Г-жа Габор: Невозможно!

Г-н Габор: Конечно, письмо подделано? Конечно, это шантаж? Хотят воспользоваться известным всему городу исключением его из гимназии? Я не говорил еще с мальчиком, - но посмотри, пожалуйста, на почерк! Посмотри на слог!

Г-жа Габор: Неслыханное, бесстыдное озорство!

Г-н Габор: Боюсь, что это - правда.

Г-жа Габор: Нет, нет, никогда и никогда!

Г-н Габор: Тем лучше будет для нас.
– Женщина, ломая руки, спрашивает, что ей делать. Я сказал, что она не должна пускать свою пятнадцатилетнюю дочь лазать по сеновалам. Письмо она, к счастью, оставила у меня.
– Если мы отправим Мельхиора в другую гимназию, где он уже совсем не будет под надзором родителей, то через три недели повторится то же самое, - новое исключение, - его весенне-радостное сердце привыкнет к этому.
– Скажи, Фанни, куда же деваться мне с мальчиком!

Г-жа Габор: В исправительное заведение!

Г-н Габор: Да?

Г-жа Габор: ... исправительное заведение.

Г-н Габор: Там он прежде всего найдет то, чего дома его неправильно лишали: железную дисциплину, правила и моральное воздействие, которому он должен подчиняться при всяких обстоятельствах.
– Впрочем, исправительное заведение - не место ужасов, как ты себе представляешь. Главное внимание обращают там на развитие христианского образа мыслей и чувств. Там, наконец, мальчик научится хотеть хорошего, а не только интересного; там он научится в своих действиях не быть естественным, а подчиниться закону.
– Полчаса тому назад я получил от брата телеграмму, подтверждающую слова женщины. Мельхиор открылся ему и просил двести марок для бегства в Англию...

Г-жа Габор: Милосердное небо!

Сцена четвертая

Исправительное заведение. Коридор.
– Дитгельм, Рейнгольд, Рупрехт, Гельмут, Гостон и Мельхиор.

Дитгельм: Вот монета двадцать пфеннигов.

Рейнгольд: Ну и что же?

Дитгельм: Я положу ее на пол, вы станете вокруг. Кто в нее попадет, тот и берет.

Рупрехт: Хочешь к нам, Мельхиор?

Мельхиор: Нет, спасибо.

Гельмут: Иосиф Прекрасный!

Гостон: Ему нельзя. Он здесь на даче.

Мельхиор (про себя): Это не умно, что я их чуждаюсь. Все обращают на меня внимание. Я должен быть с ними, - или все пойдет к чорту.
– Тюрьма ведет их к самоубийству.
– Сломаю себе шею - хорошо. Уйду - тоже хорошо. Я могу только выиграть.
– Рупрехт будет моим другом, он все здесь знает. Я угощу его главами про Фамарь, невестку Иуды, про Моава, про царицу Васти и Ависалу сунамитку, про Лота и его присных.
– В этом отделении у него самая несчастная физиономия.

Рупрехт: Беру!

Гельмут: И я попал!

Гостон: Попадешь послезавтра.

Гельмут: Теперь, сейчас! Боже! Боже!

Все: Summa-summa cum laude!

Рупрехт (схватывая монету): Спасибо!

Гельмут: Сюда, собака!

Рупрехт: Ах ты, свинья!

Гельмут: Ворона с виселицы!

Рупрехт (ударяя его в лицо): На тебе! (Убегает).

Гельмут: Я его убью!

Остальные (бегут): Куси! Куси, моська! Куси! Куси!

Мельхиор (один, обернувшись к окну): Вниз идет громоотвод.
– На него надо намотать носовой платок.
– Когда я думаю о ней, кровь бросается мне в голову. И мысль о Морице ложится свинцом в ногах. Я пойду в редакцию. Платите мне сотню, - я буду разносить!
– Буду собирать новости, - писать местную хронику - этически - психологически...
– - Теперь не так легко умереть с голоду. Народная столовая, Cafe Temperance.
– Дом в шестьдесят футов в вышину и штукатурка обваливается...
– Она ненавидит меня, она ненавидит меня за то, что я отнял у нее свободу. Если я действую, как хочу, получается насилие.
– Я могу надеяться только на одно, - что когда-нибудь постепенно...
– Через неделю новолуние. Завтра я заброшу удочку. У субботе во что бы то ни стало должен знать, у кого ключ.
– В воскресенье вечером припадок каталепсии...
– Бог даст, других не будет больных.
– Все так ясно, точно уже свершилось. Через оконный карниз я перескачу легко - один прыжок, - хватиться рукой, - только надо намотать носовой платок.
– Вот идет великий инквизитор.

(Мельхиор уходит налево. Доктор Прокрустус и слесарь входят справа).

Доктор Прокрустус: ... Правда, окна в третьем этаже, а внизу растет крапива. Но разве эти выродки побоятся крапивы!
– Прошлую зиму один вылез из слухового окна и нам пришлось таки повозится, - поймать, привезти, посадить...

Слесарь: Так вы желаете решетку кованного железа?

Доктор Прокрустус: Да, кованного железа. И чтобы ее нельзя было высадить, - с заклепками.

Сцена пятая

(Спальня.
– г-жа Бергман, Ина Мюллер, и медицины советник, доктор Браузепульфор.
– Вендла в постели).

Доктор Браузепульфор: Но сколько, собственно говоря, вам лет?

Вендла: Четырнадцать с половиной.

Доктор Браузепульфор: Я прописываю пилюли уже пятнадцать лет, и в большинстве случаев наблюдая поразительный успех. Я предпочитаю их всем другим средствам. Начните тремя, четырьмя пилюлями в день, и повышайте на сколько вы вынесете. Барышне Эльфрид баронессе фон-Вицлебен я прописал принимать каждые три дня на одну пилюлю больше. Баронесса не поняла меня и повышала прием каждый день на три пилюли. И через три недели баронесса могла уже уехать на поправку с баронессою, своей мамою в Пирмон.
– От утомительных прогулок и от усиленного питания я вас освобождаю. За это, милое дитя, вы обещаете мне тем больше двигаться и без стеснения есть, как только у вас появится аппетит; сердцебиение скоро пройдет, - и головная боль, и головокружение, и наши ужасные желудочные боли. Барышня Эльфрида баронесса фон-Вицлебен уже через неделю после начала лечения съедала за завтраком целого цыпленка с молодым картофелем.

Г-жа Бергман: Позвольте предложить вам стакан вина, господин медицины советник.

Доктор Браузепульфор: Спасибо, милая г-жа Бергман, меня ждет мой экипаж.
– Не принимайте так близко к сердцу. Недели через две наша милая маленькая пациентка будет снова свежей и бодрой, как газель. Не робейте. До свидания, г-жа Бергман. До свидания, милая девочка. До свидания, сударыня. До свидания.

(Г-жа Бергман провожает его до двери).

Ина (у окна): А ваши платаны снова зацвели.
– Тебе с постели видно? Такая кратковременная роскошь! Почти не стоит радоваться, когда видишь, как она приходит и снова уходит.
– Однако, мне пора уйти. Мой Мюллер будет ждать меня у почты, а еще мне надо зайти к портнихе. Сегодня Муки получил свои первые штанишки, а Карлу необходим новый костюм трико к зиме.

Вендла: Иногда мне становится так хорошо, - Все радостно, все солнечно блестит. Думала ли я, что может быть так легко, так хорошо на сердце!
– Мне хотелось бы на воздух, - пройтись вечером по лугам, поискать цветов у реки, посидеть у берега, помолчать... И вдруг приходит зубная боль, - мне кажется, что завтра я умру; меня бросает то в жар, то в холод, в глазах темнеет, и вкрадывается чудовище. Когда бы я не проснулась, я вижу - мама плачет. О, мне это так больно, - я не могу высказать тебе, Ина!