Шрифт:
– Вот уж не ожидал такой гуманности!
Мгновение они молчали. Пьеретте вспомнилась старуха работница из ее цеха: она всегда была пьяна и все же работала равномерно, как машина; за долгие годы работы она сама стала придатком к машине. Проходя мимо нее, инженеры подмигивали друг другу: "У старухи Вирье неутолимая жажда!" Ей прощали опоздания, прогулы - ведь только она одна из всех рабочих фабрики не принимала участия в последней забастовке.
Пьеретта в двух словах рассказала об этом Филиппу Летурно.
– Я защищаю пьяниц совсем по другим причинам, чем Нобле, - торопливо заговорил он.
– "Будемте вечно пьяны", - сказал Бодлер... Вы вчера видели мою сводную сестру? Так вот, она каждый вечер напивается... И уж тем более я понимаю ваших товарищей... ведь такие ужасные условия...
Пьеретта молча смотрела на него. Он запнулся и умолк.
– Ох, каких глупостей я наговорил...
– пробормотал он.
– Просто я хотел доставить вам удовольствие и оттого не подписал приказ.
Она нахмурила брови.
В эту минуту кто-то постучался и тотчас отворил дверь.
– Ах, простите, - раздался голос Нобле.
Дверь закрылась.
– И главное, не думайте, пожалуйста...
– сказал Летурно.
Она смотрела на него, не улыбаясь, вопрошающим, почти суровым взглядом.
– Я презираю таких людей... таких хозяев, - продолжал он, - которые пользуются своим положением... Впрочем, вы, конечно, и не допустили бы этого...
По лицу Пьеретты скользнула улыбка. И тотчас Летурно заговорил увереннее:
– Я хотел доставить вам удовольствие и - возможно, это эгоистично с моей стороны, - но я хотел доказать самому себе, что я не такой, как люди моего класса. Вот именно... Мне всегда хотелось доказать себе самому, что я на стороне рабочих.
Пьеретта снова улыбнулась.
– И не только это, - торопливо добавил он.
– Мне хотелось заслужить ваше уважение... Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Понимаю, - ответила Пьеретта.
– Присядьте еще на минутку, - попросил он.
– Не могу, - ответила она.
– Если я задержусь в вашем кабинете, пойдут сплетни.
– Ну что для вас мнение какого-то Нобле?
– Нет, мне нужно, чтоб он уважал меня. Только тогда я могу сражаться с ним на равных.
– Хотите, я распахну дверь?
– Если я задержусь у вас, то и в цехе пойдут разговоры. Наши работницы имеют право никому не доверять... Их столько раз предавали. До свиданья, господин Летурно...
– Вы, значит, отказываетесь помочь мне, - проговорил он, - и дать мне возможность помочь вашим товарищам?
Пьеретта лукаво улыбнулась.
– Что ж, - сказала она, - в таком случае завтра мы кое-что у вас попросим. К вам придут от имени нашей партии.
– Что-нибудь важное?
– спросил он.
– По нашему мнению, очень важное.
– Можете рассчитывать на меня, - сказал он.
– Увидим, - ответила Пьеретта.
Она протянула ему руку и, простившись, пошла к двери.
– Мадам Амабль!
– окликнул он ее.
– Ну что еще?
– строго отозвалась она.
– Позвольте подарить вам на память одну вещь... Это так, пустячок...
– Смотря какой пустячок, - сказала она.
Он порылся в ящике стола и достал оттуда тоненькую книжечку форматом чуть поменьше брошюр с "Лекциями по истории коммунистической партии". Раскрыв книжечку, он разрезал страницы, что-то написал на титульном листе и протянул ее Пьеретте.
Она прочитала на обложке: "Филипп Летурно. Гранит. Мел. Песок. Стихи. Издатель Пьер Сегер", а на титульном листе было написано крупным детским почерком: "Мадам Пьеретте Амабль, чье уважение мне очень хотелось бы завоевать".
– Прочтите когда-нибудь на досуге, - сказал Филипп.
– Стихи немножко необычные, как вот эта картина. Но все-таки возьмите, в знак дружбы.
– Спасибо, - сказала Пьеретта.
И на этот раз в ее улыбке не было ни насмешки, ни лукавства. Филипп в ответ тоже улыбнулся.
– Значит, завтра мне будет испытание?
– сказал он, пожимая ей руку.
Пьеретта бегом сбежала по лестнице. Разговор и так уж занял сорок с лишним минут. Вернувшись в цех, она положила книжечку около станка; пока она налаживала станок, Маргарита подошла посмотреть и прочла надпись Филиппа.