Шрифт:
Нина жила с отцом в хибарке неподалеку от кладбища. В прошлом тут была инструментальная промыслов. Но помещение было столь тесным и неудобным, что инструментальную перевели в другое место, а эта хибарка была брошена и долгое время пустовала. Отец Нины Павел присмотрел ее и приспособил под жилье. Получилась небольшая, продолговатая, высотой в два метра комнатка с одним окном. При входе Павел пристроил нечто вроде кухни. Усатый ага по-дружески смастерил тут печь, и старик Павел отпраздновал с дочерью новоселье. Друзьям он говорил в шутку:
– Теперь у нас с Ниной собственный дворец! По крайней мере, за квартиру платить не надо.
Но старик ошибся. Как только Шапоринский узнал, что никому не нужная хибарка приспособлена под жилье, он велел взыскивать с Павла квартирную плату...
Нина часто работала в ночную смену, и отец, превозмогая свои болезни, ходил ее встречать. Конечно, старику было трудно, но он боялся, как бы кто не обидел дочь на темной дороге. Теперь вместо Павла Нину встречал с работы и провожал домой Мустафа.
И вот однажды, когда они проходили мимо кладбища, Нина сказала:
– Я отнимаю у тебя слишком много времени, Мустафа... Столько для тебя беспокойства!
– Что ты, Нина, что ты!
– запротестовал он.
– Какое беспокойство! Я всегда готов... Я рад... счастлив!
– Значит, ты всегда будешь провожать меня?
– Пока жив, нас с тобою никто не разлучит.
Нина с радостью заглянула ему в глаза:
– Никто?
– Только могила!
– И Мустафа кивнул в сторону кладбища. Потом, чуть подумав, добавил: - Или тюрьма.
– Тюрьма?
– ужаснулась Нина.
– Нет, я этого не допущу!
– И Нина инстинктивно прижалась к Мустафе, как будто и в самом деле его вот-вот отнимут у нее.
Мустафа порывисто обнял ее и крепко поцеловал. Она отшатнулась.
– Что ты! Нас могут увидеть!
– Ну и пусть, пусть! Я хочу, чтобы это все видели! Я люблю тебя, с первой встречи люблю!
– И я...
– тихонько призналась Нина и снова приникла к нему.
– А почему же тюрьма?
Мустафа в упор посмотрел на девушку и сказал торжественно:
– Я не распоряжаюсь собой, Нина. Моя жизнь принадлежит революции.
Он думал, что она рассердится, станет его разубеждать, а она с кроткой улыбкой проговорила тихо:
– Я знаю... И за это еще больше люблю тебя...
Таких слов Мустафа не ожидал от нее, и ему сделалось необыкновенно хорошо.
– Ну, а если меня все же арестуют, - спросил он, - что будешь делать?
Нина гордо вскинула голову, глаза ее блестели.
– Я займу твое место!
– сказала она тем приподнятым тоном, каким только что говорил он.
Мустафа был потрясен. Молча он обнял девушку, прижал к своему сердцу и задубевшей от мозолей ладонью стал гладить по ее мягким, пушистым волосам.
А она спрашивала:
– Что надо делать? Я готова на все. Твое дело - мое дело!
О таком счастье Мустафа и не мечтал. Прикасаясь щекой к волосам любимой, он думал: "Молодец Павел! Какую отважную дочь воспитал!"
В этот вечер они долго гуляли вдоль ограды кладбища. Было холодно. Дул резкий северный ветер. Пустынно и мрачно было вокруг. Но они этого не замечали. Им было удивительно хорошо. И петлявшая между вышками, пропитанная нефтью дорога, и убогие, пропыленные кусты, и покосившиеся, полуразвалившиеся домишки - все, все казалось им необыкновенно красивым и поэтичным.
А на другой день Мустафа узнал, что Нина заболела и не вышла на работу. Что с ней? Этот вопрос терзал его неотступно до конца смены. И как только заревел гудок, он кинулся бегом к заветной хибарке. Подтвердились худшие его опасения: Нина простудилась вчера на ветру и лежала с воспалением легких.
Мустафа присел на табуретку рядом с постелью и, не сводя глаз с больной, жалко и виновато улыбаясь, говорил:
– Пустяки, Нинок! Не такая уж страшная это болезнь, не волнуйся. Полежишь с недельку и встанешь...
– Но дрожащий голос выдавал его. Он сам не верил в то, что говорил.
Когда выходил из хибарки, у него подкашивались ноги. Изо всех сил стараясь не выдать своего волнения, сквозь зубы спросил старика Павла:
– Может быть, позвать опытного врача из города?
Старик стал его успокаивать:
– Да ты не волнуйся, сынок, христа ради. Все обойдется. Вот питание только особенное нужно...
– А может быть, у вас денег нет, а? Я могу помочь. Ведь не чужой, не посторонний...
– И Мустафа проворно стал шарить в карманах.
Старик схватил его за руку.