– Ну-с, так что вы об этом думаете?
– спросил Летурно.

– Я не в курсе дела, - ответила Пьеретта.
– Надо сначала выяснить факты, разобраться. Скажите мне, пожалуйста, фамилии трех провинившихся рабочих.

– Это лишнее, - произнес Летурно.
– Я отказался подписать приказ.

И он, смеясь, взглянул на Пьеретту.

"Сколько ему лет?
– думала Пьеретта.
– Говорят, двадцать четыре, а смех у него совсем детский. Очевидно, даже не понимает, что такое ответственность. Такие люди никогда взрослыми не становятся".

– Спасибо, - сказала она с бесстрастным видом.

– Если к ним опять будут придираться, - продолжал Летурно, - я их вызову... И мы поговорим с ними... Мы, то есть вы и я... Мы вдвоем поговорим с ними.

Пьеретта встала.

– Благодарю вас от их имени, господин директор.

Она кивнула ему на прощание и, повернувшись, направилась к двери.

– Подождите, мне надо еще кое-что сказать вам, - быстро проговорил Филипп.

Пьеретта опять подошла к столу. Филипп встал с кресла.

Одно мгновение они молча стояли друг против друга. Он поднял руку и, не поворачиваясь, указал большим пальцем на картину, висевшую за его спиной.

– Что вы скажете о такой живописи?
– спросил он.

"Как поступить? Повернуться и уйти?
– думала Пьеретта.
– Или же сухо ответить: "Мне платят деньги на фабрике не за то, чтобы я разглядывала картины". Но зачем обижать парня, он ведь до сих пор..." У нее вдруг мелькнула мысль: "А что если картина какая-нибудь непристойная? Ну уж тогда получишь, голубчик, пощечину!" Она подняла глаза, взглянула на картину и расхохоталась.

– Ну как? Что вы думаете?

– Ничего, - ответила она.
– Ничего я об этом не думаю.

– Это превосходная репродукция картины Пикассо того периода его творчества, который я больше всего люблю. Вы не находите, что от нее веет счастьем?

– Не знаю, право, - сказала Пьеретта.

– Вам, конечно, известно, что Пикассо - член коммунистической партии.

– Он, бесспорно, хороший человек...
– проговорила Пьеретта.

– Но его картины вам не нравятся? Да?
– допытывался Филипп Летурно.

– Я не такая образованная, чтобы судить об этих вещах, - ответила Пьеретта.

– Вот это-то и интересно!
– воскликнул Филипп.
– А как вы хорошо сказали: "Я не такая образованная..." Нет, вы и представить себе не можете, какая вы чудесная...

Пьеретта удивленно посмотрела на него, широко раскрыв свои огромные черные глаза. Он заметил ее удивление.

– Да, да, - подтвердил он, - и самое чудесное в вас - это ваша простота. Я уверен, что вы понимаете живопись гораздо лучше, чем вам это кажется.

– Но я совсем не разбираюсь в живописи, - сказала она.
– Попадались кое-какие картинки в почтовом календаре, а других я, можно сказать, никогда и не видела.

– Простите, - сказал он.
– Извините меня...

– За что?
– спросила Пьеретта.

Он помолчал немного и вдруг выпалил:

– За что вы меня ненавидите?

Пьеретта засмеялась.

– Вот выдумали! Никакой ненависти я к вам не испытываю.

Он стоял перед ней, смущенный, неловкий.

– Я даже думаю, - добавила она, - что вы славный малый.

– Я не враг рабочим, - торопливо проговорил он и замотал головой.
– Вы же видите, я отказался подписать приказ о наказании трех ваших товарищей. Нобле, конечно, донесет об этом в правление АПТО. Впрочем, мне в высокой степени наплевать на них на всех.

– Не верится, - сказала Пьеретта.

– Вы не верите, что мне наплевать на АПТО?

– Да нет, - сказала Пьеретта.
– Я убеждена, что вы можете позволить себе такую вольность - подразнить дирекцию АПТО. Я только хотела сказать, что вряд ли господин Нобле сердится на вас. Думаю даже, что он воспользуется случаем и станет воспевать снисходительность дирекции к рабочим. А те трое пьянчужек, из-за которых вы меня вызвали, возможно, и заслуживают наказания.

– Как! Вы согласны с тем приказом, который я отказался подписать?

– Нет. Разве я могу соглашаться с хозяйским судом и наказаниями? Если рабочие пьют, это в конечном счете вина вашего АПТО. Позвольте вам только указать, что господин Нобле всегда был милостив к пьяницам.

– Значит, он лучше, чем я думал о нем, - сказал Летурно.

Они все еще стояли друг против друга - по обе стороны стола.

– Правление треста, - продолжала Пьеретта, - обычно закрывает глаза на служебные провинности, если причиной их является пьянство.