказанным!
Солово нечего было сказать, и они некоторое время брели в молчании, наугад выбирая путь. В доиндустриальном XV веке адмирал никогда не знал столь глубокого покоя и начинал уже наслаждаться им. И вдруг вспомнил, что на утро ему назначена аудиенция у папы, а потому следует отдохнуть.
— Герцог Хуан, — проговорил он извиняющимся тоном. — Я без особой охоты упоминаю об этом, но, мне кажется, вы кое-чего не учли.
— Итак, остаток ночи вы спали спокойно? — спросил равви Мегиллах.
— Как и все ночи с тех пор, — подтвердил адмирал. — Хотя, по совести, я не имею на это никакого права, но сплю по-прежнему сном праведника.
— Судя по вашим словам, — заметил равви, — может показаться, что у его святейшества имелись основания быть благодарным Чезаре. Борджиа нужно было, чтобы кто-то избавил их род от глупца.
Адмирал Солово согласился.
— Меня так и подмывает сказать, что в глазах Чезаре это выглядит именно так. Если бы герцог Хуан был получше, с точки зрения Борджиа, я вполне могу предположить, что Чезаре просто отступил бы в сторонку.
— Герцог Хуан был в высшей степени безрассудным молодым человеком, не так ли? — осведомился равви Металлах.
— В самом деле, — ответил Солово. — И это было по-своему неплохо. В его безрассудстве скрывалось мое спасение, если вы позволите мне так выразиться. Как я указывал ему, неразумно требовать невыполнимого от нас, остающихся в этом мире… искать справедливости там, где ее не знают, требовать более высокой нравственности, чем практиковал при жизни он сам. Хуже того, это было греховно и могло только продлить его томление в чистилище. Как и столь сильный гнев, обрушившийся на меня, и желание мести — из-за могилы. Он стоял перед бесконечной дилеммой: либо отказаться от своих поисков того, что он называл «честной игрой», либо скитаться целую вечность, так и не очистив себя до конца от греха и не заслужив избавления.
— Судя по вашему ночному блаженству, — заметил равви, — можно предположить, что герцог выбрал путь мудрости.
— Похоже, — кивнул Солово. — Кстати, о путях: я благородно предложил ему идти вверх, а не вниз. «Быть может, спускаться всегда и легче, заметил я, — но что толку, если попадешь не туда, хотя и легким путем?» Он много скулил и оплакивал путь, который ему придется пройти заново.
Равви Мегиллах присвистнул.
— Такова теперь молодежь, — осудил он. — Делаешь для них все возможное, а они не испытывают и капли благодарности.
— Вы правы, — просто ответил адмирал. — Но справедливости нет, так ведь?
Год 1498. Я предлагаю гостеприимство тому, кто хочет сделать из Нотр-Дам мечеть
— Они считают, что вы сделали хорошо, — сказал Фра Бартоломео делла Порта, [35] глядя над краем рисовальной доски. — Мне кажется, они весьма надеются на вас.
Адмирал Солово, раздраженный столь долгим стоянием, не был склонен выслушивать комплименты.
35
Баччо делла Порта (1472–1517) — известный флорентийский художник; в 1500 г. вступил в орден доминиканцев; основные работы написаны в начале XVI в.
— Я в первую очередь думал о том, чтобы уцелеть, — ответил он, — а не о карьере Чезаре Борджиа, что бы там ни предопределили ему Феме.
— Не уверен в его перспективах, — отозвался делла Порта, продолжая яростно делать набросок. — Поговаривают, что он просто временный протеже, от которого потом отделаются. Утверждают, что им больше по нраву этот флорентинец Макиавелли; вдохновленный Чезаре, он собрался написать книгу. Но их никогда не поймешь, так ведь?
— Действительно, — вежливо согласился Солово.
— Проклятье, не вертите головой! Вечно выходит: хочешь ты их порадовать или нет, а дело непременно завершится к их удовольствию. У меня всегда так получается. Просто загоняют тебя в такое положение, когда их и твои интересы совпадают. Вы хотели жить, а Борджиа желал избежать обвинения в убийстве, понятно? Левую руку чуточку повыше.
— Я слыхал, они наголо обрили вас руками Савонаролы, — сделал выпад адмирал. — Поэтому, наверное, у вас и дергается лицо?
Делла Порта свирепо взглянул на Солово.