Сокровище Беневентов

Аннотация
Что-нибудь случилось? Надеюсь, не с Кандидой… ... - Вы слышали о Сокровище Беневентов? - И, когда Стивен кивнул, продолжала

Анонс Это яркий образчик социально-психологического романа с детективным уклоном, своими корнями уходящий к традиционной английской литературе XIX века с его многословностью, британской смесью наивности и порядочности и не менее британской разновидностью злодея. Данный роман и следует читать как анахронизм, так как собственно загадки здесь никакой нет, а повествование строится на том, спасется ли положительный герой от козней отрицательного. Очень много внимания уделяется типичному противопоставлению искренности и притворства, простоты и властности, новых веяний и твердокаменного снобизма знати, особенно ее пожилых представителей, мыслящих категориями кэрролловской Королевы: «Снести им головы!» (Один из детективных романов Найо Марш так и назывался.) Можно даже сказать, что тщеславие здесь клеймится строже, чем человекоубийство. Английский герой должен быть безупречен в вопросах морали, поэтому читателю дается много, казалось бы, излишних пояснений. Мы не можем узнать о готовящемся браке мисс Кары без того, чтобы не получить подробных объяснений, почему полковник Гартлинг читал дневники своего брата; более того, почему он их должен был прочесть. Все разыгрывается по вполне определенным правилам, а правила у англичан найдутся на все случаи жизни. В «Беневентах» скрыта не только «История Тома Джонса» Филдинга, но и «Крэнфорд» Элизабет Гэскелл. Большая часть информации передается посредством сплетен или частных бесед, непонятно чем от сплетен отличающихся. Отношение к сплетням у англичан двойственное, если смотреть сторонним взглядом. Полностью презреть их они не могут, поскольку знаменитый small talk состоит из сплетен более, чем наполовину. Наша очень даже приличная знакомая мисс Силвер, оказывается, тоже имеет слабинку в этой области: как мы узнаем, «она очень любила сообщать, как бы между прочим, какую-нибудь шокирующую новость». Еще в романе присутствует что-то, напоминающее «Собаку Баскервилей» с ужасами из прошлого, и ночными хождениями, но, поскольку опять-таки мы читаем повествование почти исключительно про женщин, теперешнему читателю все это не так страшно. Поэтому скорее всего более правильным было бы охарактеризовать «Сокровище Беневентов» как пост-готический роман с типичным готическим убийцей. Вышел в Англии в 1954 году. Перевод Л. Беляевой под редакцией М.Макаровой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые. А.Астапенков Пролог Скальный карниз был всего дюймов в шесть шириной, пальцы ног Кандиды упирались в камень. Левой рукой она вцепилась в крохотный выступ примерно на уровне головы, а правой осторожно ощупывала скалу — насколько могла дотянуться. Похоже, там ухватиться было не за что, но она все равно продолжала поиск. В конце концов, оставалась еще та неглубокая трещина, которую она отвергла — за нее с трудом можно было зацепиться лишь кончиками пальцев. Это не помогло бы продвинуться вперед, но хотя бы позволило дать отдых пальцам левой руки. Она пыталась придумать, что еще можно сделать. Собственно говоря, вариантов было не так уж много. Если быть абсолютно честной — хотя бы с собой — их вообще не было, вариантов… Она забралась так далеко, как только могла, и теперь была не в состоянии сдвинуться хотя бы еще на дюйм. Подняв голову, она даже видела карниз, до которого надеялась добраться. Точнее, откос скалы, подпирающий карниз подобно огромному контрфорсу и преграждающий ей путь. Миновать его было невозможно — разве что превратиться в мотылька или муху, которая, как известно, без труда ходит по потолку. Кандида запретила себе смотреть вниз, на берег — это было бы непростительной глупостью. Но, даже не оглядываясь, она прекрасно знала, что откроется ее взгляду: черные изломанные скалы и кипящие волны прибоя. Если бы море здесь было достаточно глубоким, Кандида без раздумий спрыгнула бы и, выплыв, поискала более подходящее место для подъема, но прежде не мешало бы убедиться в том, что над скалами уже вполне достаточно воды… Надо искать другой выход и побыстрее. Забавно все-таки. Снизу этот карниз вовсе не казался таким уж труднодоступным. И отвес выглядел совсем по-другому. Кандида не сомневалась, что запросто до него доберется, и лезть вверх было даже интересно — до того момента, пока все опоры для рук и ног не исчезли, а отвес скалы не распростерся над головой, словно козырек. Итак, она не может двигаться вперед и нет никакого смысла возвращаться назад. Она даже не знала, сколько ей удалось одолеть: двадцать футов, тридцать или сорок… В любом случае, она долго искала подходящее для подъема место и выбрала самое лучшее. Что же касается спуска, всем известно, что даже по знакомому пути спускаться намного сложнее, чем подниматься. Однако, когда нет пути ни назад, ни вперед, приходится торчать там, где застрял. И мерзкий внутренний голос тут же начинает нашептывать что-нибудь гадкое, то и дело интересуясь: «И надолго тебя хватит?» Кандида не стала миндальничать с провокатором и грубо его отбрила: «Сколько хочу, столько и буду стоять!» Но внутренний голос не желал умолкать: «Меньше чем через час уже стемнеет. Ты же не можешь простоять тут всю ночь». «Простою столько, сколько потребуется», — ответила Кандида и, вцепившись в маленький выступ, крикнула: «Эй! Эй!» Когда вы кричите во всю силу своих легких, ехидное бормотание этого назойливого голоса становиться неслышным. Но се истошный крик, прозвучавший у самой поверхности скалы, отразился от нее и затих. Чтобы расслышать этот слабый звук в рокоте прибоя, нужен был очень острый слух. Однако, у Стивена Эверсли слух был превосходным. Он находился довольно далеко от пляжной полосы, поскольку человеку, знающему этот берег, и в голову не придет плыть мимо Черных Сестер, если есть какой-то другой вариант. Стивен направлял свою лодку в маленькую узкую бухту. Ею обычно пользовались контрабандисты, на пути к ней тоже хватало ловушек, но когда хорошо ее изучил, можно уже особо не волноваться. Звук далеко разносится над водой, и к тому же голос Кандиды, отразившись от скальной стены под определенным углом, был услышан. Стивен услышал крик и, посмотрев в сторону берега, увидел на фоне скалы темную девичью фигурку в школьной форме. Сумерки еще не наступили, но уже темнело.: Стивен подвел лодку так близко к берегу, как только мог, рискуя разбить ее о скалы. Это было сущим безумием, но требовалось максимально сократить расстояние, чтобы девушка хотя бы его услышала: не обсудив с ней ситуацию, невозможно было решить, что делать дальше. Если у девушки есть надежная опора для рук и ног, он может высадиться в бухточке, позвать кого-нибудь на помощь и спуститься к ней сверху, но если дела обстоят гораздо хуже, придется забираться на карниз над ее головой и втянуть несчастную туда — веревки, которая есть в лодке, должно хватить. И похоже, им придется торчать там всю ночь — к тому моменту, когда он справится с этой задачей, здорово стемнеет, и карабкаться по скалам станет невозможно. Но в любом случае задачка была очень непростая. Стивен крикнул девушке: — Эй вы, там, на скале! Вы крепко держитесь? Ответ был слышен совершенно отчетливо и состоял всего из одного слова: — Да! — Можете… продержаться… скажем… минут… сорок? Еще не закончив фразы, он уже знал, что нет, не сможет. И получил в ответ два слова: — Я… постараюсь. Плохо. Придется выкручиваться одному. — Я… доберусь… до вас… раньше! Примерно… через… полчаса! Держитесь! Теперь, когда помощь близко, держаться стало намного легче. Противный шепоток умолк, и перед ее внутренним взором возникла яркая и красочная картина. Нет, не того, что могло ее ожидать, не падение на острые блестящие скалы внизу — совсем нет. Ей представилась иллюстрация к древнегреческому мифу о прикованной к скале Андромеде, которую должно было сожрать морское чудовище, и к ней с небес спускается в своих крылатых сандалиях Персей, он убивает чудовище. Шло время. И только услышав, как ее спаситель карабкается по скале, Кандида снова ощутила страх. Звук доносился слева — совсем еще далекий. И девушка задумалась о том, как этот человек собирается до нее добраться: ведь тут почти не на что опереться. Ее ноги онемели и уже ничего не чувствовали, из последних сил пытаясь удержать большую часть веса впритык к поверхности скалы, а уж пальцев девушка и подавно не ощущала. Вот сейчас она соскользнет с узенькой каменной полоски и рухнет вниз… Но когда сверху, с недоступного карниза донесся голос ее спасителя, спросивший «У вас все в порядке?», Кандида с удивлением услышала, что отвечает «Да». Вниз, раскачиваясь, сползла веревка с петлей на конце. Требовалось лишь пропустить ее под мышками. Но для этого нужно было оторвать пальцы правой руки от крошечной трещины, в которую они вцепились, потом продеть руку в петлю, потом спустить ее до плеча и просунуть в нее голову. Парень, распластавшись на карнизе и глядя вниз, отдавал команды. То, что он велел делать, было совершенно невыполнимо, но тон его голоса заставлял верить в то, что она обязательно справится, и в конце концов оказывалось, что это невыполнимое уже сделано. Когда петля была надежно закреплена под мышками, Кандида начала осторожно сдвигаться влево — до тех пор, пока не кончился под ногами карниз. Без веревки она бы сюда не добралась. Зато теперь она находилась в стороне от навеса, преграждавшего путь наверх, и это позволило парню втащить ее на карниз. Кандида лежала ничком на шершавом камне и не могла даже пошевелиться. Она ощущала себя тряпичной куклой — совершенно ватные руки и ноги, и голова, бессильно мотающаяся из стороны в сторону. Кошмарное чувство! А потом на ее плечо легла невидимая рука и прозвучал знакомый голос: — Вот теперь все в порядке. Будьте осторожны, если захотите встать — карниз не слишком широкий. Как ни странно, от этого предупреждения она почувствовала себя еще ужасней. В руки и ноги словно впились сотни иголок и булавок, а в голове что-то непрестанно кружилось. Прежде чем Кандида поняла, что происходит, она нащупала руку, лежащую на ее плече, и сжала ее так, как будто от этого все еще зависела ее жизнь — один из тех поступков, которых обычно потом стыдятся. Как только ей удалось справиться с собственным голосом, девушка спросила: — Далеко до края? Он рассмеялся. — Не бойтесь, я не позволю вам упасть! Сдвиньтесь немного в эту сторону, и вы сможете сесть, прислонившись спиной к скале. Мы в безопасности, но, к сожалению, нам придется торчать здесь до утра — уже слишком темно, чтобы выбираться отсюда. За помощью я не пошел, не рискнул надолго отлучиться — вы были в тот момент в довольно-таки опасной ситуации. Так что придется коротать ночь вдвоем, и думаю, что нам пора представиться друг другу. Меня зовут Стивен Эверсли, и я приехал сюда на выходные понаблюдать за птицами и пофотографировать их — поэтому у меня с собой и оказалась веревка, а без нее я бы вас не вытащил. Вероятно, вы тоже приехали на выходные. Я один, и обо мне некому беспокоиться, но ваши родственники наверняка уже всполошились, так что спасательная партия может появиться с минуты на минуту. Это было здорово — чувствовать за спиной скалу. Карниз был всего три-четыре фута шириной и довольно длинный, по краям он сужался и постепенно сходил на нет, но места, чтобы вытянуть ноги, вполне хватило. Кандида посмотрела на темнеющее внизу море и сказала: — Ох, я не знаю. Они не появятся до позднего вечера. — Кто не появится? — Те, с кем я должна была провести выходные. Моника Карсон и ее мать. Мы с Моникой вместе учимся, и миссис Карсон пригласила меня с ними отдохнуть. Мой поезд приходил в четыре, а их — не раньше шести, поэтому я отправилась в гостиницу, где она сняла комнаты. Это маленькая частная гостиница, она называется «Вид на море». Выпила чаю, распаковала вещи. Но вскоре позвонила миссис Карсон и сказала, что им нужно кое-что купить в Лондоне, и поэтому они появятся не раньше восьми вечера. Ну я и решила пойти погулять. Стивен тихо засмеялся. — И никто никогда не рассказывал вам о существовании приливов! Вы сами загнали себя в ловушку на узкой полоске пляжа, и вам ничего не оставалось, кроме как попытаться вскарабкаться на утес. Сколько вам лет? — Пятнадцать с половиной и я, конечно, знаю о том, что на море бывают приливы! Я бы просто так не пошла, мне все рассказали, что нужно. — Где? — В гостинице. Две пожилые дамы сказали мне, что вода поднимется достаточно высоко только к одиннадцати. Вот я и решила пройтись по пляжу. Никак не думала. Что это опасно. — Когда он такой узкий — да. И, кроме того, прилив здесь достигает максимума без четверти девять! Кандида обернулась к Стивену — для нее он был еле различимым во тьме силуэтом. И еще — голосом. Она не задумывалась прежде о том, что он только что сказал. Если уровень воды действительно достигает максимума без четверти девять… И тут же, слегка задохнувшись, выпалила: — Тогда почему она сказала, что прилив будет в одиннадцать? Стивен пожал плечами. — Кто ее знает… — Она сказала, что Прилив достигнет пика в одиннадцать. — Скорее всего, она знала о приливе не больше вас. — Тогда почему она сказала, что знает? Стивен снова пожал плечами. — Так уж люди устроены. Если вы спросите у кого-нибудь, как пройти туда-то, почти каждый наверняка не признается, что это место ему неизвестно. Наговорит вам чепухи и отправит совсем в другую сторону. Но мне показалось, что вначале вы говорили о двух дамах. Почему же теперь вы сказали «она»? — Ну, на самом деле разговаривала со мной только одна, вторая стояла рядом и кивала. Я записывала свое имя в книгу регистрации. Они подошли с двух сторон и стали заглядывать мне через плечо. Одна из них спросила: «Ваше имя Кандида Сейл?», и я ответила «да». Мне показалось, что это невежливо — заглядывать через плечо, и мне не хотелось с ними разговаривать, поэтому я собралась уходить. Но они пошли следом, и та, что заговорила первой, сказала: «Какое необычное имя». Они были довольно старые и одеты почти одинаково. Если честно, они вели себя очень странно! Я хотела избавиться от них и сказала, что пойду гулять. Тогда она заметила, что пляж — неплохое место для прогулки, а прилив не начнется раньше одиннадцати. — Похоже, что они спятили. — Очень похоже. Стивен думал о том, что приезжие не должны давать такие опрометчивые советы, а эти дамы явно были приезжими, ибо местным жителям прекрасно известно, насколько опасно бродить вечером по узкой полоске пляжа. Спустя месяц-полтора и Кандиде вряд ли удалось бы уйти далеко — кто-нибудь непременно предупредил бы ее о надвигающемся приливе, но стылым апрельским вечером редко кого тянет бродить по берегу, особенно после чая. Эти старушки были опасны для окружающих, о чем Стивен и сказал девушке, добавив: — Надеюсь, эта ваша подруга заставит их ответить за то, что они так вас подвели — все могло кончиться намного хуже. — Думаете, они признаются? — Им придется. Миссис… как вы ее назвали?.. Карсон приедет сегодня вечером. Поскольку вы записаны в книге регистрации, она поймет, что вы уже приехали, и станет вас искать, поднимет шум, и вашим легкомысленным дамам придется признаться, что они разговаривали с вами — возможно даже, что кто-то это заметил. А когда они скажут, что вы отправились на прогулку по пляжу, сюда отправят целую спасательную экспедицию. Это было бы неплохо. Здесь нам ничего не угрожает, но ближе к рассвету станет холодно и весьма неуютно. Но спасательная экспедиция так и не появилась, а все потому, что миссис Карсон была с шести утра на ногах. Сраженная усталостью и треволнениями, по большей части абсолютно беспочвенными, она упала в обморок, когда садилась в поезд, идущий в Истклиф. Ее отнесли в привокзальную гостиницу и послали за врачом. Перепуганная Моника позвонила в «Вид на море» — сообщить, что ее мать заболела, а потом позвонила еще раз уже утром. Связь была не слишком хорошей, и Моника, расслышав только имя подруги, сказала: «Я надеюсь, что мы приедем утром, но если мы не сможем приехать, пусть она возвращается», и повесила трубку. Стивен и Кандида ничего об этом не знали. Им ничего не оставалось, как беседовать. Кандида поведала ему, что живет с теткой, которая ее, собственно, и вырастила. — Ее фамилия тоже Сейл — Барбара Сейл, она сестра отца. Она все время возится в саду. Корабль, на котором плыли мои родители, подорвался на мине — это, было во время войны. Тете Барбаре просто повезло: по чистой случайности она не поехала вместе с ними. Как Стивен и предрекал, к утру похолодало. Он заставил девушку сесть поближе и обнял за плечи. Иногда им удавалось ненадолго забыться, но, очнувшись, они продолжали прерванный разговор. Стивен собирался стать архитектором. Этим летом он должен сдать последний экзамен и тогда сможет поступить в фирму своего дяди. Сама по себе работа его устраивает, но иметь дело с родственниками вовсе не так приятно, как может показаться. Все считают, что, раз ты в родстве с начальником, то тебе все время будут делать поблажки. Как бы не так! — Нет, Ричарда не проймешь. Вообще-то, он отличный малый, но ожидает от меня гораздо больше, чем от других — именно потому, что я его племянник. И я ужасно нервничаю. Полусонный, запинающийся голос девушки прозвучал где-то на уровне его плеча. — Не понимаю… почему вы нервничаете… чем вы хуже, чем другие… Стивен рассказывал ей о домах, построенных Ричардом Эверсли и о тех, которые надеется построить он сам. Голова девушки склонилась к нему на плечо — это было все равно что разговаривать с самим собой. Иногда Стивен замечал, что она заснула, а иногда вдруг неожиданно начинала говорить. Например, один раз она сказала: «Вы сумете сделать все что угодно — если хотя бы попытаетесь». А когда он ей ответил: «Да нет, куда уж мне», Кандида сонно пробормотала что-то вроде: «Если… вы действительно… этого хотите…» Так прошла ночь. Они проснулись на рассвете, замерзшие и с затекшими от неудобной позы мышцами. И наконец они смогли друг друга увидеть. Кандида протерла глаза и потянулась. Море внизу напоминало цветом оловянные тарелки, стоявшие у тети в кухонном шкафу, оно было тихим и неподвижным. Небо тоже было серым, с желтой полоской на востоке, над самой водой. Ветер стих, все вокруг было очень холодным, свежим и чистым. На губах — привкус соли. Кандида посмотрела на Стивена и увидела, что он тоже потягивается — высокий, длиннорукий и длинноногий парень двадцати двух — двадцати трех лет, с копной выгоревших на солнце волос. Он был в рубашке с распахнутым воротом и совсем коричневый от загара, почти того же цвета, что его старый твидовый пиджак. Глаза, казавшиеся очень светлыми на загорелом лице, рассматривали ее, Кандиду, ее темно-синие глаза и каштановые волосы, заплетенные в косу. Там, где голова девушки прислонялась к его плечу, волосы растрепались. Глаза были красивые, черты лица мягкие, а крупный рот с полными губами улыбался, открывая белые зубы. Взглянув друг на друга, Кандида и Стивен рассмеялись. Глава 1 Мы видим Кандиду пять лет спустя, она сидит и читает письмо. Уже прошло десять дней со дня похорон тети Барбары и за это время накопилось много писем, на которые следовало ответить. Все писавшие были очень добры и вежливы, и Кандида снова и снова писала одно и то же, пока рука сама собой не начала выводить знакомый текст. Но оттого что она уже приноровилась писать подобные письма, горечь утраты не исчезла. Барбара проболела почти три года и все эти три года Кандида ухаживала за ней. Теперь, когда все было позади, девушка осталась практически без средств и была вынуждена искать работу. Но больше всего Кандиду угнетало то, что она не успела получить хоть какую-то профессию. Ведь Барбара заболела сразу после того, как Кандида окончила школу. И вот теперь Барбары не стало. Все письма, на которые Кандида уже ответила, касались смерти тети, но самое последнее оказалось другим. В нем не было ни слова о тете Барбаре, только о самой Кандиде. Кандида сидела у окна, и холодный зимний свет падал на дорогую бумагу, исписанную старомодным четким почерком. В верхнем правом углу был оттиснут адрес: «Андерхилл, Ретли». Письмо начиналось со слов «Моя дорогая Кандида», внизу стояло имя — Оливия Беневент. Вот что в нем было: Дорогая Кандида, Позвольте выразить Вам искренние соболезнования в связи с тяжелой утратой. Досадная ссора, вызванная замужеством Вашей бабушки, стала причиной разрыва ее отношений с остальными членами семьи. Вот почему мне и моей сестре Каре так и не удалось познакомиться с нашим племянником Ричардом и его женой и с нашей племянницей Барбарой. Но теперь, когда они умерли, нет причин продолжать эту, весьма достойную сожаления, ссору и в третьем поколении. Будучи дочерью нашего племянника Ричарда, в настоящий момент Вы — наша единственная родственница. Ваша бабушка, Кандида Беневент, была нашей сестрой. Ее брак с Джоном Сейлом вырвал ее из семейного круга, и мы приглашаем Вас в этот круг вернуться. Мы с Карой будем очень рады, если Вы навестите нас. Беневенты — старинный и благородный род, и мы считаем, что последний отпрыск этого рода должен хоть немного узнать о его истории и традициях. Надеемся, что Вы примете это приглашение, которое, поверьте, сделано от чистого сердца. Пишу Вам в первый, но, надеюсь, не в последний раз. Ваша двоюродная бабушка Оливия Беневент Кандида разглядывала письмо со смешанным чувством. Она знала, что ее бабушку звали Кандида Беневент и что из-за нее случился какой-то семейный скандал — вот и все, что ей было известно. По какому поводу был скандал, почему он со временем не был забыт, где живут родственники бабушки… обо всем этом она не имела ни малейшего представления. Возможно, Барбара тоже ничего об этом не знала. А если и знала, то не удосужилась об этом задуматься — это в ее духе. Сама же Кандида Беневент умерла, когда ее дети были слишком малы, и связи с семьей их матери были окончательно утеряны. Она показала письмо Эверарду Мортимеру, адвокату Барбары, но выяснилось, что ему об этом скандале известно еще меньше. Тем не менее он горячо советовал ей принять приглашение. Мортимер был приятным молодым человеком чуть старше тридцати, с вполне современным взглядом на столь давние семейные раздоры. — Вычеркивать родичей из завещания и своей жизни — издержки викторианских традиций. Теперь люди более терпимы. Я думаю, что вам следует принять эту оливковую ветвь мира, отправляйтесь в гости к старым леди. Возможно, вам стоит у них остаться. Похоже, вы — их единственная родственница и это очень существенное обстоятельство. Учтите, выплата ренты вашей тете прекращена по известным причинам, да и коттедж был сдан ей в пожизненную аренду, так что к тому моменту, когда все вопросы с наследством прояснятся, вы вряд ли будете иметь больше двадцати пяти фунтов в год. По щекам Кандиды разлился яркий румянец, а глаза потемнели. Их синева выгодно подчеркивалась золотистыми каштановыми волосами, и этот контраст был очень привлекателен, по мнению Мортимера. И тут ему пришло в голову, что, если эта девушка станет богатой наследницей — а именно это имела в виду мисс Оливия Беневент, — у нее не будет недостатка в поклонниках. Даже с двадцатью пятью фунтами в год под ее окнами соберется целая толпа. В свете этого открытия он посмотрел на себя со стороны, и тон его голоса стал чуть теплее, а манера общения — чуть менее официальной. Барбара Сейл никогда не говорила о семье своей матери. Возможно, старым леди и нечего оставить в наследство внучатой племяннице. А может быть — более чем достаточно. Вокруг хватало пожилых дам, желавших передать кому-то свою собственность, но абсолютно не представлявших себе, как это сделать, даже среди его собственных клиенток таких было не меньше полудюжины. Составление и переделка завещаний было их любимым развлечением — оно давало им сознание собственной значимости и почти неограниченной власти над близкими людьми. Они наслаждались возможностью вмешиваться в жизнь младших членов семьи, как, например, старая мисс Кребтри. Ее племянница не смела выйти замуж из страха, что ее вычеркнут из завещания, но если в ближайшее время она не решит пойти на риск, жениха ей не видать как своих ушей. Или взять миссис Баркер. Ее старшая дочь никогда не имела ни работы, ни пенса собственных денег и вынуждена была каждый раз просить у матери деньги на автобусный билет. Она не знала даже, как подписать чек. Мисс Робинсон развлекалась иначе: каждые три месяца переписывала завещание, каждый раз назначая нового наследника, благо родственников у нее была тьма. Это походило на детскую игру, в которой, как только стихнет музыка, надо успеть занять один из стульев, которых всегда меньше, чем участников. Вот так и в случае с завещанием: однажды музыка стихнет и кому-то достанется все. Похоже, сестры Беневент были дамами весьма преклонного возраста, и если Кандида Сейл решит прекратить давнюю семейную ссору и уделит им немного внимания, это ей не повредит, а может оказаться даже полезным. Именно это посоветовал девушке молодой адвокат, и в его голосе и манерах было куда больше тепла и дружелюбия, чем в начале разговора. Глава 2 И вот ранним февральским вечером Кандида приехала в Ретли. Она не ожидала, что кто-то будет ее встречать — и угадала. Найдя такси, она дала на чай носильщику, несшему ее чемоданы, и машина помчалась прочь, грохоча по камням привокзальной площади. За окном такси царил желтый полумрак и мелкий моросящий дождь. Уличные фонари еще не горели, так что увидеть Ретли во всей его красе Кандиде не удалось. Они миновали улицу с несколькими хорошими магазинами, затем несколько улиц поуже, с высокими старыми домами, а дальше шла обычная мешанина из бунгало и муниципальных домов, потом с одной стороны внезапно возникли поля и живые изгороди. Такси миновало гостиницу с болтающейся на ветру вывеской, чуть дальше — автозаправочную станцию, и вот уже с обеих сторон — только поля и изгороди, изгороди и поля. Кандиде уже прискучило это однообразие и вообще дорога, но тут машина резко повернула направо и шоссе начало подниматься в гору. Вскоре Кандида разглядела стену с железными воротами, открытыми нараспашку. Дорожка за воротами была похожа на неосвещенный тоннель, и когда машина вынырнула из-под деревьев, то полумрак сменился не светом, а сумерками, еще более темными и мрачными, чем прежде. Дом возвышался в этой мгле подобно черному утесу, а за ним уходил вверх склон холма. Выйдя из машины, девушка отступила назад, за посыпанную гравием дорожку и принялась разглядывать дом. Так вот оно какое — родовое гнездо. Теперь было ясно, почему усадьба называлась «Андерхилл» note 1 — склон был сильно срезан, чтобы получилась необходимая для строительства ровная площадка. Сам же дом выглядел так, будто его вдавил в холм проходящий мимо злобный великан. Кандиде идея подобного расположения показалась чересчур экстравагантной, да и комнаты той, прилегающей к склону части, вероятно, очень темные, даже днем там должен царить наводящий тоску мрак. Note1 Название усадьбы буквально означает «Под холмом» (англ.). Девушка вернулась к машине и попросила таксиста подъехать вплотную к потертым каменным ступеням, ведущим в тень крытого крыльца. Она только сейчас подумала о том, что дом этот, видимо, очень старый и эти ступеньки стерты ногами многих поколений. Тем более странно было увидеть у дверей электрический звонок. — Позвольте, мисс, я позвоню, — сказал шофер, и, словно в ответ на его слова, дверь открылась. За нею стояла пожилая женщина в черном платье. За ее спиной горел свет — этот мрачный дом по крайней мере освещался электрическим светом. Седые волосы женщины, подсвеченные сзади, были похожи на нимб. Рассмотрев Кандиду и шофера, она произнесла глубоким грудным голосом с чуть заметным иностранным акцентом: — Входите. Он отнесет чемоданы — у меня для него есть полкроны. Леди ждут вас в гостиной. Я вам покажу, куда идти. Сюда — через холл — первая дверь. Идите, а я присмотрю здесь. Кандида прошла через холл, увешанный гобеленами. от которых довольно сильно пахло плесенью. Большая часть изображенных на них сценок не была видна из-за царившего здесь полумрака и многолетнего слоя грязи. Рассмотрев на одном из гобеленов жуткое изображение меча и отрубленной головы, девушка решила, что это, пожалуй и к лучшему, что ничего не видно… Она открыла указанную дверь. За дверью находилась черная лакированная ширма, из-за которой струился свет. Обойдя ширму, девушка наконец оказалась в гостиной с тремя хрустальными люстрами. Свечи, для которых они были предназначены, заменили электрическими лампочками, но эффект все равно был потрясающим. Яркое сияние разливалось по белым с позолотой стенным панелям и по потолку, усеянному золотыми звездами. Пол комнаты был скрыт белым ковром, на окнах — белые расшитые золотом бархатные шторы, стулья и диван были обиты рубчатым плисом цвета слоновой кости. Вдоль стен были симметрично расставлены позолоченные шкафчики и мраморные столики с резными позолоченными ножками. Когда Кандида, ослепленная всем этим сверкающим великолепием, застыла на пороге, обе госпожи Беневент, сидевшие на маленьких золоченых стульях перед очагом, поднялись ей навстречу. На бело-золотом фоне гостиной они казались очень маленькими и темными в своих платьях из черной тафты, с пышными юбками и тугими, плотно облегающими лифами. Платья были совершенно одинаковые, равно как и воротнички из старого кружева, заколотые бриллиантовыми звездами. Вначале Кандида заметила лишь одинаковый фасон, но не только платья были похожи — необыкновенное сходство было и в фигуре, и в лицах старых леди. Обе дамы были миниатюрны и стройны, имели мелкие черты лица, четкие выгнутые дугой брови, черные глаза и, что особенно поразительно — ни единой седой прядки в волосах. Эти женщины были сестрами ее бабушки, но их маленькие, гордо поднятые головки украшали кокетливые, изысканные прически, их искусно уложенные волосы были блестящими и совершенно черными, словно вороново крыло, хотя седина была бы милосерднее к этим сморщенным личикам и желтоватой коже. Они не сделали ни шагу навстречу, так и стояли замерев у вычурного камина. Кандида почувствовала, что угодила на поистине королевскую аудиенцию и едва не сделала реверанс — он был наиболее уместен в подобной обстановке. Но все обошлось лишь легким рукопожатием, затем ее дважды клюнули в щеку сухими губами. Каждая из дам произнесла «Как поживаете?», и на этом церемония была закончена. Ненадолго — пока они ее рассматривали — в комнате воцарилась тишина. Зеркало в золоченой раме, висевшее над камином, отражало застывшие фигуры: Кандида в сером пальто, с яркими каштановыми волосами, выбившимися из-под серого же берета, и с румянцем на щеках — в комнате было жарко и к тому же все вокруг выглядело так непривычно, а она вообще легко краснела, — и напротив маленькие леди в черном, застывшие словно пара марионеток, ожидающих, когда их вернут к жизни невидимые нити. Но вот осмотр был завершен, и невидимый кукольник потянул за нити. Та, что справа, произнесла: — Я — Оливия Беневент, а это — моя сестра Кара. Вы — Кандида Сейл. Вы совсем не похожи на Беневентов. Жаль. Голос ее был резким, тон официальным, никакой попытки смягчить сказанное — просто констатация досадного факта. Мисс Кара вторила своей сестре, словно эхо, но в ее словах прозвучал оттенок сожаления: — Очень жаль. Теперь, когда они находились так близко, Кандида рассмотрела, что Кара выглядит более блеклым подобием сестры — копией, причем плохого качества, которая уже слегка расплылась по краям. Кандиде хотелось спросить «Почему?», но она вовремя сдержалась, решив, что лучше этого не делать. Она вовсе не сожалела о том, что не была сухопарой и черной, как ворона, но воспитание не позволяло ей выдать свои чувства. Поэтому Кандида улыбнулась и уклончиво сказала: — Барбара говорила, что я похожа на отца. Сестры Беневент скорбно покачали головой и в один голос пробормотали: — Он, должно быть, пошел в Сейлов. Очень жаль. Мисс Оливия вернулась к камину и нажала кнопку звонка. — Сейчас вам лучше всего отправиться в вашу комнату, Анна вас проводит. Чай будет подан сразу же, как только вы будете готовы. Анна оказалась той женщиной, которая открыла входную дверь. Теперь она, болтая и смеясь, появилась в дверях гостиной. — Ну и нахал этот шофер. Вы знаете, что он мне говорил? «Иностранка, да?» — так и сказал. Какая наглость! «Британская подданная, — ответила я. — И это не повод дерзить мне. Я живу в Англии дольше, чем вы, молодой человек, и могу сказать это кому угодно! Я живу здесь уже пятьдесят лет, куда дольше, чем вы!» А он присвистнул и сказал: «Ну, вы меня совсем смутили!» Мисс Оливия, стоявшая на белом коврике у камина, топнула ногой. — Довольно, Анна. Отведите мисс Кандиду в ее комнату. Вы слишком много болтаете. Анна пожала плечами. — Не разговаривают только немые. — И вели Джозефу подавать чай. Кандида следом за Анной вышла в холл. Слева вверх уходила лестница, площадка которой соединялась коридором с другим крылом дома. Пока они поднимались, Анна болтала не переставая. — Из всех домов на свете этот — самый неудобный. Нужно постоянно смотреть под ноги. Смотрите, здесь две ступеньки вверх, а скоро снова придется спускаться на две ступеньки вниз. Тот, кто его строил, наверно, мечтал, чтобы люди сломали себе шею на этих ступеньках. Теперь мы повернем за угол и поднимемся еще на четыре ступеньки. Здесь, справа, ванная. А напротив — ваша комната. Комната была очень странной формы. С одной стороны от камина был альков, до самого потолка забитый книгами. Возможно, именно это делало комнату такой темной, а возможно она все равно была бы темной из-за низкого потолка, который пересекала массивная балка, да еще темно-бордовые портьеры и покрывало на кровати и ковер, рисунок которого был абсолютно неразличим. Стены были, как Кандида догадалась позже, оклеены Моррисовскими note 2 обоями. На первый взгляд они казались однотонно-мрачными, но при свете дня ей удалось рассмотреть на оливковом фоне узор из весенних цветов. Кандида обрадовалась, заметив, что в узком викторианском камине установлен маленький электрический обогреватель. Анна показала, как он включается. Note2 Моррис Уильям (1834 — 1896) — основатель знаменитого движения Arts&Crafts, дизайнер, писатель, живописец, каллиграф, печатник, фабрикант и социалист. — Включайте, когда душе угодно. Слава богу, теперь с этим никаких проблем. Десять лет я прожила при парафиновых лампах. Большое спасибо, но мне и без них хватит всяких хлопот. Он быстро нагревается — не замерзнете. Его принесли специально для вас. Комната непрогретая, здесь уже три года никто не спал, но с этим маленьким камином вам не будет холодно. Кандида перевела взгляд с камина на альков. — Сколько книг! А чья это была комната? Внезапно Анна притихла, так резко, что Кандида сразу это заметила. Что-то заставило ее повторить вопрос: — Вы сказали, что три года в этой комнате никто не жил. А кому она принадлежала прежде? Анна — ее волосы казались совсем белыми из-за оливковой кожи и черных глаз — молча смотрела на гостью. Смущенно отведя взгляд, она сказала: — Мистеру Алану Томпсону. Он уехал три года тому назад. — А кто это? — Он был секретарем у хозяек. Уж так они его любили да баловали, а он оказался неблагодарным… очень их огорчил. Лучше вам вообще не поминать о нем — точно его тут и не было. — Что он сделал? — Он сбежал. Забрал разные вещи… драгоценности… деньги. Забрал их и сбежал. Можно сказать, плюнул в душу. Хозяйки долго болели. Они уехали и долго путешествовали. Дом был закрыт. Они никогда не говорят о нем, и мы не должны говорить. Но вы член семьи — может быть, вам лучше все знать. А теперь они снова счастливые. Мистер Дерек сделал их счастливыми — он молодой и он веселый. Они больше не думают об Алане Томпсоне. И мы не должны. Я слишком много болтаю — они всегда так говорят. Смотрите, вот звонок. Если вам что-нибудь будет нужно, вы позвоните, и Нелла придет. Племянница моя, внучатая — совсем как вы для мисс Оливии и мисс Кары. Но родилась она в Англии — совсем не говорит по-итальянски. Так-то. Она говорит как любая девчонка из Лондона и дерзкая, никакого сладу. Такая, как все сейчас: работать прислугой ей не по нраву, видите ли, она слишком хороша для этого. Сюда приехала только потому, что я велела — у меня есть кое-какие деньги, и она, само собой, не хочет, чтобы я оставила их внучке моего брата, которая живет в Италии. Ну и платят здесь очень хорошо. Дружок ее, вроде как жених, тоже уговаривал, чтобы она сюда приехала. «Сама знаешь, сколько все теперь стоит, — сказал он. — Ну и прикинь, сколько ты сможешь сэкономить: каждую неделю будешь получать хорошие деньги — ни пенса не придется тратить! Мы сможем купить мебель в прихожую». А Нелла покачала головой и сказала, что она сама решит, как ей тратить ее деньги: Но все-таки хватило ума приехать. Ворчит каждый день, но все равно останется до тех пор, пока не накопит на мебель, а то и подольше: чтобы перебежать дорожку моей двоюродной внучке из Италии, — она рассмеялась. — Верно говорит мисс Оливия, я слишком много болтаю. Так если что, вы звоните, и пусть Нелла попробует не сделать все, что вы приказали. Только скажите — я ей задам. А теперь пойду и скажу Джозефу, чтобы принес чай. Глава 3 Свой жизненный путь Джозеф начинал как Джузеппе. Но пятьдесят лет тому назад его семья переехала из Италии в Англию. Большую часть из этих пятидесяти лет его называли Джозефом, и когда он говорил, его акцент было труднее заметить, чем акцент Анны. Они поженились, поскольку этот брак был удобен обоим. Джозеф был темноволосым, среднего роста, с манерами вышколенного дворецкого старого образца. Когда он накрыл стол к чаю и удалился, госпожи Беневент рассказали Кандиде о нем и об Анне — короткими, несвязанными фразами, — изрекая не более одного предложения за раз и четко соблюдая очередность. — В Первую мировую он служил в армии и был ранен. — Он довольно долго хромал. — Он служит у нас с тех пор, как поправился. — К счастью, он был уже слишком стар, чтобы попасть на фронт в последнюю войну. — Он непригоден к военной службе. — Вместо этого они с Анной поженились — жить семьей значительно удобнее. — Значительно удобнее. Они не давали Кандиде возможности сказать хоть словечко. Сидя на золоченом стуле, она пыталась удержать хрупкую чашечку на скользком блюдце. Фарфор был великолепным, очень тонким, но блюдце не имело специального углубления для чашки. Тем временем мисс Оливия продолжала: — Что касается прислуги, у нас все отлично налажено. Нелла, племянница Анны, убирает спальни, и еще одна женщина приезжает из Ретли на велосипеде. — Или на автобусе — если погода плохая, — добавила мисс Кара. — Как видите, весьма удобно. Позвольте мне отрезать вам кусочек этого кекса. — Анна печет прекрасные кексы. Поскольку сестры сидели с двух сторон от нее, Кандида была вынуждена постоянно вертеть головой, потому что по правилам вежливости нужно было смотреть на собеседницу, но едва она успевала повернуть голову к одной из сестер, как другая немедленно подхватывала рассказ. Они действительно были очень похожи, но девушке удалось заметить и некоторые различия. У мисс Оливии был более решительный голос и властные манеры, она была тут главной, а мисс Кара только поддакивала и кивала головой. Существовало и еще одно отличие: у Оливии на правой щеке была небольшая, похожая на мушку, родинка. Вот и все. Может быть, они двойняшки? Эта мысль мелькнула в голове у Кандиды. А еще она пыталась определить, хватит ли у нее терпения провести в их обществе хотя бы несколько дней. Мисс Оливия наливала себе уже вторую чашку из расписного, весьма вместительного чайника. — Этот чайный сервиз появился в нашей семье в тысяча восемьсот сорок пятом году, когда Джеральд Беневент женился на Аугусте Клаудсли. Ее матерью была достопочтенная Фанни Лентин, дочь лорда Ледборо, а отцом — богатый купец из Сити. Сервиз прелестный и очень дорогой, но мы всегда считали эту свадьбу своего рода мезальянсом. — Это был единственный случай за всю историю семьи, когда мы хоть как-то соприкоснулись с торговлей, — добавила мисс Кара. В комнате было очень тепло, а яркий электрический свет слепил глаза. Кандиде показалось, что все вокруг начинает потихоньку расплываться, терять резкость очертаний, словно она уснула или грезит наяву. В последние дни жизни Барбары Кандида почти не спала, а после похорон было столько неотложных дел: чистить, разбирать и запаковывать все, что было в доме. Прошлую ночь Кандида тоже провела без сна — она настолько устала, что просто не смогла заснуть. И вот теперь огоньки лампочек мерцали и гасли, а голоса двух леди, одетых в черное, то затихали, то снова звучали громко. Скорее всего, она все-таки заснула, потому, что на несколько мгновений белая с золотом гостиная и сверкающие люстры исчезли, сменившись узким полутемным холлом с маленьким окошечком, за которым было еще одно помещение. Кандида писала свое имя в регистрационной книге, лежащей на полке перед окошечком. Чернила на бумаге еще не просохли, хотя ручка уже была отложена в сторону. На белой странице чернело имя — Кандида Сейл. Обернувшись, она увидела двух маленьких леди в черном, заглядывающих с двух сторон ей через плечо. Она не могла как следует рассмотреть их потому, что в холле было темно. Одна из них сказала: «Кандида Сейл — очень необычное имя», а вторая молча кивнула. Девушка проснулась как от толчка — ее чашка скользила по плоскому, гладкому блюдцу. Забытье, похоже, длилось всего один миг, иначе чашка, начавшая свое скольжение, когда Кандида провалилась в сон, оказалась бы на полу. Вот был бы кошмар, если бы она действительно упала на этот белый ковер! Кандида очень живо представила лужицу пролитого чая и осколки драгоценного фарфора… Шок от этого кощунственного зрелища заставил ее окончательно прийти в себя. Поставив блюдце с чашкой обратно на поднос, Кандида услышала слова мисс Оливии: — Это французский фарфор. Он принадлежал еще моей матери, и за это время ни один предмет не был разбит. Мысль о том, что она была на волосок от семейного скандала, отодвинуло прочь воспоминание о темном холле маленькой гостиницы. После нескольких замечаний о сервизе и его владелице, которая была прапрапрабабкой Кандиды, мисс Оливия переключилась на предметы обстановки. Зеркало, висящее над камином, было привезено из Голландии в 1830 году Эдвардом Беневентом, а сам камин заказан в Италии отцом мисс Оливии и мисс Кары. — Разумеется, сам он туда не ездил, — говорила мисс Оливия. — Нога Беневентов не ступала на землю той страны с семнадцатого века, с тех пор как ее покинул наш предок. Если ваши права не желают признавать, а родственные связи игнорируют, появляться там — ниже вашего достоинства. Как бы ни были сильны родственные связи и как бы свято ни соблюдались семейные традиции, мы никогда не согласимся приехать в Италию — до тех пор, пока нас не признают настоящими и полноправными наследниками герцогского дома Беневенто. Мисс Кара покачала головой. — Мы никогда не согласимся. Поскольку Кандида не имела ни малейшего представления, о чем идет речь, она благоразумно промолчала. Впрочем, похоже, никто и не нуждался в ее комментариях. Прямая, словно статуя, мисс Оливия возвышалась над плотно заставленным подносом: над чайником, над кувшином с водой и огромной сахарницей из сервиза Аугусты Клаудсли, невозмутимо продолжая свою проповедь. Возможно, она заметила легкий налет рассеянности в глазах Кандиды, а возможно — нет, но внезапно она оборвала на полуслове очередное рассуждение относительно ценности семейных традиций, которые необходимо почитать, и произнесла посуровевшим голосом: — Вам, конечно же, известна история нашей семьи. Кандида покраснела. — Ну… боюсь, что я… — Невероятно! Не могу в это поверить! В конце концов, ваша бабушка все-таки приходилась нам родной сестрой. Я знаю, что, когда она умерла, ее детям было девять и десять лет — достаточно взрослые для того, чтобы знать историю своей семьи. Правда, это ее замужество… мой отец так и не признал его, не смирился с ним… Возможно, воспоминания, связанные с гневом отца и с нашей семьей, могли быть для нее слишком болезненными. Мисс Кара достала обшитый кружевами носовой платок и поднесла его к кончику носа. — Ода. Мисс Оливия бросила на нее осуждающий взгляд. — И мы хотели восполнить… — продолжала она, но тут дверь открылась и в комнату вошел молодой мужчина среднего роста. У него были карие глаза, очень темные волосы и обворожительная улыбка. Он вообще был весьма симпатичным и жизнерадостным. Когда он вошел, лица старых леди засияли, от их чопорности не осталось и следа, и атмосфера придворной церемонии рассеялась как дым. Сестры хором воскликнули: — Дерек! И мисс Кара добавила: — Мой милый мальчик! Молодой человек подошел к столу, наклонился и по очереди их поцеловал. Мисс Оливия поспешила его представить: — Это — наш секретарь и названый племянник, Дерек Бердон. Он составляет летопись нашего рода. Недавно он был в Италии и привез очень ценные материалы. Он даже не успел разобрать и систематизировать их — подобные вещи требуют времени, и немалого. Мы подумали, возможно, вам будет интересно ему помочь. «Ну, по крайней мере будет чем заняться», — рассудила Кандида, и встретив взгляд искрящихся весельем карих глаз, сочла подобную перспективу весьма привлекательной. По лицу молодого человека сразу можно было понять, что история семьи занимает его не до такой степени, чтобы помешать куда более легкомысленным занятиям. В конце концов, он молод и, похоже, совсем не зануда. А позже она поняла, что Дерек уже успел найти путь к сердцам старых леди и частенько позволял себе отложить на день-другой свои изыскания. Предложение нынче же утром поработать вместе с Кандидой над тем, что он привез из Италии, конечно его обрадовало, но… — Но если вы хотите, чтобы она научилась водить машину, нужно начинать прямо сейчас. Я думал, что мы после завтрака вместе поедем в Ретли, заодно проведем первый урок — зачем надолго откладывать? Я сегодня утром уже договорился обо всем с Фоксом. Кандида недоуменно посмотрела на мисс Оливию, и та в ответ едва заметно улыбнулась, довольно ехидно. — Полагаю, вы не умеете водить машину? — Нет, но… Кандида чуть не спросила: «Откуда вы знаете?», но тут же одернула себя. Даже если бы Кандида Беневент не была изгоем в этом семействе, откуда ее сестры могли узнать, что ее внучка, их внучатая племянница, не умеет водить машину? И тут мисс Оливия очень кстати ответила на этот непрозвучавший вслух вопрос. — Джона Сейла никак нельзя было считать обеспеченным человеком. Его сын и дочь росли в весьма скромной обстановке. Барбара же точно не располагала средствами на машину. Мисс Кара вставила: — О, конечно нет. И мисс Оливия подвела итог: — Мой отец запретил любое общение, но принял меры, чтобы его информировали о таких событиях, как смерти и рождения. После его смерти мы продолжали интересоваться судьбой родственников и поэтому прекрасно представляли себе состояние дел нашей племянницы Барбары. Поскольку ваши родители умерли молодыми и не имели возможности вас обеспечить, то расходы на ваше образование легли на нее, что при ее возможностях было очень ощутимо, а уж на такую роскошь, как машина, у нее просто не оставалось денег. — Совсем не оставалось, — добавила мисс Кара. А ее сестра продолжала говорить, как будто не слыша: — Нам показалось, что умение водить машину сейчас весьма приветствуется. И мы подумали, что пока вы у нас гостите, вам захочется заодно брать уроки и получить водительские права. Мы собирались поговорить об этом, но Дерек нас опередил. Дерек покаянно улыбнулся: — Опять я провинился! Обе леди лучезарно улыбнулись в ответ: — Временами ты слишком дерзок, дружочек! Был в монологе мисс Оливии один момент, когда Кандида чуть не расплакалась от обиды и злости. Ни разу Барбара не позволила себе намекнуть, что Кандида какая-то для нее обуза. Они были счастливы вместе, да-да, были! Кандида сжала кулаки с такой силой, что ногти вонзились в ладони. Мисс Оливия, к счастью, говорила достаточно долго, и девушка успела с собой совладать. Она всегда мечтала научиться водить машину, к тому же эти уроки — настоящее спасение. Они сулили поездку в Ретли и возможность отдохнуть от нотаций почтенных старушек хотя бы час в день, а если повезет, то и больше. Если они с Дереком будут ездить в Ретли вдвоем, то найдутся и другие способы занять время и оттянуть возвращение в усадьбу: доставка писем на почту, походы за покупками, кофе по утрам. Кандида поймала озорной взгляд Дерека, и ее настроение несколько улучшилось. Она прилежно выслушала рассказ мисс Оливии о том, как Уго ди Беневенто бежал из Италии в середине семнадцатого века, прихватив с собой нечто, что впоследствии стали называть Сокровищем Беневентов. — Он стал жертвой какого-то политического скандала — в те дни это было делом обычным, — и семья поспешила отказаться от него: мы всегда считали этот поступок недостойным, величайшей трусостью. Возможно, именно это событие стало причиной всех несчастий, которые обрушились впоследствии на этот род. Вы, несомненно, помните, что в тысяча восемьсот шестом году Наполеон даровал территорию древнего герцогства этому выскочке Талейрану вместе с титулом князя Беневенто. После падения Наполеона герцогство снова стало частью Папской области — до восемьсот шестидесятого, когда оно воссоединилось с итальянским королевством. Нашего предка хорошо приняли в Англии. Он женился на девушке из богатой семьи по имени Анна Когхилл и построил этот дом. Конечно, с тех пор Андерхилл не раз обновлялся и перестраивался. Эта комната, например, в восемнадцатом веке была существенно расширена и переделана. И после Уго в нашем роду было заключено много выгодных браков. Итальянское окончание фамилии было отброшено и Беневенты вошли в число знатнейших английских семейств. Вот почему отец так негодовал по поводу замужества Кандиды. Отец Джона Сейла, насколько мне известно, был всего лишь фермером, и то, что его сын руководил службой, отнюдь не оправдывает ее выбора. Кандида покорилась судьбе. Тетушки жили в прошлом, и бесполезно было пытаться вытащить их оттуда. Но если честно, она куда больше гордилась родством с выбившимся в люди мелким землевладельцем, чем с Уго, который сбежал из Италии, прихватив фамильные драгоценности, и который женился на богатой наследнице, но тетушкам об это лучше не знать. Мисс Оливия продолжала перечислять события из жизни предков: рождения, браки и похороны многочисленных Беневентов, а мисс Кара кивала головой и иногда вставляла пару-тройку слов. Все происходящее было каким-то холодным и нереальным, но по-своему интересным. Рассказ тетушек напоминал картины средневековых мастеров, но их так трудно было связать с живыми людьми, которые для них позировали. У этих людей были свои печали и радости, надежды и страхи. Они теряли своих возлюбленных и близких, они теряли сердце, голову и даже жизнь, они сражались и побеждали или же, наоборот, терпели поражения. Очень интересно было представлять этих людей живыми и вполне реальными, и Кандида сама не заметила, как настроение ее стало меняться. В конце концов, это были ее предки, и совсем не мешало хоть что-то о них знать. Ее глаза повеселели, а на щеках заиграл румянец. Дерек Бердон наблюдал за ней с искренним восхищением. Она могла бы оказаться бледной вялой девицей с холодными рыбьими глазами или одной из этих костлявых вешалок, напрочь лишенных положенных молодой женщине соблазнительных округлостей. И ему все равно пришлось бы сопровождать ее и всячески развлекать, так что, можно считать, ему еще крупно повезло. А лекция все длилась и длилась: генеалогическое древо Беневентов было необычайно раскидистым. Глава 4 В тот вечер Кандида отправилась к себе приободренной: все складывалось не так уж плохо. Ужин был сервирован Джозефом в огромной, похожей на пещеру столовой, с мрачных стен которой на сидящих за столом мрачно взирали предки, изображенные на портретах. Но сам ужин был великолепен: суп, рыбное суфле и десерт. А затем они снова вернулись в белую гостиную. Оказалось, что у Дерека очень приятный голос и он неплохо играл на рояле. Рояль был белым и ослепительно блестел. Кандида и не заметила, как ее подвели к этому роскошному инструменту. Выяснив, что она знает, Дерек уговорил ее спеть с ним дуэтом. Леди Беневент, сияя, ободряюще зааплодировали, и вечер прошел весьма приятно. Когда она поднялась в свою спальню, то обнаружила в комнате девушку, которая собиралась положить в постель грелку с горячей водой. Девушка была хорошенькая, с темными, очень живыми глазами. — О, благодарю. Ты — Нелла? — Кандида дружески улыбнулась ей. Та кивнула. — Это все из-за тети, это она придумала так меня называть — на итальянский манер, — произношение и даже манера смеяться выдавали прирожденную кокни. — Это меня немного раздражает, но что поделаешь? — Значит, на самом деле тебя зовут Нелли? — догадалась Кандида. — А то как же. Моя старая бабушка, которую я не помню, переехала сюда вместе с тетей в тысяча девятьсот первом и вышла замуж за ирландца, а их дочь — моя мама — за шотландца, его фамилия Браун, и теперь они живут в Бермондси. Ну и что во мне итальянского? Я — настоящая англичанка, которая родилась и выросла в Лондоне. Я — жительница столицы и не желаю быть никем другим! Но с тетей лучше об этом не говорить — все равно не поймет. И как ей не надоест торчать столько лет в этой мерзкой глуши, — девушка энергично пожала плечами. — Нет, такая жизнь не по мне! Кандида рассмеялась. — Тебе не нравится жить в деревне? — Мне — в деревне? — голос коренной уроженки Лондона обиженно зазвенел. — Я здесь сама не своя! И ноги бы моей тут не было, если бы тетя не вбила себе в голову, что мне здесь будет лучше, и еще глазной врач — он сказал, что если я не дам своим глазам отдохнуть, то крепко об этом пожалею. Я вообще-то вышивальщица, но эта работа требует слишком большого напряжения, придется поискать себе другое занятие. На самом деле я собираюсь замуж, так что когда тетя стала меня заманивать, да и деньги обещали хорошие, я решила, ладно, потерплю, побуду сколько вытерплю. Что-нибудь еще нужно, мисс Сейл? — Нет, спасибо. Спасибо за грелку. Уходя Нелла широко улыбнулась. Кандида чувствовала, что очень скоро ей расскажут все-все о женихе и о прелестном гарнитуре, который они непременно купят после свадьбы. Кровать была такой уютной, а грелка с горячей водой — действительно горячей, но прежде чем Кандида успела всласть понежиться, волны сна унесли ее прочь. Она скользнула в его глубокую пучину и забыла обо всем на свете. Когда большая часть ночи миновала, поля за оградой усадьбы затянулись тонкой пеленой мелочно-белого тумана, волны глубокого сна без сновидений схлынули, открыв путь грезам. Кандида продолжала спать, но теперь ей снились сны. Первый перенес ее на шесть лет назад: вот пальцы левой руки намертво вцепились в крошечный выступ скалы, а ногтями правой она пытается зацепится за узкую щель. Ее ступни еле умещаются на узком карнизе. В любой миг она может сорваться и упасть на скалы! Сон этот был не нов, он снился ей все эти годы — когда она слишком уставала, была напугана или что-то напоминало ей о том случае. Со временем он стал сниться все реже и реже. В выпускном классе он не приснился ей ни разу, но потом, когда заболела Барбара, сон вернулся. Иногда он заканчивался падением, иногда его прерывала вспышка, и в следующее мгновение она видела себя уже на верхнем карнизе и слышала голос Стивена: «Теперь все будет в порядке». Если сон заканчивался падением, Кандида всегда просыпалась прежде, чем успевала долететь до скал. Этой ночью все было немного иначе: она не упала и не попала на верхний карниз. Она услышала, как Стивен окликнул ее из лодки, и обернулась. На самом деле она не смогла бы этого сделать из страха сорваться, но во сне обернуться было очень просто. Кандида посмотрела вокруг и увидела Стивена, летящего к ней над темной водой, на ногах его крылатые сандалии — как у Персея в мифе об Андромеде. Крылья были видны очень хорошо — яркие и трепещущие. Его светлые волосы развевались на ветру, он был в старых серых фланелевых брюках, в рубашке с расстегнутым воротом, и в своем твидовом пиджаке. Но внезапно он исчез, а потом исчезли скалы и море. Теперь перед Кандидой была стена с маленьким окошком, перед которым лежала регистрационная книга. Она только что написала в ней свое имя — Кандида Сейл, и кто-то произнес: «Какое необычное имя». Слева и справа от нее стояли две старушки, заглядывая через плечо в книгу. Одна из них сказала: «Как приятно прогуляться вечером по пляжу!», а вторая кивнула, соглашаясь. Тут одна из них сказала: «Прилив начнется только в одиннадцать!» И Кандида проснулась… Комната была погружена во тьму. Кандида раздвинула полог, но смогла рассмотреть лишь контуры окна. С тревожно бьющимся сердцем, она села и выпрямилась, опираясь руками о постель, чувствуя, как вдоль позвоночника ползет холодная капелька пота. Ее сердце учащенно билось от испуга. Дело в том, что в момент пробуждения ей разом вспомнились три вещи, и, сопоставив их, она ужаснулась. Этот сон, после которого она только что проснулась, то странное наваждение, явившееся ей, когда она на миг задремала в белой с золотом гостиной, ну, когда она едва не уронила чашку… А третьим воспоминанием был не сон, а реальное событие, произошедшее более пяти лет тому назад, когда две пожилые леди в холле маленькой гостиницы «Вид на море» рассказывали ей о том, как чудесно прогуляться вечером по пляжу и одна из них добавила: «Прилив начнется только в одиннадцать!» Эти три сцены слились в ее сознании в одну, которая теперь казалась вполне реальной. Это сестры Беневент заглядывали через ее плечо и прочитали ее имя в книге записи постояльцев. Это двоюродная бабушка Оливия говорила ей, тогда пятнадцатилетней, о прогулке по пляжу и приливе, а мисс Кара кивала, молча подтверждая… Глядя в темноту спальни, Кандида сказала себе: «Не может быть!», включила висевший над кроватью ночник и посмотрела на часы: половина шестого, самое время для подобных диких мыслей. Оставив ночник включенным, Кандида, вся дрожа, снова улеглась, натянув одеяло до самого подбородка. Постепенно она согрелась. Постель была мягкой, а свет ночника таким успокаивающим, что испугавшие ее сны отступили. Те пожилые леди в гостинице «Вид на море» были всего лишь старыми женщинами, перепутавшими время начала прилива. В холле тогда было темно, и она не могла как следует разглядеть их лица. И она ни разу в жизни больше их не видела. Когда они со Стивеном выбрались наверх и вернулись в гостиницу, у нее хватило времени лишь проглотить завтрак — надо было мчаться на поезд. Моника позвонила снова и сказала, что ее мать серьезно заболела и должна будет лечь в больницу, а она сама пока останется в Лондоне у тети. Очень жаль. Мама пришлет в гостиницу чек, чтобы оплатить все услуги, а Кандиде придется уехать домой. Что Кандида и сделала. Она никогда больше не встречалась с теми пожилыми леди. И со Стивеном Эверсли. Лежа под рассеянным светом ночника, Кандида пыталась разобраться в своих страхах. Понять, каким образом те старые леди смешались в ее представлении с двоюродными тетушками, было просто. Две пожилые дамы в черном в холле гостиницы «Вид на море» — две пожилые леди в черном в белой гостиной усадьбы Андерхилл. Одна ведет разговор, другая поддакивает. Так ведь часто бывает, когда сестры всю жизнь прожили вместе? Предположение, что леди в гостинице были ее двоюродными бабушками, как раз из тех, что могут прийти в голову только во сне, это что-то вроде Стивена в крылатых сандалиях, летящего над морем. Кандида снова погрузилась в забытье и проснулась лишь тогда, когда Нелли принесла утренний чай. Глава 5 Они завтракали в столовой. Кандида с изумлением отметила, что при дневном свете столовая имеет еще более мрачный вид. Похоже, сестры Беневент были очень этим горды. — Эта комната совсем не перестраивалась, и, как видите, окна здесь выходят в сторону холма, — решила пояснить мисс Оливия. Кандида сразу это поняла, так как было очень трудно не увидеть склон холма, потому что между ним и двумя узкими окнами было не больше двадцати футов. Пространство между стеной и склоном было выложено камнем и походило на небольшой квадратный внутренний дворик, по углам которого стояли статуи, и еще одна, большего размера, располагалась в центре. Это была обнаженная женщина, склонившаяся над погребальной урной. И скульптуры, и камни были покрыты тонким слоем темно-зеленой слизи. — Это — самая старая часть дома, — вещала мисс Оливия, прихлебывая кофе. — Потом было добавлено еще несколько комнат, но тут все оставалось неизменным. Хотите добавить в чашку еще молока и сахара? Мы наняли молодого архитектора, надеемся, что он посоветует, как сохранить эту часть дома. Нас очень беспокоит появление нескольких трещин. — Очень, — подтвердила мисс Кара. Мисс Оливия продолжала, будто не слыша ее: — Мы боялись, что это из-за бомб — недалеко отсюда упало несколько во время войны. — Последствия не всегда проявляются сразу. — Поэтому мы решили, что будет полезно узнать мнение специалиста. Мистер Эверсли хорошо известен у нас в округе. — Лорд Ретборо нанял его, чтобы привести в порядок свой замок. — Мы очень надеялись получить его совет, и он провел первоначальное обследование, но работы будут вестись под руководством его племянника, которому, как заверил нас мистер Эверсли, всецело можно доверять. — Мистер Стивен Эверсли, — вставила мисс Кара. И тут Кандида вдруг услышала свой голос, произносящий: — По-моему, я встречалась с ним однажды, когда училась в школе. Она не знала, почему сказала именно это — слова вырвались сами собой, ей и в голову не могло прийти, что это высказывание может быть не правильно понято. Но мисс Оливия сразу поинтересовалась, была ли директор школы довольна его работой. Кандида попыталась внести ясность: — О, я не имела в виду, что он работал в моей школе. Я просто встретила его однажды на каникулах. Мисс Оливия холодно на нее посмотрела. — Вполне возможно, что он вас не помнит. Теперь наступила очередь Кандиды рассказать о своем приключении на берегу, но почему-то она не смогла этого сделать. Ей снова вспомнился сон, приснившийся этой ночью — он словно сомкнул ее уста. Обе дамы посмотрели на нее, но ничего не сказали, она же так и не смогла придумать подходящий ответ. Тут дверь открылась и вошел Дерек, источая приветственные утренние улыбки. — Я снова опоздал! Вы не представляете, как я об этом сожалею, — и поцеловал мисс Оливию. — Каждый вечер я обещаю исправиться и каждое утро снова нарушаю свои обещания, — тут он поцеловал мисс Кару. — У вас слишком мягкие кровати — я просто не в состоянии проснуться вовремя. С его появлением разговор о Стивене Эверсли прекратился сам собой. Они выехали из Ретли в десять часов. За рулем старенького, но хорошо сохранившегося «хамбера» сидел Дерек. — Еще довоенная, но на ней почти не ездили, да и уход за машиной был хороший. Цвет — в точности такой, как был, но начинку всю отремонтировали, и теперь старушка летит как птица. Знаете, я мог бы учить вас не хуже Фокса, но они и слышать не хотят, чтобы вы учились на этой машине. Они позволяют мне на ней ездить только потому, что иначе она так и будет стоять в гараже, пока не развалится. А еще они считают, что вам необходим профессиональный инструктор, так что, если вы не возражаете, я передам вас с рук на руки Фоксу и отправлюсь по своим делам. Меня хватит удар, если вы при мне начнете проделывать все те штуки, которым учат новичков. У инструкторов по вождению должны быть железные нервы, а мои для подобных испытаний не годятся, я вас только буду еще больше нервировать. Так вы не против, если я удалюсь? — Почему бы и нет? — Кандида подумала о том, что его желание самому научить ее водить машину и это демонстративное заявление насчет слабых нервов явно противоречат друг другу, но, в конце концов, у него могли быть свои дела, и ее это не должно волновать. Когда Дерек попросил не афишировать тот факт, что он не присматривал за ней во время урока, Кандида ничуть не удивилась. — Лучше, если мой тоскливый взгляд не будет сверлить ваш затылок. Но им этого не понять, и если вы не возражаете… Встретив его смеющийся взгляд, Кандида вдруг поняла, что тоже смеется. Ей сразу вспомнилось детство: мол, им, взрослым, наших секретов не понять. Это ощущение секретности иногда возвращается, даже когда ты сам становишься взрослым. Ей было страшно любопытно, куда он собрался, но она ни о чем не спрашивала. — Послушайте, я буду ждать вас здесь, в кафе «Примула» в половине двенадцатого. Оно прямо напротив ворот гаража. Тот, кто приходит первым, заказывает кофе на двоих. Мистер Фоке оказался рыжеволосым молодым человеком, очень веселый и самоуверенный. Он сообщил Дереку, что прекрасно обойдется без пассажира на заднем сиденье, дающего никчемные советы и действующего на нервы ученику. — А теперь, мисс Сейл, будьте повнимательнее, мы начнем с приборной доски. Кандида оказалась способной ученицей, схватывала все на лету. Она быстро разобралась в расположении приборов, после чего инструктор велел ей отодвинуться, и вел машину сам до тех пор, пока они не выехали на пустынную дорогу с поросшими травой обочинами. Она и не знала, что руль может вызывать такие потрясающие ощущения. Поворот ключа зажигания и переключение скоростей, двигавшиеся плавно педали — Кандиде казалось, что у нее появились новые органы чувств, словно она обрела крылья. Кандида обернулась — ее глаза горели, а рот приоткрылся, чтобы издать восторженный вопль… только веснушчатая лапа мистера Фокса, лежащая на руле, смогла удержать машину на дороге. Он тут же сделал ей выговор: — Нельзя глазеть по сторонам, нужно смотреть только на дорогу! Урок прошел очень неплохо. Они провели за городом час, и за это время Кандида сумела избежать столкновения с шестью легковушками, двумя грузовиками и с автобусом, идущим в Ледбери. Мистер Фоке одобрил ее успехи, и Кандида отправилась в кафе «Примула» весьма довольная собой. Это было типичное кафе в староанглийском стиле: с мощными потолочными балками, которые посетители едва не задевали головой, и бутылочного стекла окнами. Из-за этого там было настолько темно, что ничего не стоило упасть: две ступени, отделявшие бар от основной части зала были почти не видны. Кандида, едва не оступившись, решила остановиться и хорошенько проверить, нет ли тут других сюрпризов. Маленькие столики были выложены желтым кафелем — чтобы не тратиться на скатерти, бледно-желтый фарфор, официантка в платье из желтой льняной ткани и домашнем чепчике. Кафе было пустым, только за дальним столиком в углу сидел высокий мужчина в твидовом пиджаке. Лица его Кандида не видела — наклонившись вперед, он что-то писал в записной книжке. Ей была видна только макушка сидящего, но из-за того, что ночью ей приснился Стивен Эверсли и утром разговор шел именно о нем, этот человек чем-то напомнил ей Стивена — наверное, густой светлой шевелюрой и твидовым пиджаком. Глаза девушки постепенно привыкли к царившему в кафе полумраку. Пиджак оказался коричневым, а волосы цвета свежего сена — наверное, из-за зеленоватого освещения. Кандида медленно направилась в его сторону, и, когда поравнялась с его столиком, мужчина поднял голову — это был Стивен. Как ни странно, наяву он выглядел точно так же, как и в ее сне, хотя должен был стать на пять лет старше. Это ее разозлило. Глядя прямо ему в глаза, Кандида свистящим шепотом выпалила его имя. Он же, вытаращив в ответ глаза, лишь спросил: «Что, во имя всех святых, вы здесь делаете?» Стивен смотрел на нее снизу вверх, а она — сверху вниз. Кандида почувствовала, что у нее подгибаются колени, и опустилась на ближайший стул. Кандида не думала, что Стивен узнает ее — она вообще не успела ни о чем подумать. Пять лет — это срок, и ей было всего пятнадцать, когда он явился к ней как Персей к Андромеде. Но все же у нее хватило духу произнести: — Но вы же Не знаете, кто я… А он рассмеялся в ответ и беспечно воскликнул: — А вот и знаю! Вы Кандида — Кандида Сейл. Ее охватило удивительное чувство, очень приятное. Так здорово, когда тебя узнают, но как это ему удалось? Как хорошо, что ей вовремя подвернулся стул, но еще больше она обрадовалась, когда удалось ухватиться за край стола. Когда пять лет складываются, подобно подзорной трубе, и превращаются в одно мгновение, у вас поневоле закружится голова. — У вас такой вид, словно вам явился призрак, — заметил Стивен. Кандида покачала головой. — Вам показалось. Я знала, что вы должны быть где-то поблизости, ну а вы знали, что я здесь? Потому что если вы не знали… — Я не знал. — Тогда я не понимаю, как вы узнали меня. Стивен рассмеялся. — Но вы же совершенно не изменились. Косы, правда, нет, но все остальное — точно как тогда. Что вы здесь делаете? Голова больше не кружилась. Есть люди, которых при каждой встрече приходится узнавать заново, и те, для кого время не имеет ровно никакого значения: встретившись с ними даже через двадцать лет, вам ничего не стоит продолжить разговор с того самого места, где он был прерван двадцать лет назад, если надо — даже с середины предложения. Кандида чувствовала, что Стивен — именно из этой породы. Они встречались всего однажды, и то более пяти лет тому назад, но почему-то возникло полное ощущение, что они хорошие знакомые, и совсем не обязательно было говорить всякие общие фразы и всякое такое прочее. Им и в голову не пришло пожать друг другу руки или спросить «Как поживаете?» Она лишь сидела и смотрела на него голубыми потемневшими от волнения глазами, а он в ответ улыбался. — Итак? — Я тут у своих двоюродных тетушек — это они настояли, чтобы я приехала к ним. Барбара умерла. — Мне очень жаль, — ответил Стивен. Эти слова прозвучали искренне, как будто он и вправду ей сочувствовал, что она осталась совсем одна. Его участие чуть приглушило боль недавней утраты. Она почувствовала себя менее одинокой. — Вы работаете у своего дяди? — решилась спросить Кандида. — Вы говорили мне, что собирались работать в его фирме. — Да, потому я здесь. Работаю в одном старом доме, который слегка пострадал от бомбежек во время войны. Он принадлежит двум старым леди по фамилии Беневент. — Да, верно. — Что? Вы их знаете? — Я у них живу. — Надеюсь, они — не ваши тетушки? — Скорее бабушки, двоюродные. Моя бабушка была их сестрой — ее звали Кандида Беневент. Их отец выгнал ее из дому за то, что она вышла замуж за моего дедушку — сына простого мелкого землевладельца, «хотя он и руководил службой», — Кандида так точно скопировала интонацию тетушки, что Стивен рассмеялся. — То есть он был пастором? Кандида скорбно кивнула головой. — Но это не извиняет его происхождения. — Так они и сказали? Стивен вспомнил, как его покорила тогда улыбка Кандиды: губы с одной стороны приоткрываются чуть больше, обнажая ослепительно белые безупречные зубы. — Конечно. Так что семьи практически не общались, но он позаботился о том, чтобы ему сообщали, когда кто-нибудь из опальных родственников умрет или родится. Тетушки продолжили эту традицию и потому им было известно, когда умерла моя бабушка, мои отец и мать, а потом — и Барбара. А когда из всей семьи осталась я одна, они вызвали меня сюда, чтобы я пожила с ними. Стивен нахмурился. — Я был в усадьбе Андерхилл два дня назад. А когда приехали вы? — Я приехала вчера. — И надолго? — Сама пока не знаю. Они предложили мне поучиться водить машину — очень мило с их стороны. — А кто вас учит? — вдруг спросил Стивен. — Случайно, не Дерек Бердон? — Нет, это мистер Фоке из гаража напротив. Он хороший инструктор. — Вам нравиться водить машину? — О да! — она восторженно улыбнулась. В этот момент в дверях кафе появился опоздавший Дерек, сказал, что проколол шину, и выразил надежду, что Кандиде не пришлось ждать слишком долго. И наконец заметил Стивена. — О, привет! Вы что, знакомы? Стивен ответил: — В общем, да. А Кандида добавила: — Конечно знакомы! Я же говорила об этом за завтраком. — Вы говорили, что однажды видели его в школе. — Вовсе не в школе. Я говорила, что однажды встретила его — когда еще училась в школе. Мне было тогда пятнадцать с половиной лет. Дерек рассмеялся. — Ладно, теперь все выяснилось. Так что вы желаете: чай или кофе? Пока принесут заказ, я пойду умоюсь. Весь перемазался, меняя колесо. Когда он вышел, Стивен спросил: — Это он привез вас сюда? — Да. — Но не остался с вами на время занятий с Фоксом? — Нет. — Почему? Кандида рассмеялась. — Сказал, чтобы меня не нервировать, но вряд ли это… — Да? — Не думаю, что мне стоит об этом говорить. — Вы хотите сказать, что не нашли общий язык? — Нет, конечно, мы прекрасно ладим. — Тогда почему? — О, просто я думаю, что у него есть свои дела, которые он предпочитает не афишировать. Стивен пробормотал: — Так-так… — и, помолчав, спросил: — А чем он вообще занимается? — Историей семьи, архивами. Тетушки хотят, чтобы я ему помогала. Стивен снова нахмурился. — Сколько, говорите, вы здесь пробудете? — Я ничего не говорила, потому что сама этого не знаю. — Нет денег? — неожиданно спросил он. — Есть, но маловато. Кандиде показалось, что он собирался что-то сказать, но сдержался. В дверях показался Дерек. — Приглашаю вас на завтрашний ленч, — выпалил Стивен. — Я не знаю… Стивен спросил настойчиво: — Вы считаете, что должны спросить разрешения? — Ну да… Надо бы. — На самом деле вам надо определиться, решить, как вы собираетесь действовать дальше. Если вы им поддадитесь, вам почти не позволят распоряжаться даже собственной душой. Спросите всех, кто у них работает. Жду вас завтра в половине первого. Здесь не так уж плохо готовят. Перенесите ваши занятия по вождению — только и всего. Последняя фраза прозвучала, когда Дерек уже подошел к столу. Заметив смущение Кандиды, он засмеялся: — Почему бы и нет? С Фоксом мы как-нибудь договоримся. Выпьете с нами кофе, а, Эверсли? Но Стивен уже поднялся. — Спасибо, нет. Пора идти — у меня назначена встреча. Кандида, смотрите, не забудьте — завтра в половине первого. Кандида смотрела ему вслед. Стивен едва не врезался макушкой в центральную балку. Даже Дерек в этом месте наклонялся, хотя был на несколько дюймов ниже, Стивен же миновал ее так и не заметив. — Прошел впритирочку, — прокомментировал Дерек, плюхнувшись на стул как раз в тот момент, когда официантка принесла кофе. Когда они возвращались домой, Дерек спросил: — Он пригласил вас на ленч? — Да. — По-моему, вы не обязаны об этом докладывать, Кандида посмотрела на него с удивлением: — Но я должна… В ответ он с чарующей улыбкой покачал головой. — Не стоит этого делать — им это точно не понравится. Архитектор — слишком мелкая для них сошка. — Что за чушь! Дерек пожал плечами. — Издержки викторианского воспитания — это наследство бедного папочки, они уже не изменятся. Да и какой смысл расстраивать почтенных дам? Я скажу Фоксу, что вы приедете на занятия в одиннадцать пятнадцать, а им — что мы перекусим в городе. Вполне убедительно. Кандиде было противно лгать. — Нет, это нехорошо. Дерек рассмеялся. — Ну, как хотите! Только учтите, что соответствовать требованиям их покойного батюшки по силам разве что ангелу. И позвольте напомнить мудрую поговорку: чего не видит око, о том сердце не печалится. Кандида покраснела и энергично покачала головой. — Не собираюсь врать ни по этому поводу, ни по какому-то другому! Почему я не могу пойти на ленч со Стивеном? Дерек снова пожал плечами. — Поступайте как считаете нужным. Но если нарветесь на неприятности, пеняйте на себя. Кандиле стало интересно, что Дерек сам собирается завтра делать. Он определенно здорово рискует. Если старые леди узнают… Кандида не стала додумывать, что будет, но им точно не понравится, что их любимец что-то скрывает. Очень может быть, что он встречается с девушкой, которую они наверняка не одобрят. Его личное дело, но пусть знает, что ее втравить в эту ложь ему не удастся. Пока Дерек ставил машину в гараж, Кандида прошла в дом и, заглянув в комнаты, нашла мисс Оливию в маленьком кабинетике, все стены которого были уставлены книжными полками. Открывая дверь в кабинет, девушка услышала заунывный голос мисс Кары: — Она такая хорошенькая, она наверняка ему понравится. И все устроится самым лучшим образом. Что бы ни собиралась ответить на это мисс Оливия, ей помешало появление Кандиды. Она тут же стала расспрашивать, как прошел урок вождения, и была очень рада, что Кандида делает успехи. Мисс Кара, сидевшая на стуле у окна с газетой в руках, почему-то выглядела смущенной. Она достала вышитый платочек, высморкалась и чихнула. Кандиде некогда было задумываться о смысле нечаянно подслушанной фразы. Рассказав про свои впечатления за рулем, она перешла к планам назавтра. — Это было так здорово — я не заметила, как пролетел урок. Огромное вам спасибо за эти уроки. И знаете, я случайно встретила Стивена Эверсли. Он пригласил меня на ленч, завтра. Надеюсь, вы не против… В комнате повисла та особенная тишина, которая обычно означает, что вы ляпнули что-то не то. Мисс Кара снова чихнула и стала усиленно тереть платком нос. Мисс Оливия, что-то писавшая за письменным столом, отложила ручку. Когда пауза стала уж слишком неловкой, мисс Оливия очень спокойно произнесла: — И речи быть не может. — Но… — Вы еще слишком неопытны. Конечно, при том воспитании, которое вы получили, трудно было бы ожидать от вас чего-то другого. Однако мистер Эверсли должен знать, как положено вести себя человеку с его профессией и положением в обществе. Кандида густо покраснела. — Тетя Оливия… Тон мисс Оливии стал еще более высокомерным. — Не будем больше об этом говорить. Ваша опрометчивость вполне объяснима и ее можно простить. У нас есть номер его телефона. Разумно было бы позвонить ему и сказать, что мы от вашего имени уже назначили другую встречу. Кандида почувствовала, что если она сейчас уступит, не сможет отстоять свое право на свободу, жизнь в доме тетушек станет для нее невыносимой. — Нет. Я не думаю, что могу так поступить, — твердо сказала она. В кабинете снова повисла пауза. Платок мисс Кары был безжалостно смят. Но на этот раз молчание было недолгим, и мисс Оливия с холодной улыбкой произнесла: — Ну, раз приглашение принято, ничего не поделаешь. Глава 6 Поезд, идущий в Ретли, ехал неторопливо, не вызывая у своих пассажиров досадного ощущения спешки. Мисс Силвер, сидевшая на угловом месте, спиной к паровозу, находила это весьма удобным. Вагоны третьего класса обычно переполнены, но на этот раз ее единственным попутчиком оказался пожилой джентльмен, увлеченный чтением книги. Так что его присутствие действовало скорее успокаивающе. Она почувствовала, что можно расслабиться и следить за тем, как несколько монотонные сельские пейзажи скользят мимо окна, как чередуются поля и живые изгороди, проселочные дороги и тропинки, фермы и небольшие деревушки, порою картина оживлялась прудом или небольшой речушкой. Примерно через полчаса она открыла вместительную вязаную сумку и вытащила стальные спицы, с которых свисал недавно начатый серый носок — около шести дюймов длиной. Сыновья ее племянницы Этель Бэркетт (все трое уже учились в школе) были непоседами и постоянно нуждались в новых носках, а у Этель не было возможности покупать больше одной пары за раз. Сняв перчатки, мисс Силвер устроилась поудобнее и принялась вязать, спицы двигались легко и быстро, руки она держала почти на коленях, на европейский манер. Сидевший напротив мистер Панчен украдкой наблюдал за своей соседкой под прикрытием книги, которую держал в руках. Он делал это вот уже несколько минут и очень надеялся, что она этого не заметит. Будет действительно ужасно, если она решит, что он хочет ее побеспокоить. Возможно, идея последовать за ней была самой глупой в его жизни, но, увидев на вокзале эту даму, мистер Панчен решил, что судьба дает ему шанс. Войдя за ней в вагон, он загадал: если в купе они окажутся одни, это действительно знак свыше. И вот теперь, когда они оказались один-на-один в купе, природная робость заставляла его медлить. Если она решит, что спутник воспользовался ситуацией… ведь она путешествует одна… Мистер Панчен смотрел на нее поверх своей книги и думал о том, что она похожа на его тетушку, уже много лет прикованную к постели. Она определенно гораздо старше мисс Силвер (если, конечно, еще жива), но сходство действительно очень сильное. Мисс Силвер была в черной фетровой шляпе, украшенной фиолетовой лентой и букетиком фиолетовых цветов, но определить, какие это цветы, было крайне затруднительно. Мистер Панчен был страстным садоводом-любителем и даже в теперешнем своем нервозном состоянии не мог признать в них фиалки. Он смутно припоминал, что тетя Лиззи тоже носила подобный букетик на своем капоре. Правда, эта шляпа отнюдь не была похожа на капор, но все же… Еще на мисс Силвер было черное суконное пальто, из тех, которые, кажется, никогда не бывают новыми и никогда не изнашиваются. А палантин из желтого меха был выцветшим от старости. Мистер Панчен не мог припомнить, носила ли тетя Лиззи палантин, но почему-то и он усиливал сходство. Драгоценные минуты меж тем ускользали. Счастливый случай мог от него и отвернуться. В тщетной надежде получить еще один знак, мистер Панчен посмотрел в окно. Если стог сена появится прежде, чем он сосчитает до шестидесяти, он заговорит с ней… Но стог сена так и не появился. Может быть, дом? Дома тоже не было. Ну хотя бы черно-белая корова… Вот они! Целых три черно-белых коровы! Мистер Панчен решительно отвернулся от окна и произнес: — Прошу прощения, мадам… Мисс Силвер посмотрела на него с некоторым любопытством. Мистеру Панчену, бросившемуся, что называется, в воду не зная броду, ничего не оставалось, как плыть к берегу и поскорее. — Простите великодушно за то, что я вас побеспокоил. Вы меня не знаете, но я вас узнал сразу. Мисс Силвер продолжала смотреть на него, не переставая вязать. — Да? — Вы — мисс Силвер, не так ли? Я вас видел, когда вы останавливались у миссис Войзи в Меллинге, после так называемого Меллингского убийства. Видите ли, у меня в Лентоне был книжный магазин и однажды мне указали на вас и сообщили, что вы помогли распутать это дело. Мое имя Панчен, Теодор Панчен. Мисс Силвер с интересом разглядывала своего неожиданного собеседника: среднего роста, слегка сутулится, густая шевелюра из седых волос, за старомодным пенсне в стальной оправе прячутся добрые карие глаза, в которых светится беспокойство. — Я вас слушаю, мистер Панчен. Он снял пенсне и стал протирать стекла шелковым носовым платком. — Простите меня за дерзость, но когда я увидел, что вы садитесь в поезд, идущий в Ретли, я счел, что судьба дает мне знак. Поэтому я выбрал ваше купе и, когда понял, что никто больше сюда не войдет — надеюсь, вы не сочтете меня чересчур суеверным, — я решил, что это не случайно. Деликатно покашливая, мисс Силвер намекнула, что пора бы перейти ближе к делу. — Почему вы так решили, мистер Панчен? Он наконец отложил свою книгу. — Ну, видите ли, я столкнулся с проблемой. Как человек профессиональный, я не имею ни малейшего желания вмешиваться в то, в чем таковым не являюсь. Я выяснил, что вы были консультантом в деле об убийстве в Меллинге, причем профессиональным консультантом — прошу поправить меня, если это не так. — Пет, мистер Панчен, вы не ошиблись. Он облегченно вздохнул. — Тогда, не будете ли вы так добры, оказать мне профессиональную помощь? Мисс Силвер достала из сумки клубок шерсти. — Я еду в Ретли к своей родственнице. Она — женщина не слишком крепкая, но на ней, можно сказать, весь дом. Я не знаю, сумею ли я выкроить на это время. Мистер Панчен наконец оставил в покое свое пенсне, изрядно погнув оправу. — Но тогда позвольте мне хотя бы рассказать об этой проблеме. Я не знаю, следует ли принимать какие-то меры, я чувствую, что сначала нужно выяснить, можно ли вообще что-нибудь сделать. И поскольку мне представился счастливый случай… — мистер Панчен замолчал и с надеждой посмотрел на свою собеседницу. Мисс Силвер продолжала звенеть спицами. — Возможно, если вы расскажете мне, в чем заключается ваша проблема… Мистер Панчен наконец преодолел свою робость. Он наклонился вперед, и его сутулость стала чуть более заметной. — Так вот, раньше у меня был книжный магазин в Лентоне, но потом я перебрался в Ретли. Моя жена скончалась год назад от тяжелого недуга, примерно в то же время и моя сестра овдовела. У ее мужа в Ретли тоже был книжный магазин, она предложила мне продать магазин в Лентоне и переехать к ней. Она говорила, зачем нам страдать в одиночестве, раз есть возможность поддержать друг друга. — Очень разумное замечание. — Моя сестра — очень разумная женщина. Короче говоря, я продал свой магазин и переехал к ней. Она прекрасно готовит, и нам было бы намного спокойней вдвоем, если бы не проблема. Видите ли, у моей покойной жены был сын. — То есть вам он приходится приемным сыном? — Совершенно верно — ее сын от первого брака с мистером Томпсоном, помощником стряпчего. — Это и есть ваша проблема? Мистер Панчен вздохнул. — Ну, можно сказать и так. Его отец рано умер, и мать баловала его безбожно. Сердце у моей жены очень мягкое, а сын был так хорош собой, просто ангел. Когда мы поженились, мальчику исполнилось пятнадцать, и было уже поздно его перевоспитывать. Учился он прекрасно и чем больше взрослел, тем больше у него было поклонниц. В этом не только его вина — девушки сами не давали ему проходу, но однажды случился скандал и он уехал из Лентона. В то время ему было двадцать два года. Он не соизволил написать хотя бы одно письмо, и моя жена страшно переживала. Но через несколько месяцев нам удалось кое-что узнать. Он получил работу секретаря у двух старых леди, живущих недалеко от Ретли, — об этом нам сообщила моя сестра. Эти леди — сестры Беневент — однажды зашли вместе с ним в магазин и, по словам сестры, носились с ним не меньше, чем его бедная мать: «Алан то», да «Алан се», в конце концов ей захотелось дать ему хорошую оплеуху. Должен сказать, Алан видел ее, только когда был совсем ребенком и не сообразил, что перед ним родная тетка, иначе никогда не зашел бы в этот магазин. Но сестра-то сразу его узнала — мы иногда присылали ей фотографии, к тому же старые леди постоянно твердили: «Милый Алан!» или «Мой милый мальчик!» или «Мистера Томпсона интересуют такие-то романы. Они у вас есть?» Сестра с трудом могла это вынести, но решила, что лучше промолчать. Ну, жена, конечно, написала ему письмо, но его ответ был жесток и холоден. Он писал, что нашел хорошую работу и возможность хорошо устроиться в жизни, что очень просит не вмешиваться в его дела. Старые леди — особы возвышенные и лучше им не знать о том, что его родители занимаются торговлей. На лице мисс Силвер отразилось суровое неодобрение. — Боже мой! — произнесла она. — Ну, — продолжал мистер Панчен, — не стану скрывать, что я был вне себя от подобного письма, а состояние моей жены значительно ухудшилось. Примерно через полгода сестра написала нам, что в городке ходят слухи, будто Алан прихватил какие-то вещи и бежал, но куда — никому не известно. Тогда я решил отправиться в Ретли и поговорить с этими леди. Им принадлежит усадьба Андерхилл в трех милях от города. Да, подтвердили они, Алан бежал, забрав с собой их деньги и бриллиантовую брошь. Они доверяли ему так, как будто он был членом их семьи, а он так низко с ними поступил. Нет, они не станут его преследовать, потому что слишком расстроены. Они намерены отправиться за границу, чтобы забыть об этом, и надеются никогда больше не встречаться с ним и ничего о нем не слышать. Признаться, я и сам чувствовал нечто подобное. Вернувшись домой я все рассказал жене — думаю, это ее и убило. Не сразу, она какое-то время пожила, но думаю, что именно это известие ускорило ее смерть. Мисс Силвер сочувствующе на него посмотрела. — Это очень печальная история, мистер Панчен, но боюсь, что не такая уж необычная. Любящие матери, балуя своих детей, делают их несчастными, и себя тоже. — Увы, — вздохнул мистер Панчен и затем добавил: — Но это еще не все. Если бы на этом все и кончилось, это не было бы проблемой и я не стал бы вас беспокоить. Проблема возникла позже, когда я уже перебрался в Ретли. — Что-то случилось? Мистер Панчен поправил пенсне. — Что ж, можно сказать и так. Моя сестра — методистка. Некоторое время тому назад она узнала, что миссис Хаборд, одна из прихожанок той же церкви, тяжело больна и хочет ее видеть. Элен отправилась к ней. За миссис Хаборд ухаживала ее невестка и ухаживала очень хорошо, но несчастную явно что-то тяготило. Когда они остались с Элен наедине, миссис Хаборд заплакала и сказала, что на ее совести исчезновение одного молодого человека. Элен спросила, что она имеет в виду, и бедная женщина поинтересовалась, не является ли она родственницей Алана Томпсона. Элен не слишком гордилась этим родством и потому ответила, что ее брат был женат на матери Алана Томпсона — если это, конечно, можно назвать родством. Узнав, что я переехал в Ретли и помогаю сестре вести дела, миссис Хаборд заплакала, сказав, что не знала раньше, что у Алана в городке есть родственники. Язык у моей сестры острый, и, наверное, она сказала что-то вроде того, что не велика честь иметь такого родственника, а миссис Хаборд схватила ее за руку и сказала: «Вы думаете, что он украл эти деньги и сбежал, но он этого не делал!» — Откуда миссис Хаборд могла узнать про этот побег? — спросила мисс Силвер. Мистер Панчен посмотрел на нее с удивлением. — Разве я не говорил об этом? Конечно я должен был сказать, бестолковая моя голова. Видите ли, миссис Хаборд служила у сестер Беневент — каждый день она на велосипеде отправлялась в их усадьбу, чтобы прибраться в доме и постирать — пока не заболела. И, разумеется, хорошо знала Алана. Но когда она об этом заговорила, моя сестра, боюсь, слишком резко отреагировала и поэтому больше .ничего не смогла узнать. Миссис Хаборд только плакала и твердила, что Алан этого не делал. Тут вошла невестка и сказала, что ее свекровь слишком расстроена и что Элен лучше уйти. Об этом разговоре я узнал от нее всего месяц назад, и он не дает мне покоя. Элен считает, что Алан одурачил миссис Хаборд так же, как дурачил собственную мать и всех женщин, которые имели глупость ему поверить, но я напрасно думаю, что она тоже такая идиотка. Я же говорил вам, язык у нее хуже бритвы. — Ну а что вы об этом думаете? — спросила мисс Силвер. — Думаю, что мы были несправедливы к Алану, безоговорочно поверив этим старым дамам, хотя нет никаких доказательств. Мы были испуганы — вот в чем наш промах — и не задумавшись, проглотили это известие, опасаясь в душе, как бы не вылезло что похуже. И это несправедливо! Человек может оказаться вором и лжецом, но сначала это нужно доказать, а уж потом делать выводы. Итак, мы не стали требовать доказательств, а сразу поверили тому, что нам говорили. Даже его мать поверила, и это ее убило. Возможно, если бы я тогда постарался выяснить что-то еще, она не поверила бы и осталась жива. И теперь я обязан хотя бы попытаться в этом разобраться, чтобы искупить свое прежнее бездействие. Да, я обязан вернуть Алану его доброе имя. Понимаете, для своей матери он был самым дорогим существом на свете и пусть она ничего уже не узнает, все равно. Я должен сделать это ради нее, — мистер Панчен выронил свое пенсне и посмотрел на собеседницу печальными близорукими глазами. — Видите ли, — сказал он. — Я очень любил свою жену. Во взгляде мисс Силвер вновь засветились участие и доброта. — Мистер Панчен, когда это произошло? Он выглядел немного удивленным. Видимо, ему казалось, что о столь важном — для него — событии непременно должны знать все соотечественники. — Вы имеете в виду исчезновение Алана? Три года тому назад, в феврале. — А когда миссис Хаборд разговаривала с вашей сестрой? Мистер Панчен снова надел пенсне. — Около трех месяцев тому назад, да, точно… это было до того, как я свернул дела, а я перебрался в Ретли после Рождества, так что, надо думать, в конце декабря. — А после того как ваша сестра рассказала вам о своем разговоре с миссис Хаборд, вы не пытались встретиться с ней? — О да, я пытался, но ее невестка мне не позволила. Она сказала, что моя сестра слишком сильно расстроила больную, что с нее уже хватит нашей семьи. Что еще мог я сделать? — Значит, вам неизвестно, были ли у миссис Хаборд основания так говорить? Мистер Панчен покачал головой. — Я знаю только то, что уже рассказал. Элен говорит, что она постоянно повторяла, что Алан никогда не покидал усадьбу. Мисс Силвер на минуту перестала вязать. — Мне вы об этом не говорили. — Разве нет? Она постоянно это повторяла. — Мистер Панчен, а вы не задумывались о том, что означают эти слова? Если это, конечно, не выдумка. Мистер Панчен выглядел испуганным. — Разве это может быть правдой? Зачем старым леди говорить, что он сбежал, если он остался в доме? Мисс Силвер с озабоченным видом произнесла: — Думаю, что об этом следует спросить у миссис Хаборд. Глава 7 Второй урок вождения прошел не менее успешно, чем первый. В кафе «Примула», где ее ждал Стивен, она вошла раскрасневшейся и с сияющими глазами. В полумрачном кафе, казалось, стало светлее. Стивен и сам не ожидал, что так обрадуется. Ему показалось, что весь свет, который был вокруг, ринулся ей навстречу. Когда девушка подошла к его столику и их взгляды встретились, волшебные лучи заплясали и вокруг него самого. Стивен спросил: «Вам было трудно улизнуть из дома?», девушка ответила: «Не настолько, чтобы это стоило обсуждать», и они рассмеялись. Когда оба уселись за столик, Стивен, все еще смеясь, продолжил тему: — Знаете, ваши тетушки несколько старомодно относятся к подобным вещам, по крайней мере мисс Оливия. Мне показалось, что они не примут всерьез то, что я пригласил вас на ленч. Вернее, меня. Кандида покраснела еще больше. — Ну, не знаю… — И чтобы срочно сменить тему разговора, вдруг выпалила: — Хотите я открою вам один секрет? Тетя Оливия на самом деле не старшая. А ведь все думают, что это она, правда? — Неужели мисс Кара старшая?! Кандида кивнула. — Да. Я узнала об этом абсолютно случайно. Мы с Дереком вчера вечером переворошили кучу старых нот. Оказывается, в ящике под пюпитром полно старых песен. И где-то в середине этой кучи мы наткнулись на фото трех маленьких девочек в белых бальных платьицах и с огромными бантами. Две из них точно мои тетушки — у них темные волосы и темные глаза, да и черты лица не слишком изменились. А третьей, по идее, должна была быть моя бабушка, Кандида. Я на всякий случай решила посмотреть, не написано ли что-нибудь на обратной стороне. — И там что-то было? Кандида кивнула. — Имя каждой девочки и возраст. Все по порядку: Каролине — семь с половиной лет, Кандиде — шесть, Оливии — пять. Как видите, Оливия вообще самая младшая. Никогда не подумаешь, верно? — Да уж. Скорее всего, ее просто избаловали, все вокруг нее носились, сделали из нее шишку на ровном месте — потому она так себя и ведет. — Не думаю, что чьи-то заботы могут сделать человека шишкой на ровном месте — все зависит от собственного характера. И к тому же разница между самой старшей и самой младшей — всего два с половиной года. Вряд ли это было так уж заметно, а уж теперь, когда они стали старухами, это и подавно не имеет значения. Они болтали напропалую о самых разных вещах. В том числе и о работе Стивена в Андерхилле. — Особо тут не разгуляешься, материалов впритык. Это не слишком вдохновляет: ломать голову над тем, как бы раздобыть пять фунтов сверх оговоренной сметы или где сэкономить полдюжины кирпичей или пару футов бруса. И вообще, когда смотришь на эти старые дома и видишь, с какой расточительной роскошью они строились, прямо слюнки текут. Эта усадьба — интересный образчик смешения стилей. Комнаты в задней части дома практически не тронуты. Можно сказать, реальный памятник эпохи. Чует мое сердце, что там внутри все уже трухлявое, ну а старые балки давным-давно источены жуками-могильщиками. Еще есть подвалы, но тут я вообще ничего не могу толком добиться, ни одного вразумительно ответа. Мисс Оливия даже не задумывалась о том, что потребуется тщательный их осмотр, а когда я сказал, что не смогу доложить о состоянии фундаментов без осмотра, она тут же превратилась в саму неприступность и едва не заморозила меня насмерть своим холодным взглядом. Я стоял на своем, и тогда она соизволила сама спуститься туда со мной, в сопровождении Джозефа, несущего канделябр. Полное отсутствие электрического света — я не знаю, почему они не провели электричество в подвалы, но у меня было такое ощущение, что лучше их об этом не спрашивать. Короче, этот осмотр был сущим фарсом, учитывая, что мисс Оливия показывала только то, что хотела. Как вы думаете, может там имеется тайный ход, и хозяйки боятся, что я могу случайно споткнуться о Сокровище Беневентов? Синие глаза Кандиды округлились от изумления. — Сокровище Беневентов? — Вы не слышали о Сокровище? Об этом знает весь Ретли. Один из их предков сбежал из Италии, прихватив с собой в одном славном местечке фамильное столовое серебро и драгоценности. Этот дом построил то ли он, то ли его сын и ходят слухи, что Сокровище спрятано где-то здесь. Мне об этом рассказала моя престарелая кузина. Она здешняя и знаменита тем, что ей известны все сокровенные сплетни о каждом жителе в округе — она сшивает их вместе, а потом дополняет собственной вышивкой, и получается нечто совершенно невероятное. Послушать ее — одно удовольствие, но заставить себя поверить во все эти роковые и зловещие истории, замешанные на скандалах, невозможно. И вот что поразительно: почтенные старые леди, никогда в жизни не отступавшие от правил приличия и закона, могут поверить в то, что соседи их способны на всякие ужасы, и как ни в чем не бывало пересказывают любые нелепицы. — Ваша кузина знакома с моими тетушками? — Она знакома со всеми, не только в городке, но и в окрестностях. Ее отец был каноником в соборе, а дед — епископом. Это своего рода церковная аристократия, поэтому мисс Оливия и мисс Кара все-таки снизошли до ее общества. Ее зовут Луиза Арнольд. Сейчас у нее гостит ее дальняя родственница. Между прочим, она частный детектив. Сегодня вечером я приглашен отужинать в их обществе. Встретились мы с Луизой на улице, и она немедленно учинила мне допрос. Среди прочего, она желает знать, не слышали ли мисс Оливия и мисс Кара каких-либо новостей об Алане Томпсоне. До того как появился Дерек, он был у них секретарем. Кандида тихо вскрикнула. — Да, я знаю! Он сбежал, прихватив с собой часть их денег и бриллиантовую брошь, и поэтому никто в доме не должен упоминать его имени. — Но все же они вам о нем рассказывали? — Нет, это не они. Это Анна мне рассказала и тут же предупредила, чтобы я даже не упоминала о нем в присутствии тетушек, потому что они едва не слегли тогда от расстройства. — А Луиза спрашивала про него не из праздного любопытства. Эта ее сыщица — кстати, ее зовут Мод Силвер — встретила в поезде одного господина, который оказался отчимом Алана Томпсона, и он очень беспокоится о своем приемном сыне. — Стивен рассмеялся. — Очень похоже на стишок из «Песен Матушки Гусыни». Помните? «Это ленивый и толстый пастух, который бранится с коровницей строгою, которая доит корову безрогую, лягнувшую старого пса без хвоста, который за шиворот треплет кота…» — вы не находите? Кандида тоже засмеялась. — И вы можете рассказать весь стих без запинки? В детстве у меня иногда получалось. — Я не знаю — это просто вот сейчас вдруг вспомнилось. А кончается каждая строфа «в доме, который построил Джек». Но вернемся к отчиму Алана Томпсона. Он сказал, что в этой истории с побегом слишком много неясного. И теперь очень хочет узнать, не слышал ли кто хоть что-нибудь о парне — уже после того, как он исчез. — Судя по тому, что говорила Анна, вряд ли. — Ну, если у вас появится удобная возможность — расспросите ее подробнее. Полагаю, крайне неприятно быть родственником человека, который исчез неизвестно куда, да еще и обвиняется в краже. В назначенный час Стивен явился к Луизе Арнольд и был представлен «моей кузине, мисс Мод Силвер». Правда, как выяснилось, родство было весьма дальним — сводный брат матери мисс Арнольд женился на некой мисс Эмили Силвер, которая, в свою очередь, доводилась двоюродной сестрой отцу мисс Мод Силвер. Так как пересказ родословной был сдобрен и украшен большим количеством анекдотов и смешных историй, он занял большую часть ужина. В этой эпопее была и страшная история о призраке, которого увидал дядя сводного брата и явление которого было столь ужасно, что дядя так и не смог этого призрака описать. Так что каждый член семьи говорил о нем то, что подсказывало его воображение. А еще в семейных преданиях имелась романтическая история о некой сводной сестре, которая вышла замуж за робкого и косноязычного молодого человека, а когда вернулась из свадебного путешествия, то обнаружила, что ее муж наследует титул баронета и немалое состояние. Были и другие, достойные внимания истории. Мисс Силвер удовлетворилась ролью слушательницы, время от времени она лишь высказывала какое-либо житейски мудрое замечание и продолжала наслаждаться отличными блюдами, искусно приготовленными старым поваром мисс Арнольд, доставшимся ей в наследство от отца-каноника. Повар был очень уже не молод, но все еще мог соорудить из скудного послевоенного рациона нечто изысканное, поразить блеском почти мифических тридцатых годов. Вскоре после ужина они перешли в гостиную, загроможденную мебелью и семейными портретами, где Стивену было предложено место на диване, рядом с мисс Силвер, которая была одета в темно-синее крепдешиновое платье, купленное по настоянию племянницы Этель во время поездки в Клифтон-на-море. Цена ее ужаснула, но Этель была весьма настойчива, а материал и покрой превосходны, и мисс Силвер не устояла. Она дополнила V-образный вырез кисейной вставкой и прикалывала к этой вставке мозаичную брошь с изображением восточного дворца на ярко-голубом фоне. На диване рядом с ней лежала сумочка с рукоделием, а в руках у мисс Силвер были спицы с только начатым детским носком из серой шерсти. Похоже, ей не обязательно было проверять то, что делали ее руки, и, когда Стивен к ней обратился, мисс Силвер внимательно на него посмотрела. В этот момент они остались одни — мисс Арнольд отправилась варить кофе, отвергнув предложенную гостями помощь. — Я слышал, вас интересует Алан Томпсон, но боюсь, что мне нечего вам сказать. Мисс Силвер тихо кашлянула, давая понять, что собеседник допустил ошибку, которую следует исправить. — Отсутствие известий об Алане Томпсоне беспокоит не меня, а его отчима. Он надеялся, что старым леди что-то известно. — Даже если им что-нибудь и известно, они это не обсуждают. Мисс Силвер достала из сумочки серый клубок. — Есть такая песенка, она была весьма старомодной еще тогда когда я была девочкой. Она начиналась так: О пет, о ней ни слова, Вы не услышите о ней, И на губах пускай замрет Привычное им прежде имя. Очень похожая ситуация, не правда ли? Стивен кивнул. — Сегодня я виделся с их внучатой племянницей — я пригласил ее на ленч, — она сейчас живет у этих дам. Она сказала, что при ней ни разу не упоминалось имя прежнего секретаря. Это старая служанка рассказала ей, что Алан сбежал, прихватив деньги ее хозяек и брошь с бриллиантами и велела не говорить об этом с тетушками, потому что это происшествие было для них настоящим ударом. Мисс Силвер больше не спрашивала ни о чем, связанном с Аланом Томпсоном, но вскоре Стивен, к немалому своему изумлению, обнаружил, что разговор переключился на Кандиду. Мало того что он совершенно свободно говорил о ней с посторонним человеком, но, оказывается, ему очень трудно удержаться и не говорить об этой замечательной девушке. К этому странному настроению и отношению к ней примешивалась непонятная тревога за нее. И мрачная старая усадьба, и тем более ее старые хозяйки действовали на него угнетающе. Мысль о том, что Кандиде приходится жить в этом доме и в их обществе, была непереносима. Давно забытые ощущения и картины всплывали из глубин памяти, но пока были слишком неопределенными — что-то насчет детей света и тайных действиях сил тьмы… смутные, неуловимые образы, они мелькали в сознании и снова в нем исчезали. — Вам не нравится, что она там живет, не так ли? — спросила мисс Силвер. Стивену ничего не оставалось, как ответить: — Очень не нравится! Тут дверь отворилась, и в гостиную вошла Луиза Арнольд, толкая перед собой изящный чайный столик. Стивен вздрогнул. Луиза завела речь о том, сколько времени должен кипеть чайник и как важно не упустить нужный момент. И только когда тема была исчерпана, он сообразил, что мисс Силвер удалось многое у него узнать. Она тут же догадалась, что Кандида для него не просто случайная знакомая, что он имеет на нее виды, и он даже не стал возражать. Но самым странным было то, что подобное предположение его не возмутило, наоборот, оно вызвало приятное возбуждение. Луиза Арнольд теперь рассказывала про кофейный сервиз, что он георгианской эпохи, что очень дорогой, что чашки принадлежали еще матери каноника… Она все говорила и говорила, но приятное возбуждение не исчезало. — ..Ее звали мисс Твайтс, она родом из Йоркшира. Вон ее портрет над книжным шкафом. Все эти блеклые тона были модны в тридцатых — сороковых годах девятнадцатого века: немного цвета для губ и глаз и немного темной краски для волос. Дамы, чтобы сделать кожу такой гладкой, использовали состав под названием «бэндолин» — как на самых ранних портретах королевы Виктории. У моей бабушки были вьющиеся волосы, но ее дочь, тетя Элеонор, узнала об этом лишь тогда, когда бабушке исполнилось восемьдесят. Она всю жизнь стягивала их в узел, и знаете, они все равно продолжали виться! Тетя как-то уговорила ее распустить волосы, и я помню эти прелестные серебристые волны, льющиеся из-под кружевной шали. В какой-то момент Стивен окончательно потерял нить беседы, но в конце концов они добрались и до сестер Беневент. — Да, в детстве мы часто играли вместе. Надо сказать, их воспитывали весьма своеобразно. Их мать была слаба здоровьем, подолгу болела, а отец был просто ужасным тираном — совсем не таким, как мой дорогой отец, тот был сама доброта. Оливия всегда помыкала бедной Карой, даром что сама почти на три года младше. Знаете, Кандида пыталась за нее заступаться, но из этого ничего хорошего не выходило. Если у человека такой покладистый характер, с этим ведь ничего нельзя поделать, верно? Кандида была средней из сестер и мало походила на двух других: выше ростом и волосы не такие темные. По-моему, она была из них самая симпатичная. Но она, к сожалению, сбежала из дома с человеком, временно замещавшем викария в Стоктоне — это с другой стороны холма. Друг моего отца, мистер Хоббишем, тамошний священник, был ужасно расстроен этим. Как же звали того молодого человека — ни Снейл ли? Стивен рассмеялся. — Думаю, что Сейл! Кузина Луиза просияла в ответ. У нее были совершенно белые волосы, на удивление яркие голубые глаза и прекрасный цвет лица. — Да, именно так! Ты просто умница, мой мальчик! Кандида встретилась с ним на концерте, который организовала сестра настоятеля в связи с событиями в Китае. У него был очень хороший тенор, а она аккомпанировала всем выступавшим на концерте. Кандида, я, конечно, имею в виду не мисс Ренч, до которой мне никогда не было дела, хотя она всегда была для моего папули как заноза, противно было смотреть, как она старается женить его на себе. При ее напористости она вполне могла добиться успеха, бедняжка… Правда, я уверена, что это бы довело его до гибели. Однако о чем это я говорила? — Простодушные голубые глаза доверчиво посмотрели на Стивена. — О Кандиде Сейл, — ему было приятно даже произносить это имя. — О да, конечно! Она вышла замуж за мистера Сейла, и мистер Беневент немедленно от нее отрекся. Я знаю, папуля считал, что он напрасно так погорячился, ведь Кандида была уже совершеннолетней, да и мистер Сейл был не самой плохой партией. У него даже было немного своих денег, очень немного, но все же вполне достаточно для двоих, пока он искал бы работу, какой-нибудь приход, оставшийся без пастыря. Я уверена, что, когда они поженились, у него был уже на примете вариант. Но мистер Беневент запретил даже упоминать имя Кандиды, и с тех пор я не слишком часто виделась с двумя ее сестрами, ведь я предпочитала общаться именно с ней. И если в Андерхилл действительно приехала ее внучка, мне бы очень хотелось на нее посмотреть. Стивен был совершенно уверен, что не говорил о Кандиде в присутствии Луизы. Ему ничего не оставалось, как произнести «Да-да, конечно» и ждать разъяснений, которые последовали незамедлительно. — Откуда я это узнала? От кого-то из Женской лиги… От мисс Смит и мисс Бранд точно нет. Та-а-ак, скорее всего, это была мисс Делани, потому что эта новость почему-то ассоциируется у меня с выкройкой для кардигана, а его дала мне мисс Делани. Да-да, еще она говорила, что семейным распрям конец и, похоже, так оно и есть. Раз девушка остановилась в доме Беневентов и ее зовут так же, как ее бабушку. Уж она-то, конечно, сможет рассказать нам о том, что нужно Мод, вернее, мистеру Панчену — известно ли ее тетушкам что-нибудь об Алане Томпсоне. По крайней мере, она должна знать, вспоминают они о своем бывшем секретаре или нет. — Я уже выяснил: никогда. Луиза Арнольд еще шире распахнула свои голубые глаза. — Поразительно! Впрочем, мисс Оливия — натура непреклонная. Алан нанес им тяжкое оскорбление, ведь они действительно души в нем не чаяли, разве так можно… Я слышала, что даже… ну, вообще-то мне не очень приятно повторять все это… Папуля терпеть не мог слухов, но что поделаешь, в таком маленьком городе, как наш, они неизбежны… но, говорят, никого бы не удивило, если бы Кара настолько потеряла голову, что решилась бы выйти за него замуж. — Боже мой! — выдохнула мисс Силвер. Луиза Арнольд обличающе кивнула. — Одно время только об этом и говорили — кое-что я слышала собственными ушами. Конечно, у них была разница в возрасте, но ведь и такое иногда бывает, верно? Вспомните, например, историю баронессы Бадет-Кутс — папуля рассказывал, что королева Виктория долго гневалась. Простые смертные тоже позволяют себе подобные безумства. Например, хозяйка кондитерской на Фэлкон-стрит, старая миссис Кросби, овдовев, через год снова вышла замуж за совсем молодого мужчину, который был здесь проездом. С тех пор как они вместе ведут дело, оно стало весьма прибыльным. Все кому не лень болтали, что ничего хорошего у них не выйдет, но, похоже, они вполне друг другом довольны. Но Оливия никогда бы не позволила сестре сделать подобную глупость. Теперь там у них живет другой молодой человек, Дерек Бердон, но я знаю, что он зовет Оливию и Кару тетушками, что куда более приемлемо. Но только им все равно непросто будет выделить ему содержание, разве только они сделают это из своих собственных сбережений, потому что, если что-нибудь случится с Карой, все достанется внучке Кандиды. Мисс Силвер на минуту перестала вязать, четыре стальные спицы замерли в ее руках. — Разве не мисс Оливии? — изумился Стивен. Мисс Арнольд покачала головой. — О нет, я в этом совершенно уверена — этот пункт всегда был больным местом. Но все было так жестко распределено еще их дедом. Папуля мой не раз говорил, что мистер Беневент может сколько угодно твердить о том, что отрекся от Кандиды, но не в его власти помешать ей или ее детям получить свою долю. Конечно, если Кара останется бездетной. Поэтому, говорил папуля, мистер Беневент не только повел себя не по-христиански, но и просто глупо. — Непростая ситуация для мисс Оливии, — заметила мисс Силвер негромко. — О, она устроена не так уж плохо — по крайней мере до тех пор, пока все остается так, как сейчас. Усадьба и большая часть денег принадлежат Каре, но заправляет-то всем Оливия. Едва ли бедняжка Кара сумела бы справиться со всем этим добром. Мне однажды совершенно случайно стало известно, что Оливия чеки выписывает, а Кара их только подписывает. Мисс Силвер негромко откашлялась — обычная ее манера выражать неодобрение. — Но это же крайне неразумно, Луиза. — О, конечно папуля всего этого не одобрял. Он всегда говорил, что Оливия чересчур забрала власть. А теперь говорят, что она привезла сюда эту девочку, Кандиду Сейл, не просто так, хочет выдать ее замуж за Дерека Бердона. Видите ли, это позволит ему воспользоваться доходами, если с Карой что-нибудь случится. Оливия, естественно, считает, что ее слово и здесь будет решающим. — Ну уж этому не бывать! — воскликнул Стивен в холодном бешенстве. — Идиотская идея! На лице мисс Луизы отразилось удивление. — О, мой милый, мне так не кажется. Он очень симпатичный молодой человек и не такой испорченный как Алан Томпсон. Они вполне могут понравиться друг другу, но, конечно же, все может обернуться совсем не так, как хочет Оливия. Помнится, в Лендфорде жил мистер Симпсон, человек весьма состоятельный. Так он, чтобы избежать налога на наследство, передал дом и почти все свои деньги сыну. Он был уже в возрасте и начал дряхлеть и был совершенно уверен, что наследники обеспечат ему надлежащий уход, но сразу после оформления документов жена его сына перестала обращать на него внимание, будто он — пустое место. Она любила повеселиться, и скоро весь дом был полон какими-то проходимцами. Папуля сказал, что это был настоящий кошмар, чем не король Лир! Вот вам доказательство того, что никто не может заранее знать, как поступит молодежь, да-да. И все может выйти совсем не так, как планирует мисс Оливия. Стивен все никак не мог успокоиться. Гнев, охвативший его по поводу планов мисс Оливии, мог означать только одно: он безумно влюблен в Кандиду. Глава 8 На следующий день мисс Силвер встретила мистера Панчена на улице. Он куда-то очень торопился и уже прошел мимо, что было немудрено при его близорукости, но затем, видимо, сообразил, что это была она, и повернул назад. — Мисс Силвер, простите великодушно! Я хотел с вами встретиться… но видите ли… так сильно задумался. В самом деле, я очень надеялся вас встретить. Может быть, у вас найдется немного времени? Мой магазин совсем рядом. Я вышел на минутку, чтобы отправить письмо — это ответ на запрос об одной редкой книге. Дело мисс Силвер было не слишком срочным, да и проблема мистера Панчена очень ее в последнее время занимала, и некоторые другие проблемы, связанные именно с ней. Поэтому она, сердечно улыбнувшись, приняла приглашение, и вскоре они входили в магазинчик. Здание это с остроконечной крышей над крыльцом выглядело так, словно простояло тут не одну сотню лет. Внутри было темно, и стены — от неровного пола до потолочных балок — были заставлены книгами. Мистер Панчен, прекрасно ориентировавшийся в этих сумерках, провел гостью в глубину комнаты, где за дверью обнаружился чистенький кабинет с вполне современным письменным столом и несколькими удобными стульями девятнадцатого века. Пропустив мисс Силвер вперед, он помедлил на пороге, чтобы сказать пожилой женщине, одетой в черное: — Элен, я ненадолго отошел. Без крайней надобности не беспокой меня, — после этого он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. В камине горел газ. Мисс Силвер устроилась на одном из стульев, мистер Панчен поставил напротив свой и, опустившись на сиденье, раздраженно фыркнул, поскольку заметил, что оставил газ включенным. — Да уж, при такой забывчивости ни о какой экономии и речи быть не может. Но что поделаешь, я привык к тому, что в камине горит уголь, ну и забываю выключать газ, когда ухожу. Элен, естественно, сердится. Мисс Силвер улыбнулась. — Не так уж просто привыкать к новому. Мне, например, очень приятно, когда в очаге горит огонь. Так вы хотели о чем-то спросить меня, не так ли, мистер Панчен? Мистер Панчен снял пенсне, и его взгляд снова показался ей беспомощными. — Ох да. Мне по-прежнему требуется помощь профессионального детектива. То, что вы сказали мне в поезде… я не могу выбросить это из головы. — Что именно, мистер Панчен? — Мы говорили о миссис Хаборд, которая работала у Беневентов. Она сказала моей сестре, что мой пасынок Алан никогда не покидал усадьбы Андерхилл. Странные слова, не правда ли? — Очень странные. — Она повторила это несколько раз, но Элен решила, что это чушь. Зачем старые Леди стали бы говорить, что он сбежал, если на самом деле этого не было? Именно это и сказала мне Элен. Но когда я передал ее слова вам, мисс Силвер, вы сказали… ну, что лучше бы об этом спросить саму миссис Хаборд. Мисс Силвер пристально посмотрела на своего собеседника. — Да, я помню, мистер Панчен. И сейчас так считаю. Мистер Панчен протирал свое пенсне огромным белым носовым платком. Инициалы в углу были вышиты не совсем ровно, и мисс Силвер подумала, что, возможно, их вышивала его жена. — Да-да… я как раз собирался… Раз надо… Я тоже так думаю, но… это выше моих сил. С ее невесткой невозможно разговаривать — знаете, она одна из этих… неистовых женщин. Моя жена… моя покойная жена была человеком очень мягким, и я не привык… я действительно не в состоянии сам справиться с этой задачей. И я подумал, что вдруг вы согласитесь… разумеется, на определенных условиях, как профессионал… — похоже, мистер Панчен не мог сам закончить свое предложение. Мисс Силвер пытливо на него посмотрела. — Вы хотите, чтобы я поговорила с миссис Хаборд? Этот вопрос явно застал его врасплох. — Ну, я думал… возможно… вы ее навестите. И если, конечно, вы не возражаете, думаю, лучше не говорить о предстоящем визите моей сестре. Видите ли, она женщина решительная, и мне бы не хотелось, чтобы у нас по этому поводу возникали споры. Наведя справки, мисс Силвер выяснила, что миссис Хаборд уже не прикована к постели, но еще очень слаба и погружена в меланхолию и что ее овдовевшая невестка днем уходит на работу, а внуки — в школу. Мисс Арнольд, как выяснилось, было известно об этой семье абсолютно все. — О да, она работает в канцелярии настоятеля. Миссис Мейхью говорит, что она — настоящее сокровище. Конечно, она методистка. Как был бы потрясен бедный папуля: она же сектантка! Но теперь принято быть более терпимыми, а она — прекрасная работница, очень усердная и дотошная, все проверяет дважды — это не делала ни одна из их прежних работниц. Миссис Мейхью говорит, что она должна бы получать гораздо больше шести пенсов в час, которые они ей платят. Хорошенько расспросив мисс Арнольд, мисс Силвер решила, что лучше нанести визит днем. Внешний вид маленького домика на Пеглерс-роу был именно таким, каким бывает у жилища дотошных хозяек. Ступенька перед дверью была выскоблена до белизны, все четыре окошка — два на первом этаже и два на втором — сверкали так, как будто их только что вымыли, занавески без единого пятнышка были аккуратно задвинуты, скрывая внутренность дома от любопытных глаз. Небольшой латунный дверной молоток сиял, надраенный до блеска. Мисс Силвер постучала им пару раз и, некоторое время спустя, за дверью послышался звук медленных, шаркающих шагов. Дверь приоткрылась, и перед мисс Силвер появилась высокая, чуть согнувшаяся женщина — точнее, сначала ее голова и рука, а уж потом и вся сутулая фигура в скромном черном платье и серой шали. Увидев мисс Силвер, она сделала шаг назад и сказала глуховатым, тусклым голосом: — Если вы к моей невестке, то она появится не раньше пяти. Мисс Силвер приветливо улыбнулась. — О нет, миссис Хаборд, я пришла навестить вас. Но вам не стоит долго стоять у открытой двери. Вы позволите мне войти? Дни кажутся такими длинными, когда вы почти все время вынуждены проводить в одиночестве. Миссис Хаборд была теперь не в состоянии делать домашние дела, а их ведь всегда столько, что время летит незаметно. Теперь сил хватало лишь на то, чтобы, одевшись и прибравшись в комнате, опуститься в кресло и присматривать за очагом на кухне Иногда она чувствовала себе более бодрой и могла покормить обедом детей, но только если Флорри оставляла все на плите и ей нужно было только к их приходу из школы разогреть уже приготовленную еду. Читать она никогда не любила, и потому день казался ей бесконечным. Эта незнакомая женщина вполне могла быть из их общины — кажется, она слышала, что к священнику приехала тетя, — или из Женской лиги. В любом случае, будет хоть с кем поговорить. — Если вы не против, мы пройдем на кухню, — сказала миссис Хаборд, — там теплее. У нас прекрасная гостиная, но сегодня там не топили камин. Какой бы немощной ни была миссис Хаборд, ей было не стыдно принять гостя и на кухне, ибо она сияла чистотой, к тому же дети еще не вернулись из школы. Ее кресло стояло у очага, а перед ним — скамеечка для ног. Ближе к огню она пододвинула и второе — для гостьи. Бедняжка явно была рада вернуться в теплую кухню — в коридоре было холодно, а в последнее время она что-то постоянно зябла. Мисс Силвер сочувственно посмотрела на хозяйку дома. — Боюсь, что вы не очень хорошо себя чувствуете, миссис Хаборд, и поэтому прошу со мной не церемониться, если почувствуете усталость. Моя фамилия Силвер — мисс Мод Силвер. Я подумала, что было бы славно немного побеседовать — вам, должно быть, так одиноко днем. Невестка на работе, внуки в школе. — Да, скучновато, конечно, — ответила миссис Хаборд, — но, право, не знаю, что бы я делала, если бы дети весь день были дома — их двое, они у нас близнецы. Я даже не знаю, от кого больше шума — от мальчика или от девочки. Им только что исполнилось восемь, и вы не представляете, что они вытворяют! Мисс Силвер понимающе улыбнулась. — Похоже, у вас крепкие, здоровые внуки. Гордая улыбка заиграла на лице миссис Хаборд. — О, такие крепыши. Все в мать. Сынок-то мой постоянно болел, с самого детства. Он умер, когда малышам было всего три месяца, и как мы справились, до сих пор не могу понять, но тогда я еще была здорова, а Флорри пришлось пойти на работу. Тогда была жива и моя мать, она и присматривала за детьми. Вот не думала, что когда-нибудь буду сидеть дома, стану другим обузой. Доктор сказал, что все у меня более-менее, что я должна поправиться, а я вот никак не могу выздороветь, что бы он ни говорил. — Я уверена, что вы не считали обузой свою мать, ведь она присматривала за детьми и позволила вам с невесткой работать. Миссис Хаборд покачала головой. Ее мать была очень решительной старой дамой. Она быстренько поставила бы на место любого, кто посмел бы назвать ее обузой. Даже Флорри у нее ходила по струнке. — Она была покрепче меня, — заметила миссис Хаборд. И прежде чем сама успела что-то понять, уже рассказывала мисс Силвер о своей матери — все те случаи, о которых не вспоминала годами. Мисс Силвер весьма умело заставила ее переключиться с предсмертных минут матери и присущих их семье болезненности на более веселые темы: свадьбы, крестины и поездки за город. Выяснилось, что миссис Вилд появилась на крестинах близнецов в шляпке с двумя черными страусовыми перьями — никто и не подозревал, что у нее есть подобная роскошь, — Наверное, она хранила их на самом дне сундука, удивительно, как их не поела моль. «Мама, — спросила я, — откуда у тебя эти перья?» Оказалось, что давным-давно дядя Джим привез их из Южной Африки, когда вернулся оттуда после войны с бурами. И за все эти годы она ни разу их не надела! Ни когда умер мой бедный отец, ни на похороны моего мужа, даже ради бедняжки Эрни не надела… А она покачала головой и сказала, что эти перья — для радостных событий, а не для похорон, и она вытащила их ради близнецов, бедных сироток, на счастье… — миссис Хаборд тяжело вздохнула: — В ту пору я еще была здорова и могла Проезжать каждый день по три мили на велосипеде, весь день работать и даже не чувствовать усталости после всего этого. — Вы ведь работали в Андерхилле? У сестер Беневент? — спросила мисс Силвер. Поток воспоминаний миссис Хаборд внезапно прервался. Она тревожно осмотрелась и сказала: — Я точно помню, что не говорила вам об этом. — Но почему бы вам об этом не рассказать? Что тут такого? — Ушла я потому, что стала прихварывать, — голос миссис Хаборд дрогнул. — Я болтливой не была сроду. Мисс Силвер внимательно посмотрела на свою собеседницу. — Что-то там было не так? Миссис Хаборд испуганно прижала ладонь к губам и отвела глаза. — Я не знаю, правда, — сказала она, и неожиданно слова хлынули потоком: — Я ничего не знаю… да и откуда мне? Ну приду приберусь — здесь совершенно не о чем рассказывать, Но отводить глаза бесконечно было невозможно. В какой-то момент ей пришлось встретиться взглядом с мисс Силвер. Она решилась на это и увидела в глазах гостьи лишь искреннюю доброжелательность. — Умоляю вас, не расстраивайтесь так, миссис Хаборд. Но знайте: если вас что-то угнетает невозможно избавиться от этого воспоминания, делая вид, что ничего не было. Полагаю, вас что-то угнетает и угнетает давно, какая-то мысль пугает вас и не дает вам полностью оправиться от болезни. Вы упомянули об этом в разговоре с миссис Кин, но сказали ей не все. Миссис Хаборд все еще прижимала к губам дрожащую руку, но при этих словах рука ее опустилась, и пальцы сжали подлокотник кресла. Испуганным голосом она пролепетала: — Элен Кин… Это она вас прислала? А я-то думала… — Нет, она тут ни при чем. Вы попросили ее зайти к вам потому, что были очень больны и вас что-то тяготило, но когда она пришла, вы рассказали ей очень мало. — Она пришла… села… и не поверила ни одному слову из того, что я говорила, — с обидой в голосе рассказывала миссис Хаборд. — Она пришла потому, что это ее христианский долг, и еще потому, что я за ней послала. Она высоко вознеслась, а я скатилась вниз — а ведь мы вместе ходили в школу… Я знаю ее достаточно хорошо, я знаю, что долг… долг для нее самое главное, она всегда готова его исполнить. Но если говорить о снисхождении и сострадании — эти чувства не для нее, это вам каждый подтвердит. Она сидела здесь, словно ледяная статуя, смотрела на меня холодными глазами и утверждала, что я несу чушь. Поэтому я не стала продолжать. — Это когда она сказала, что то, что рассказывали об Алане Томпсоне, — не правда? Голос миссис Хаборд внезапно стал резким. — Я не говорила, что все в этих историях — не правда. Внешность обманчива, а красота глупа и тщеславна, и то, как бегали за ним юные девушки, кому угодно могло бы вскружигь голову. И, если уж па то пошло, не только девушки, но это меня не касается. Но то, что меня угнетает и о чем я рассказала Элен Кин — истинная правда, и у нее нет ни малейшей причины мне не верить. Так значит, это не она вас послала? Мисс Силвер слегка покачала головой. Ее голос, ее взгляд, ее манеры подействовали успокаивающе. Дыхание миссис Хаборд стало более ровным, а ее пальцы перестали стискивать подлокотники кресла. Вот теперь можно было действовать более открыто, и мисс Силвер сказала: — Я не имею чести быть знакомой с миссис Кин. Это мистер Панчен попросил меня встретиться с вами. Он очень переживает за своего приемного сына, и для него было бы большим облегчением узнать, что его обвиняют незаслуженно. Его покойная жена приняла эту позорную историю очень близко к сердцу, и он чувствует, что обязан сделать все возможное, чтобы вернуть сыну доброе имя. Я знаю, что ходят разговоры, будто Алан Томпсон, прежде чем исчезнуть, украл у сестер Беневент деньги и бриллиантовую брошь и что вы сказали миссис Кин, что он невиновен. Миссис Хаборд покраснела. — Я говорила ей, но она не поверила! — Еще вы сказали, что он вообще не покидал Андерхилл. Миссис Хаборд заплакала. — Лучше бы я этого не говорила. Я и не стала бы, если бы она поверила хоть одному слову. Потому что если он и сбежал, то не из-за броши. Не брал он брошь мисс Кары, я видела ее потом, в ящике трюмо в комнате мисс Оливии — знаете, такое старинное, на подставке, с кучей маленьких. ящичков, и средний всегда был заперт. Но на этот раз в нем торчал ключ, и тряпка, которой я вытирала пыль, зацепилась за него и вытянула ящик. Там была та самая брошь, которую якобы взял Алан — веточка с алмазными цветами и листьями. Мисс Кара часто надевала ее по вечерам, и брошь ей очень шла. Так эта вещица лежала в ящике у мисс Оливии и там же — монетка мистера Алана, которую ему подарила мисс Кара. — Что за монетка? Голос миссис Хаборд стал тише. — Какая-то старинная, по виду золотая. И в ней было отверстие, в которое было вставлено колечко, чтобы ее можно было носить на цепочке — он так и делал. Цепочку ему тоже дала мисс Кара. И монетка, и цепочка, тоже лежали в ящике. Ох, мэм, вот они-то меня и напугали! Он бы никогда их не оставил! — Почему вы так думаете, миссис Хаборд? — Мисс Кара сказала ему, что это талисман — на счастье. Однажды, когда я убиралась у него в комнате, он показал мне монетку — достал ее из-под рубашки и все мне рассказал. «Посмотри, что мне дала мисс Кара! — сказал он. — Этой монетке сотни лет и она — настоящий талисман! Пока я буду ее носить, мне во всем будет везти, и мне не страшны ни раны, ни яды. Здорово иметь такую, не правда ли, — на тот случай, если кто-нибудь захочет всадить в меня нож или подсыпать чего-нибудь в чай». «Помилуйте, мистер Алан! — ответила я. — Кто же на это решится!» И знаете, и месяца не прошло, как что-то стряслось с машиной, на которой он ехал, она врезалась в стену в самом начале Хилл-лейн, а он вернулся домой без единой царапины. «Ну, что я вам говорил, миссис Хаборд? — сказал он. — Монетка мисс Кары — отличный талисман! Я, можно сказать, был обречен, а на мне ни царапины. Теперь я с ней не расстанусь». Конечно, это просто суеверие, но было видно, что он верит в то, что говорит. А дней через пять мне говорят, что он сбежал, взяв с собой бог знает сколько денег и ту брошь мисс Кары. О деньгах я ничего не могу сказать, кроме того, что хранить в доме большие деньги — самому напрашиваться на неприятности! Но брошь он точно не брал, я видела ее собственными глазами в ящике у мисс Оливии, а уж десять дней прошло, как он исчез, и его монетка вместе с цепочкой тоже лежали там, я уж вам говорила. А неделю спустя обе хозяйки уехали за границу. Но как мог мистер Алан забыть свою монету? Мисс Силвер переспросила: — Как? Ну скажем, он был пойман с поличным, его могли заставить вернуть украденное, в том числе и брошь. Старые леди могли не затевать судебное разбирательство, при условии, что он вернет брошь, и если эта монета с цепочкой тоже представляет ценность, то потребовали вернуть и их тоже. Все могло произойти именно так, миссис Хаборд. Миссис Хаборд фыркнула. — Могло, но не произошло! В любом случае мисс Кара про это не знала. За день до того, как они уехали за границу, я шла по коридору и услышала их голоса в комнате мистера Алана — дверь была приоткрыта. Мисс Кара плакала, а мисс Оливия ее отчитывала. Да так, что я подумала: ну и ну, стыдно ведь, как-никак сестра. «Разве можно так себя не уважать, — кричала она. — Ты оплакиваешь сбежавшего вора! Вульгарного воришку, обокравшего людей, которые всецело ему доверяли!» А мисс Кара ответила: «Если бы он сказал, что ему нужна эта брошь, я бы ему ее отдала. Я все бы ему отдала, что бы он ни попросил». И мисс Оливия сказала очень жестко: «Да, ты давала ему слишком много, и что из этого вышло? Ты сама подала ему эту мысль, а когда он понял, что зашел слишком далеко, он сбежал с тем, что смог забрать. Так что можешь проститься со своей брошью и с талисманом, с которым ты так всегда носилась — ты никогда больше не увидишь их». А мисс Кара зарыдала еще горше, и как только у нее сердце не разорвалось, не знаю… и сказала, что ей ничего не жаль, только бы он вернулся. — И что ответила мисс Оливия? Голос миссис Хаборд понизился до зловещего шепота: — Она сказала; «Ты никогда его не увидишь». Глава 9 Кандида прожила в доме тетушек немногим больше недели, когда однажды, вернувшись из Ретли, обнаружила в своей комнате мисс Кару Беневент. Зашла речь о том, чтобы ей с Дереком пойти в кино, но так получилось, что в тот день Кандида пошла на ленч со Стивеном, а когда Дерек наконец появился, она решила, что будет лучше, если они отправятся домой, а не в кино. Ей совсем не нравилось то, что происходит, о чем она и сказала Дереку, когда они под дождем возвращались на машине в Андерхилл. — Они думают, что я ходила на ленч с вами. Он чарующе улыбнулся. — Дорогая, я не могу распоряжаться их мыслями! — Нет, можете! Вы ничего не говорите прямо, но Вы так все устроили, как будто мы встречаемся не просто так, и я требую, чтобы вы это прекратили. — Радость моя, вам остается только сказать: «Дорогие тетушки, я не могу вам лгать. Я ходила на ленч не с Дереком, а он — не со мной», — Дерек произнес эту фразу нарочито-серьезным тоном, но, не выдержав, рассмеялся. — Так и скажите, если хотите устроить грандиозный скандал. Лично я обеими руками за мирную и спокойную жизнь. — Я не собираюсь поддерживать вашу ложь. — А кто лжет, дорогая? Не я и не вы. Вы не планировали на сегодня ленч со Стивеном, правда? Ну а как бы вы сказали им, что собираетесь это сделать? Это расстроило бы старых леди, да и вас — после беседы с ними. Надо радоваться, что все сложилось так удачно. По-моему, вы слишком хорошо воспитаны, чтобы бегать за молодым человеком и напрашиваться на приглашение. Кандида взглянула на Дерека, не скрывая своего возмущения. Он ей нравился — не мог не нравиться, — но иногда ей хотелось надавать ему пощечин, и это желание обуревало ею по несколько раз в день. — Не притворяйтесь идиотом — вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Дерек пожал плечами. — О, как вам будет угодно. Мы приезжаем домой и сообщаем: «Дорогие тетушки, Кандида вкусила ленч в обществе Стивена, а я»… Интересно, а где в таком случае его вкушал я? Как вы думаете, сумею ли я убедить их в том, что у меня случился провал в памяти, как у тех бедняг, которые попадали в сомнительные заведения лет на семь, а возвратившись, с улыбкой говорили, что ничего не помнят? — Я так не думаю. Дерек рассмеялся. — Вот и я тоже. Кроме того, лучше держать эту версию про запас, на крайний случай, не правда ли? Ну сами подумайте: какой смысл в подобном скандале? Это будет неприятно им, это будет неприятно мне, а если бы у вас было доброе, истинно женское сердце, то и вам тоже. Щеки Кандиды вспыхнули. — Значит, мир любой ценой?! — И спокойная жизнь. Вы абсолютно правы! Кандида смотрела в окно, за которым моросил дождь. Низкое серое небо и ровная серая дорога, голые ветви кустов в живых изгородях и поля, все краски которых были смыты дождем, монотонность скуки и уныния. Что толку злиться? Дерек обращал на ее злость не больше внимания, чем на струящиеся с крыши машины потоки воды. Как вода с крыши машины, как с гуся вода. Было в нем что-то такое, что не позволяло ничему прорваться внутрь: веселая бравада и сияющая улыбка, они надежно защищали то, что было в его душе что бы там ни было. Повинуясь внезапному импульсу, Кандида спросила: — Дерек, вы действительно… вы на самом деле их любите? Секунду-другую Дерек смотрел на нее, и его темные глаза улыбались. — Наших милых старушек? Разумеется! За кого вы меня принимаете? — Сама не знаю — в этом вся беда. И потом, я же спросила «на самом ли деле»… Дерек рассмеялся. — Дорогая, не слишком ли вы настойчивы? Давайте представим себе, что я — хитроумный злодей, вроде того парня, что служил у них прежде, этого Алана Томпсона, и что сбежал со всеми деньгами, которые смог найти и несколькими фамильными драгоценностями. Ну хорошо, предположим, что я ничем не лучше его. И вот вы спросили меня, люблю ли я тетушек. Что я, по-вашему, должен был ответить? Клясться в этом при каждом удобном случае? Я бы был круглым идиотом, если бы этого не делал… Но безнаказанно сбежать — это было бы слишком большой удачей для мошенника и вдобавок дурака. Поэтому, когда говорю вам, что я действительно их люблю, вы поверите мне не больше, чем я поверил бы сам себе — вот и все. — Я думаю, что вы любите мисс Кару, — сказала Кандида задумчиво. Дерек кивнул. — Ну, так оно и есть, что бы вы там ни думали. Они обе очень добры ко мне. — Вам не нравится, когда мисс Оливия ею командует, — продолжала Кандида, как будто не слыша его слов. Дерек шутливо загородился от нее рукой. — О, выключите скорей рентгеновскую установку! Это нечестно — видеть других насквозь. — Она ею командует, — продолжала Кандида. — Мне Тоже это не нравится. Разговор прекратился — они уже въезжали в ворота усадьбы Андерхилл. Миновав пустой холл, Кандида взбежала наверх. Было три часа дня, и казалось, что в доме никого нет. Старые леди, должно быть, отдыхали, а слуги были у себя. Кандида шла по извилистому коридору к своей комнате, но, подойдя к двери, услышала, что за ней кто-то тихо плачет, всхлипывая и тяжело вздыхая. Дверь была приоткрыта и, помедлив минуту, Кандида открыла ее пошире и заглянула внутрь. Мисс Кара стояла у холодного камина, крепко сцепив пальцы, и по ее щекам текли слезы. Она прошептала «Алан…» почти беззвучно и, должно быть, услышав, как Кандида вошла в комнату, вздрогнула, обернулась и опустила руки, но в следующую минуту спрятала в них лицо. — Тетя Кара… что случилось? Руки снова упали, и мисс Кара пристально посмотрела на девушку. — Я думала… я думала… Я думала о нем… И когда вы вошли… я на минуту решила… Она была похожа на ребенка, которому нанесли жестокую обиду. Кандида обняла бедную дрожащую женщину, пытаясь ее успокоить. — Тетя, милая! Эти слова, сказанные молодым, ласковым голосом, словно прорвали какую-то плотину, и мисс Кара заплакала совсем по-детски: безудержно, навзрыд. Кандида заперла дверь, а затем усадила мисс Кару на стул и опустилась рядом на колени. Все, что она могла сделать сейчас, — это отыскать платок, который пыталась на ощупь найти мисс Кара, и тихо шептать те самые почти неслышные слова, которыми обычно успокаивают плачущих детей. Когда плач почти стих, мисс Кара начала говорить. Слова, обрывки фраз и имя, имя столь долгое время бывшее запретным. Она повторяла его снова и снова, с неизбывной безутешностью в голосе: — Алан… Алан… Алан… — и чуть помолчав: — Если бы я только знала… где он сейчас… — Вы ничего больше о нем не слышали? — осторожно спросила Кандида. Ответ пришел словно затихающее эхо: — Ни разу… — Вы очень его любили? Маленькая, хрупкая ладонь, похожая на птичью лапку, сжала ее руку. — Я так сильно… его любила. Но он уехал… Это была его комната… Когда вы вошли, я подумала… — Почему он уехал? Мисс Кара покачала головой. — О, моя милая, если бы я знала! Ему незачем было это делать — на самом деле незачем. Оливия сказала, что он забрал деньги и мою бриллиантовую веточку, но я бы отдала ему все что угодно. И он это знал. Понимаете, Оливия знала не все. Я никогда не говорила ей… я никому не говорила… если я расскажу вам, вы ведь не скажете ей… не станете надо мной смеяться? Она сильнее сжала руку девушки. — О нет, конечно нет. — У меня никогда не было от нее секретов, но она не поймет. Она намного умнее меня и всегда говорила мне, что я должна делать. Но даже самые умные люди не всегда все понимают, верно? Оливия не поймет, как можно любить кого-то. Когда Алан уехал, она сказала только, что он неблагодарный мальчишка, и она больше не желает о нем слышать. Но вы ведь не перестанете любить человека только потому, что он сделал что-то не так. Она не понимает этого, совсем не понимает. — Мне очень жаль, мисс Кара. — Вы так добры. Кандида тоже была добрая — моя сестра Кандида. Она любила вашего деда и уехала вместе с ним, и папуля запретил нам даже упоминать ее имя. Тогда я ее не понимала, но теперь понимаю. Я бы уехала с Аланом куда угодно, если бы он только захотел этого, куда угодно, — ее голос упал до дрожащего шепота. — Вы знаете, мы собирались пожениться. Я никому об этом не рассказывала, но вы так добры. Конечно, это не был бы настоящий брак — у нас слишком большая разница в возрасте, больше тридцати лет. Да, это был бы неравный брак. Но если бы он стал моим мужем, я бы получила право на то, что называют завещанием по доверенности, и могла бы оставить ему вполне приличную сумму. Я помню, что адвокат говорил мне об этом после смерти папули. Он говорил: «Мисс Кара, если вы выйдете замуж, то, в соответствии с завещанием вашего деда, вы имеете право обеспечить содержание своему мужу независимо от того, будут у вас дети или нет». А Оливия сказала: «Тогда она может воспользоваться своим правом, чтобы обеспечить меня». А адвокат ответил: «Боюсь, что нет, мисс Оливия. Завещание по доверенности может быть использовано только в пользу мужа. Если мисс Кара так и не выйдет замуж, большая часть наследства перейдет к следующей по старшинству сестре, к миссис Сейл или к ее наследникам, а ваша доля наследства не изменится». У меня очень хорошая память и я запомнила все точно, слово в слово. Оливия тогда жутко разозлилась. Она дождалась, пока адвокат уйдет, и сказала, что наш дед не имел права оставлять подобное завещание. И что толку в том, что у меня есть деньги, если я не знаю, как ими распорядиться и что у нее больше прав, чем у детей Кандиды. О боже, она говорила такие ужасные вещи! Видите ли, наша сестра Кандида умерла раньше, чем папуля, и Оливия сказала, что надеется, что и ее дети тоже умрут, и тогда она получит то, что по праву принадлежит ей. Конечно, она просто от обиды так сказала, но все равно, как можно говорить такие ужасные вещи! Кандиде показалось, что ее коснулась какая-то ледышка но это не могло быть прикосновение мисс Кары — ее пальцы жгли словно угли. Потом они выпустили запястье Кандиды и взметнулись вверх, чтобы прикоснуться к тщательно уложенным волосам, неестественно темным на фоне увядшего морщинистого личика. Она перестала плакать, и, хотя глаза ее покраснели, а тщательно напудренное лицо уже не выглядело таким ухоженным, мисс Кара, похоже, немного успокоилась. — Так хорошо, когда есть возможность с кем-нибудь поговорить, — сказала она, удовлетворенно вздохнув. — Вы ведь не скажете Оливии, правда? Глава 10 На следующий день, когда закончился очередной урок вождения, Кандида увидела у дверей гаража Стивена и его машину. — Садитесь — небольшая прогулка, — сказал он коротко. — Но Стивен… Он захлопнул дверь и тронулся с места прежде, чем она смогла придумать хоть что-то убедительное насчет того, что ей необходимо пораньше вернуться домой. Когда Кандида все же что-то пролепетала, они уже пробирались по одной из самых узких улочек Ретли, и он резонно ответил: «Я не могу разговаривать, когда веду машину». Искоса на него взглянув, Кандида заметила, что он необычайно серьезен. И хотя она еще сердилась, досада не могла одолеть восхищения. Приятно, когда мужчина способен действовать решительно — конечно, если требуют обстоятельства. Она кротко положила руки на колени, и в ее синих глазах затеплилась улыбка. Между тем они выехали из города, и по обеим сторонам дороги потянулись поля. Кандида снова посмотрела на Стивена. Его лицо было все таким же серьезным, и тогда она невинным голоском произнесла: — Ну что, теперь уже можно спросить? Куда мы направляемся? — Куда-нибудь, где мы сможем поговорить. — Я хотела сказать, но вы мне не позволили, что мне нужно вернуться домой, и как можно скорее. — Не сейчас. Мне необходимо с вами поговорить. — А разве сейчас мы не разговариваем? — Нет. Когда я говорю, что хочу поговорить, я имею в виду без дюжины посторонних глаз в этом проклятом кафе, или не тогда, когда мои мысли сосредоточены на дороге! — Но на дороге нет никого кроме нас, не так ли? Стивен сердито рассмеялся. — Но кто-то может появиться в любой момент! Боюсь, вы вполне способны настолько меня отвлечь, что я не замечу, как на меня мчатся целых три автобуса! — Это комплимент? Мне следует вас поблагодарить? — Нет, не комплимент, так что не стоит благодарности! Я собираюсь припарковаться здесь. По обеим сторонам дороги были широкие, поросшие травой обочины — приезжие иностранцы поражались такой безалаберности. На этой земле можно было бы вырастить что-нибудь более съедобное, чем трава. Свернув на эту зеленую полосу, Стивен остановил машину. Затем обернулся к своей спутнице. — Ну вот, теперь мы можем продолжить разговор. Кандида посмотрела на него внимательно. У Стивена был решительный вид — решительный и целеустремленный, Его волосы были взъерошены, а голубые глаза сверкали. Ей почему-то вдруг стало смешно. — Ну, раз уж вы так решили… — Что это вы сегодня такая паинька? Не нравится мне это, и не надейтесь, что этим меня удастся подкупить. И вообще, в чем дело? Нормально поговорить в кафе невозможно — вам это известно ничуть не хуже, чем мне! — Так о чем вы хотели нормально поговорить? — О вас. Как долго вы собираетесь жить у ваших тетушек? — Еще не знаю. А что? — Я не хочу, чтобы вы там жили. Его нахмуренные брови почти слились в одну линию, глаза посуровели — даже слишком. Кандида удивленно приподняла бровь. — Милый Стивен, если вы не хотите со мной встречаться, вас никто не заставляет. Рука Стивена коснулась ее колена. — Подождите, я совсем не об этом! Я серьезно! Сердце ее вдруг дрогнуло. Кандида не хотела знать, что он имел в виду, она не хотела относиться ко всему этому серьезно. Она хотела наслаждаться этой восхитительной игрой: выпад — защита, победа — отступление, этим ни к чему не обязывающим флиртом. Она не была готова к чему-то большему. Но стоило ей посмотреть на Стивена, как она поняла: то, что он собирался ей сказать, он скажет непременно, поэтому они сюда и приехали. Ее охватила радость, и в то же время она сильно разозлилась на себя за то, что этот разговор так ей приятен. Эта злость зазвучала даже в ее голосе. — Ну хорошо, продолжайте. — Я хочу, чтобы вы уехали оттуда. — Почему? — Мне не нравится, что вы там живете. — Но почему вам это не нравится? — Я думаю, вам лучше оттуда уехать. Ее лицо горело. Он впервые видел Кандиду такой сердитой: чуть растрепавшиеся волосы блестели, щеки полыхали от гнева, синие глаза стали еще синее. И вдруг сияние померкло. Румянец исчез, Кандида резко побледнела и очень тихо сказала: — Вы должны объяснить мне почему. Стивен и не подозревал, что говорить об этом будет так трудно. Нужные слова так легко находятся, пока разговор происходит в ваших мыслях, но в реальной жизни все иначе, они не желают слетать с языка. Стивену пришлось себя пересилить, чтобы эти слова все-таки прозвучали. — Мне не нравится этот дом. Мне не нравится, что вы там живете. Я хочу, чтобы вы уехали. — Вы до сих пор не объяснили мне почему. И Стивен ответил неожиданно дрогнувшим голосом: — Неужели вы думаете, что я хочу чтобы вы покинули Ретли? Вы же знаете, что нет. Если вы уедете, я отправлюсь следом — и это вам хорошо известно. А если неизвестно, то вы намного глупее, чем я думал. У Стивена и в мыслях не было говорить что-либо подобное, но то, что он хотел сказать, не шло у него с языка. «Да еще зачем-то положил ей руку на колено, идиот», — мелькнуло у него в голове. Он спешно отдернул руку. Совсем другая, побледневшая Кандида, ответила: — Нет, если я и глупа, то не настолько. Просто я хочу знать, почему вы против того, чтобы я жила в усадьбе Андерхилл. Вопрос был поставлен предельно четко и тут наконец Стивен заставил себя сказать все как есть: — Я думаю, что это небезопасно. Помолчав, Кандида сказала: — Я не понимаю, что вы имеете в виду. В том-то и была проблема, что он и сам не до конца понимал что… Если бы он действительно что-то твердо знал, то не сидел бы перед ней словно косноязычный дурак, но все его аргументы были жалки: смутные отголоски из прошлого, странные обрывки слухов и стойкое ощущение тревоги, оставшееся после посещения усадьбы Андерхилл. Ему с самого начала не нравился этот дом, но эти необъяснимые ощущения не слишком его волновали, пока усадьба была всего лишь очередным заказом. Что не нравилось? Сама атмосфера Авдерхилла, эти подвалы, куда его проводила мисс Оливия — было там что-то такое, что немедленно вызывало неодолимую неприязнь. Возможно, из-за упорного нежелания мисс Оливии Беневент пускать его туда или из-за того, что ему так и не позволили как следует изучить подвалы, чтобы убедиться, что в фундаменте имеются трещины. Стивен вышел оттуда взбешенным и расстроенным, и заявил, что прежде, чем определить, возможна ли реставрация, он должен провести более детальное обследование. С тех пор эта история, все тянулась и тянулась. У Стивена было еще два объекта по соседству, и если бы не они, он давно должен был покинуть Ретли. Стивен нахмурился. Кандида снова повторила то, что уже говорила, почти не изменив порядок слов, но чуть более настойчиво: — Стивен, что вы имеете в виду? — Разве у вас никогда не бывает странных предчувствий? Относительно какого-то человека или события? — Иногда бывают. — Вот и у меня есть предчувствие относительно вашего пребывания в усадьбе. Теперь Кандида тоже нахмурилась. — Предчувствие или предубеждение? — Предубеждение? С какой стати? — Его могла вызвать мисс Оливия. — Мисс Оливия? — Иногда она бывает… очень резкой. Стивен рассмеялся. — С каким-то там архитектором? Уж не думаете ли вы, что я придаю этому хоть какое-то значение! — Почему бы и нет. — Нет. Кандида, я не хочу больше ничего говорить. Неужели вы не понимаете, что не все можно выразить словами и четко объяснить? Кандида ощутила внезапное желание поступить именно так, как он требует. — Мне некуда ехать, и они прекрасно это знают. — Как такое могло случиться? — Барбара арендовала дом, в котором мы жили. Я не могла оплатить аренду, и туда въехали другие жильцы. Чтобы уехать из Андерхилла, мне нужно будет сперва найти работу. — Вы уже начали ее искать? — Пока нет. Они хотят, чтобы я осталась и занималась историей семьи — похоже, они поняли, что эта работа не скоро будет закончена, если рассчитывать только на Дерека. — Думаю, вы знаете, почему они хотят, чтобы вы жили у них! — почти прорычал Стивен. — Может, я им понравилась. По-вашему, это так уж невероятно? Стивен взорвался: — Они хотят выдать вас замуж за своего драгоценного Дерека! Кандида, сидевшая вполоборота, чтобы видеть его лицо, отвернулась и стала пристально разглядывать дорогу сквозь ветровое стекло. Зеленая полоса обочины словно бы потускнела, скрытая пеленой накатившего гнева, однако ответ девушки прозвучал очень сдержанно: — Думаю, нам лучше вернуться. Стивен схватил ее за плечи и снова развернул к себе. — Не будьте же такой идиоткой! Выслушайте меня! Вас не интересует Дерек, и ему до вас тоже дела нет — у него есть девушка в городе, это известно всем, кроме старух, но они только и думают о вашей свадьбе. Если они узнают правду, ни вам, ни Дереку не поздоровится. А они могут узнать в любой день, и тогда будет страшный скандал. Кандида, вы ведь знаете, что ваша бабушка была средней из сестер — вы говорили, что нашли фотографию, где были указаны их имена и возраст. Так вот. Моя кузина Луиза Арнольд знает их довольно хорошо, и она сказала, что ваша бабушка или ее потомки должны унаследовать большую часть состояния. Если у мисс Кары не будет наследника мужа. — Да, я знаю. Тетя Кара мне говорила. Стивен говорил без обиняков: — Так ведь это означает, что мисс Оливия останется ни с чем. Думаете, ее это устраивает? В ушах Кандиды снова зазвучал дрожащий голос мисс Кары: «О боже, она говорила ужасные вещи… Наша сестра Кандида умерла раньше папули, и Оливия сказала, что она надеется, что дети Кандиды тоже умрут и тогда она получит принадлежащее ей по праву… Как можно говорить такие ужасные вещи!» Она торопливо сказала, чтобы только заглушить этот голос; — Нет… нет… конечно ей это не нравится, но она ничего не сможет сделать. Даже если я выйду замуж за Дерека, ей от этого не будет никакой выгоды. — Это еще не факт, — заметил Стивен мрачно. — Он — малый беспечный, а мисс Оливия вертит, им, как ей вздумается. Но если ее план не сработает… Что-то страшное уже витало в воздухе. Кандида крикнула «Нет!», но Стивен уже облек эту невидимую мрачную тень в слова: — Почему они тогда сказали вам, что прилив начнется в одиннадцать? Именно этого Кандида ждала и боялась. Но если Стивену страшно было произнести эти слова, то ей — услышать их. Эти две волны страха слились в одну. Все остальное отступило прочь под их натиском. Кандида протянула руки вперед, и Стивен крепко их стиснул. Ей было больно, но она радовалась этому порыву. Словно со стороны она услышала, как ее губы произносят: — Нет… нет… этого не может быть. — Вы хотите сказать, что в той маленькой гостинице в Истклифе, с вами разговаривали другие дамы, так знайте, это были они, ваши тетушки. Я отправился туда на следующий день, вы тогда уже уехали. Их имена были в книге регистрации постояльцев и, когда я ее просматривал, они прошли через холл. Мисс Оливия и мисс Кара Беневент были там, и это они сказали вам, что прилив начнется в одиннадцать. Поэтому вы с легкой душой отправились на берег и чуть не утонули. Когда они заговорили с вами, то уже знали, кто вы такая, потому что видели, как вы писали свое имя в книге. Вы же сами рассказывали мне об этом, когда мы коротали ночь на карнизе. Они видели, как вы написали свое имя — Кандида Сейл, — и поняли, кто перед ними. Поэтому и надоумили вас прогуляться вечером по пляжу, уверяя, что уровень воды станет высоким не раньше одиннадцати. Столь старательно возведенная Кандидой стена с треском рухнула. Он слишком многое знал и слишком хорошо все помнил. — Это была не тетя Кара — я уверена, что говорила не тетя Кара, — чуть задохнувшись выпалила Кандида. — Но она слышала, как были сказаны эти слова. Кандида попыталась вырвать руки, но Стивен крепко их держал. — Она считает, что мисс Оливия всегда во всем права; Она всегда безоговорочно ей верила, вы прекрасно это знаете. Стивен коротко кивнул. — Хорошо, это ее оправдывает, но это не оправдывает мисс Оливию, не правда ли? Чего она добивалась, сказав вам заведомую ложь относительно начала прилива? — Она могла не знать, что это ложь, — возразила Кандида с отчаянием в голосе. Стивен отпустил ее руки и откинулся на спинку сиденья. — И вы может заставить себя поверить в это? Но чтобы поверил я… увольте: — Стивен! — Я хочу, чтобы вы уехали из этого логова. — Но, Стивен, я не могу. — Почему не можете? — Я же говорила, что должна помогать Дереку. — Вы можете сказать им, что отправляетесь искать работу, или уладить какие-то дела Барбары, или придумать любое другое объяснение. — Я не собираюсь лгать только потому… только потому… И там тетя Кара… Она меня любит. Стивен, она такая трогательная. Оливия помыкает ею, и она так благодарна, так рада любому участию… — Я хочу, чтобы вы оттуда уехали, — властным тоном сказал Стивен. Глава 11 Вернувшись в гостиницу, Стивен тут же позвонил Луизе Арнольд. Последовал обычный диалог, к которому Стивен уже успел привыкнуть. — У тебя все в порядке, мой милый мальчик? — О да. А у вас, кузина Луиза? Вчера вечером у них было одно мероприятие, похоже она подхватила легкую простуду. Все, разумеется, было описано в мельчайших подробностях, как и тот замечательный факт, что на следующее утро все удручающие симптомы исчезли. А значит, мисс Арнольд сможет посетить заседание комиссии Больничной лиги, на котором она обещала присутствовать. — Мне бы действительно не хотелось его пропускать, и милая Мод любезно согласилась немного поскучать в одиночестве. Вернусь к шести. Собрание начнется в четыре, но если я не останусь на чай, это будет очень некрасиво с моей стороны. Миссис Лоури, наш председатель, всегда так заботлива и радушна… Беседа закончилась тем, что Стивену предложили заходить в любое удобное время. Мисс Силвер в гостиной наслаждалась чаем, когда ей объявили о приходе Стивена. — Сожалею, мистер Эверсли, но Луиза уже ушла. Прежде чем ответить, Стивен убедился в том, что Элиза Пек, выходя из комнаты, плотно закрыла за собой дверь. — Да, она говорила мне, что идет на собрание. На самом деле я зашел узнать, не согласитесь ли вы со мной побеседовать. Насколько я понял, вы расследуете преступления и могли бы оценить ситуацию как профессионал… Мисс Силвер склонила голову в знак согласия. — Да, мистер Эверсли. — Тогда вы позволите кое-что с вами обсудить? Я, ну… я очень беспокоюсь… — О мисс Кандиле Сейл? — Откуда вы знаете? Мисс Силвер улыбнулась. — Вы говорили о ней в нашу прошлую встречу. Ваш интерес к этой девушке вполне очевиден. Стивен вспомнил, что действительно много рассказывал о Кандиде, но никак не предполагал, что его чувства настолько заметны. Прежде чем он продолжил, дверь отворилась и в гостиную вошла Элиза Пек с маленьким подносом, на котором стояла пустая чашка и кувшин с горячей водой. Элиза была худощавой пожилой женщиной, держащейся очень прямо и необыкновенно сурово. При виде Стивена она немного оттаяла. Ей нравилось, когда в дом приходили молодые люди. Когда-то их здесь бывало много, даже чересчур много но в ту пору мисс Луиза и она сама были тоже молоды. Элиза поставила на столик чашку и кипяток и вышла. Стивен, задумавшись, не сразу услышал, как мисс Силвер говорит, что чай только что заварен. Он взял наполненную чашку, но тут же снова поставил ее на край столика. — Мне не нравится то, что она живет в усадьбе Андерхилл, — сказал он. — Вам это не нравится, мистер Эверсли? Уловив вопросительную интонацию, Стивен еще более жестко повторил: — Мне это совсем не нравится, и я хочу, чтобы она уехала оттуда. — А она хочет остаться? — Не уверен, что она действительно этого хочет. Просто ей некуда ехать. Старая тетушка, которая се вырастила, недавно умерла. Последние три года Кандиде пришлось ухаживать за ней, и она не успела получить хоть какую-то профессию. У нее нет ни денег, ни других родственников — только мисс Кара и мисс Оливия. — Очень трудная ситуация, — сочувственно заметила мисс Силвер. — Да, очень. И главное, сам я ничем не могу ей помочь. Мои родители умерли, а дядя, у которого я работаю, холостяк. — Стивен умолк. — М-м-м… Да будь у меня хоть десяток родственниц, не думаю, что от этого была бы хоть какая-то польза. Мисс Оливия заставляет Кандиду копаться в истории рода Беневентов, к тому же она привязалась к мисс Каре, ей, видите ли, жаль ее бросить. Мисс Силвер допила свой чай, затем задумчиво сказала: — Но почему вы хотите, чтобы она покинула усадьбу? — Надеюсь, это останется между нами? — торопливо спросил Стивен. Мисс Силвер утвердительно кашлянула. — Вы просили моего содействия и потому вправе рассчитывать на мое молчание, иначе я не была бы профессионалом. Стивен поспешил извиниться и стал оправдываться. — Это все потому… ну… кузина Луиза… — Ничего страшного, — великодушно заверила мисс Силвер. — Прошу вас, продолжайте. — Это случилось пять с лишним лет назад. Я остановился в местечке под названием Истклиф и, выйдя в море на лодке, наблюдал за птицами — это моя страсть. Там был остров, на котором гнездились чайки. Я уже возвращался и направил лодку к берегу и вдруг увидел на скалах девушку. Прилив застиг ее у подножия скал, и она попыталась вскарабкаться наверх по почти отвесному утесу, но застряла где-то посредине и подняться выше уже не могла. Я окликнул ее и спросил, сможет ли она продержаться до тех пор, пока я прибуду с помощниками, она ответила, что постарается. Но я понял, что ей практически не за что было держаться, и в любую минуту может случиться… непоправимое. Все что я мог сделать, это высадиться в ближайшей бухточке, куда я и направлялся, и подняться на уступ, расположенный над ее головой. С помощью веревок я втащил ее на карниз, но к этому времени уже стемнело, выбираться наверх было невозможно, и нам пришлось ночевать на карнизе. Оказалось, что она учится в школе, что ей пятнадцать лет и зовут ее Кандида Сейл. Она приехала в Истклиф, чтобы провести выходные с друзьями, но там кто-то заболел, и они не приехали. А прилив застал ее врасплох потому, что две старые леди в гостинице сказали ей, что вечером одно удовольствие прогуляться по здешнему пляжу, а прилива можно не опасаться: вода прибывает только в одиннадцать. — Очень неприятная ошибка. — Никакая это не ошибка, — сказал Стивен упрямо. — Но мистер Эверсли! — Я не верю. Первое, о чем вы узнаете в любом городке на побережье — это время прилива. А там прилив достигал максимальной отметки где-то без четверти девять. И вы верите, что кто-то может ошибиться на два часа? Это еще не все. Те две женщины, которые надоумили Кандиду прогуляться вечером по пляжу и сказали, что вода бывает высокой не раньше одиннадцати, были мисс Оливия и мисс Кара. Они знали, кто эта девушка, потому, что видели, как она написала в регистрационной книге свое имя. Они даже заметили вслух, что имя очень необычное, но не сообщили Кандиде, что они — ее родственницы. О нет, они только сказали, как приятно прогуляться вечером по пляжу и что у нее более чем достаточно времени для такой прогулки, потому что прилив начнется не раньше одиннадцати… Мисс Силвер очень строго на него посмотрела. — Вы полагаете… — Да. Я думал об этом снова и снова, но так и не смог найти другого объяснения. Знаете, после того как Кандида уехала, я заглянул в книгу регистрации и увидел: «Мисс Оливия Беневент» и «Мисс Кара Беневент». А потом они прошли через холл. Я тогда не знал, что они родственницы Кандиды, но когда они написали дяде о своем желании отремонтировать Андерхилл, я вспомнил эту фамилию, когда приехал сюда, то вспомнил и их самих. А потом сюда приехала Кандида и я узнал, что она — их внучатая племянница. Представляете? Я был потрясен, и мне все больше вспоминались подробности давней истории, то одно, то другое… А потом я узнал, что бабушка Кандиды и ее наследники должны получить большую часть наследства в случае смерти мисс Кары — кузина Луиза говорила об этом вчера вечером, помните? — Да, я помню. — Когда я рассказал об этом Кандиде, — продолжал Стивен, словно не слыша ее ответа, — оказалось, что ей это уже известно. По-моему, ей рассказала мисс Кара. Но почему она ей это рассказала? Мисс Силвер поставила чашку на столик и принялась за свое вязанье. Серая шерсть напомнила о школе, и Стивену стало интересно, для кого это она вяжет серые носки. Но едва мисс Силвер заговорила, забыл про ее вязанье. — Не знаю, что вам ответить, мистер Эверсли. — Теперь вы понимаете, почему я хочу, чтобы Кандида покинула их дом. Мисс Силвер продолжала вязать. — Я вижу, что это происшествие произвело на вас неизгладимое впечатление. — Признаться, да, но потом этот эпизод с рассеянными дамами почти забылся. А потом мы снова встретились, и все подозрения тут же всплыли в памяти, плюс теперь к ним добавилась история с Аланом Томпсоном. Немного подумав, мисс Силвер сказала: — Верно, в тот вечер, когда вы у нас ужинали, мы говорили и об Алане Томпсоне. Луиза спросила вас, говорят ли о нем в этом доме, и вы ответили, что у вас сложилось впечатление, что о нем вообще не упоминают. Вы можете что-нибудь добавить? — Да. Вы помните, как кузина Луиза говорила что-то о слухах насчет Томпсона и мисс Кары — поговаривали даже, что она собиралась за него замуж? — В городках, подобных Ретли всегда хватает всяких сплетен, — заметила мисс Силвер, и в ее голосе отчетливо прозвучало неодобрение. — Светское общество чтит условности, а интересы людей ограничены. В подобных условиях просто невозможно уберечься от праздного любопытства. Как весьма точно заметил лорд Теннисон: Провинции милы банальности, Там не умеют Мякину отличать от зерен. Не знавший ее обыкновения цитировать своего любимого автора, Стивен на минуту замер, но после почтительной паузы продолжил рассказ: — Знаете, я не уверен, что это просто слух. Вчера вечером я совершенно случайно кое-что узнал и думаю, лучше вам об этом рассказать. — Да, мистер Эверсли, — судя по ее тону, мисс Силвер считала это делом решенным. — Ну так вот. Я обедал с полковником Гатлингом. Ему принадлежит громадное, сильно смахивающее на казарму здание в Хилтон-Сент-Джоне, в двух милях от усадьбы Андерхилл, по другую сторону холма. Изначально это была одна из небольших усадеб, но Гатлинги, осевшие в этих краях в сороковых годах прошлого века, перестроили ее, превратив в один из этих чудовищных викторианских монстров, которые теперь никто не в состоянии содержать. Он хочет вернуть дому его первоначальный вид, сохранив прелестный внутренний садик и превратив остальную часть в несколько отдельных квартир. Хилтон — перспективный город, тут у них авиационный завод, и думаю, что все необходимые разрешения он получит очень быстро. Но это я, так, к слову, просто объясняю, почему я обедал с полковником Гатлингом. Он был в отличном настроении — компанейский старикан, — Стивен тихо рассмеялся. — Ну, вот мы и подошли к тому, о чем я собирался вам рассказать. Вчера вечером он был очень разговорчив, и много чего рассказывал о своих соседях, и вскоре добрался до мисс Кары с мисс Оливией. Поведал мне об их отце, отпрыске старого доброго древнего рода, и как тот отказался от своей , дочери Кандиды, потому что она вышла замуж за священника, который, возможно, был вообще единственным мужчиной, которого она встретила в своей жизни. Затем он многозначительно покашлял и продолжал: «Хотел бы я знать, что бы он сказал, узнав, что его дочь Кара была на волосок от свадьбы с юным мотом, который почти годился ей во внуки!» Я спросил: «Неужели это правда?», и он, налив себе еще бокал портвейна, рассказал мне эту историю. — Он сказал вам, что мисс Кара действительно намеревалась выйти замуж за Алана Томпсона? Стивен нахмурился. — Его рассказ был очень подробным. Его брат Сирил был священником в Хилтоне, и усадьба Андерхилл относилась к его приходу. — Боже мой! — воскликнула мисс Силвер. — Неужели они рассчитывали на церковное оглашение! — О, конечно нет. Но Алан Томпсон приходил к священнику за разрешением на брак — в строжайшей тайне, разумеется. Мисс Силвер явно была шокирована. — Но тогда он тем более не имел права рассказывать об этом своему брату! Это очень серьезное нарушение! — О нет, он никому не рассказывал. Но, похоже, так переживал из-за возможного их брака, что написал об этом в своем дневнике. Возмущению мисс Силвер не было границ. — Но полковник Гатлинг должен был относиться к подобному дневнику как к святыне. Стивен был склонен с ней согласиться, но все же заметил: — Полковнику пришлось стать душеприказчиком, и он листал дневник покойного брата вовсе не из праздного любопытства. Возникли вопросы относительно взыскания ренты, и он решил обратиться к дневнику брата, чтобы выяснить, действительно ли арендаторы платили столько, сколько обещали. Аренду заключили больше трех лет тому назад, и полковник невольно наткнулся на страдания преподобного Сирила по поводу «этого противоестественного брака». Тот пытался урезонить Томпсона, но — никакого результата. Молодой человек настаивал, отговаривался тем, что этот брак — по сути, деловое соглашение, что мисс Кара несчастлива, сестра постоянно помыкает ею, ну а если он станет ее мужем, то вправе будет требовать, чтобы в доме с ней больше считались. Сирил Гатлинг был очень расстроен, но поскольку и жених, и невеста были, что называется, compos mentis, то есть в здравом уме и полной памяти, у него не было оснований им отказать. И когда — на это я хочу особо обратить ваше внимание — разрешение было уже у него в руках, Адам Томпсон вдруг сбежал. Мисс Силвер закончила очередной ряд и повернула спицы. — Полковник Гатлинг называл дату предполагаемой свадьбы? — Да, называл. Алан исчез три года тому назад, четвертого марта. Свадьба должна была состояться десятого. — И какие выводы сделал брат полковника? — Он, похоже, был совершенно обескуражен, снова и снова повторяя, что он не может этого понять. Ну что-то вроде: «Нет, непостижимо, он так старался, так настойчиво добивался этой свадьбы, так глух ко всем моим попыткам его образумить». Сам полковник, конечно же, нашел этому самое простое объяснение. Он просто сказал: «Парень перепугался и сбежал». Некоторое время спицы мисс Силвер звенели в полной тишине. Второй носок был почти завершен. Еще полдюйма, и ей придется думать о том, как вязать пятку. — Подобное объяснение чересчур очевидно. Вполне возможно, что оно вполне справедливо, но, на мой взгляд, этот поступок совсем не в характере Алана Томпсона. Все, что я о нем слышала, свидетельствует об одном и том же: это очень красивый молодой человек, единственной целью которого было получше устроиться, пользуясь исключительно своим обаянием и счастливой наружностью. К моменту своего исчезновения он прожил в усадьбе целых два года и, судя по тому, что мне удалось узнать у Луизы и у других людей, его влияние на хозяек дома, и особенно на мисс Кару, постоянно росло. Когда он выяснил, что может склонить ее к замужеству, и тогда она получит возможность обеспечить его из собственного наследства… — Что?! — воскликнул Стивен. Подобную невоспитанность мисс Силвер прежде ни за что не оставила бы без внимания в те годы когда она давала уроки своим вышколенным питомцам, но в данный момент оно было воспринято ею с пониманием. Она очень любила сообщать, как бы между прочим, какую-нибудь шокирующую новость. Было вполне очевидно, что рассказанная с таким тщанием новость потрясла Стивена Эверсли, и это было приятно. Поэтому она лишь укоризненно покашляла и продолжила: — Мне сообщила об этом Луиза, и я не вижу причины не доверять ее сведениям. По завещанию деда, каждая из сестер имела право на завещание по доверенности. Вам наверняка известно, что это не такая уж редкость. Недаром мистер Беневент никак не мог успокоиться. Сознание того, что его дочь Кандида, которую он выгнал из дома, получит это право — если, конечно, ей когда-нибудь достанется наследство, — так его раздражало. Он довольно часто приходил сюда, чтобы обсудить это с каноником Арнольдом, и каноник не раз повторял ему все то, что говорил Луизе. Так что я думаю, что Луиза знала, как обстоят дела. А теперь, мистер Эверсли, вообразите, что такой человек, как Алан Томпсон, вдруг пренебрег возможностью достичь свою мечту, жить-поживать, предаваясь веселью и удовольствиям. — Я думаю, что он струсил в последнюю минуту. Постойте, а как насчет его писем домой? Ведь его мать тогда еще была жива, не так ли? Что говорят эти письма о его мечтах и намерениях? Мисс Силвер продолжала позвякивать спицами. — Никаких писем не было, мистер Эверсли. — То есть как — совсем не было? — С тех пор как он бросил работу клерка и уехал из Лентона, он ни разу не написал домой. Сестре своего приемного отца, миссис Кин, он недвусмысленно заявил, что не желает, чтобы его имя было как-то связано с торговлей. Похоже, ему было неизвестно, что у нее с мужем есть в Ретли книжный магазин и однажды туда зашел. Миссис Кин тут же его узнала, но он дал ей ясно понять, что не желает иметь с ней дела. Вот вам и намерение — забыть свои корни и устроиться как можно лучше. Я не могу поверить в то, что, когда ему представился такой шанс устроить свою жизнь, как этот брак, он мог этот шанс упустить. — Ну, вы знаете, какие шли разговоры по поводу его бегства. Может быть, он воспользовался возможностью набить карманы, и Оливия застала его за этим занятием. Вам ведь известно, что умом природа ее не обидела, и если бы она узнала о готовящейся свадьбе именно тогда, неужели бы она не воспользовалась его оплошностью: «Живо убирайся или мы заявим в полицию!»? Вряд ли у него был выбор, не правда ли? Мисс Силвер улыбнулась. — Ваша версия очень остроумна, мистер Эверсли, но не уверена, что она достаточно убедительна. Вы не учли влияния Алана Томпсона на мисс Кару. Напоминаю, что до их свадьбы оставалось всего шесть дней, и эта свадьба была так важна для мисс Кары, что она посмела скрыть это от сестры, которая всю жизнь ею помыкала и, казалось, полностью подчинила себе ее волю. Из этого следует, что ему достаточно было просто пойти к мисс Каре, и та наверняка сказала бы, что сама обещала дать ему эти деньги. Поскольку большая часть дохода все равно принадлежит ей, она могла просто сказать, что недостающая сумма — это ее подарок Алану. Луиза рассказала мне, что видела мисс Кару вскоре после исчезновения Алана Томпсона. Они встретились случайно во дворе собора, и на несколько минут мисс Кара осталась одна. Она схватила, рыдая, Луизу за руку и сказала: «Зачем он ушел? В этом не было никакой необходимости — я бы все отдала ему, все, что бы он ни попросил!» Тут появилась мисс Оливия и увела ее прочь, а через день или два они уехали за границу. Глава 12 Дерек Бердон смотрел на Кандиду через огромный стол. Он был старинным, с большим количеством ящиков и принадлежностей для письма: блокнот с промокательной бумагой, массивная двойная чернильница и куча ручек и карандашей. Здесь же лежала допотопного вида папка, битком набитая бумагами. — Хорошо говорить, что нам следует с этим свыкнуться, но как, я вас спрашиваю! — сказал Дерек сердито. — Меня? Дерек свирепо рассмеялся. — Ну, на самом деле, вы тут, наверное, ни при чем. Все эти бумажки, знаете ли, совершенно не по мне. Ну, я хотел сказать… Похоже, старые леди не понимают, что с тем же успехом могли бы попытаться заставить меня играть на органе в кафедральном соборе или летать на самолете! Нет, я совсем не против того, чтобы научиться летать на самолете, но они ждут, что я сумею сделать это немедленно, без всякой подготовки, не правда ли? Кандида не смогла сдержаться и рассмеялась. — Я не понимаю, как вы согласились на должность секретаря? Дерек тоже рассмеялся и на этот раз совершенно беззаботно. — Не можете? Но думаю, что вы все-таки поймете, если, конечно, постараетесь. Просто это было нечто вроде дареного коня, а ему, как известно, в зубы не смотрят. Понимаете, я абсолютно неприспособлен к зарабатыванию на жизнь. У меня нет особых пороков, но всех этих скучных добродетелей я тоже лишен. Прилежание, трудолюбие, упорство и тому подобное. Когда речь заходит о них, результат обычно печален. «Полное отсутствие трудолюбия» — таков диагноз, который мне ставят. У отца я всегда вызывал бешенство, но мне кажется, что это не моя вина. Вы же не ругаете каждого, кто не может играть на пианино или не имеет музыкального слуха. Эти таланты просто не были отпущены мне природой. Мой отец был весьма преуспевающим бизнесменом до тех пор, пока все не пошло прахом и он умчался прочь на своем самолете. Добрался он куда-нибудь или нет — никому не известно. Я почему-то уверен, что добрался и что даже успел на всякий случай перевести за границу крупную сумму денег. Мне было восемнадцать, и как только я покончил с военной службой, дядя, у которого была небольшая контора, взял меня туда младшим клерком — абсолютно невыносимая работа. Видите ли, я на самом деле терпеть не могу всей этой рутины, — Дерек обезоруживающе улыбнулся. — Кто-то же должен это делать, — заметила Кандида. — Да, моя радость, но не я — хотя бы до тех пор, пока мне удается этого избежать. И потом, есть еще одна сторона медали: нужно еще поискать работодателя, которого устрою я. Дядя терпел меня два года — очко в его пользу, — но в конце концов он меня выгнал. — А как вы встретились с тетушками? — О, чистая случайность. Я был на концерте в Истклифе. Они однажды выбрались туда, чтобы подышать морским воздухом, и мне немного повезло. Мисс Кара подвернула лодыжку, и я отнес ее в гостиницу. После этого работа была, можно сказать, у меня в кармане. Они были ко мне ужасно добры и, как правило, не требовали ничего, с чем я не мог бы справиться. Но вся эта их семейная сага меня угнетает. — Почему? Дерек взъерошил волосы. — Ну, похоже, разобраться во всех этих бумажках выше моих сил. Здесь есть несколько отрывков на латыни, а с латынью мне никогда не удавалось совладать. Был у нас такой парень по прозвищу Знаток, у него был на меня зуб, а я его страшно недолюбливал — один из этих честных и упорных. Помню мы жутко подрались, когда он мне ляпнул: «Даже не пытайся». — Что-то я не видела там никакой латыни. — Но, дорогая, вы ведь еще особенно не углублялись. Кроме того, говоря честно, мне становится как-то не по себе, когда я начинаю с этим возиться. Кого волнует то, что произошло триста лет тому назад? Эти люди давно умерли и похоронены, и почему бы не оставить их в покое? Это все равно, что раскапывать могилы и вытаскивать оттуда старые кости — не нравится мне это. По мне, так вся эта затея попахивает мертвечиной. Что-то вдруг испугало Кандиду, но она никак не могла понять, что именно. Какая-то напряженность в тоне Дерека или еле заметная тревога в улыбающихся глазах. Дерек отвел взгляд и сказал: — Что бы я хотел знать, так это почему они вдруг снова заинтересовались всем этим? — Снова? — вопрос Кандиды прозвучал словно эхо. Дерек кивнул. — Да. Тот парень, что был здесь до меня, он все это и затеял. Алан Томпсон. Вы о нем слышали? — Да. Дерек махнул рукой в сторону папки с бумагами. — Я собрал все бумаги, которые касались его. Вы ведь знаете, что они о нем никогда не говорят. Он замарал свою репутацию — дал деру с теми деньгами, которые смог найти, прихватив несколько украшений мисс Кары. Довольно мерзко, вы не находите? И глупо к тому же, потому что… ну, они и так были невероятно щедры. И если Анна не преувеличивает, очень добры к нему. — Вам о нем рассказала Анна? Дерек наклонился над столом и понизил голос почти до шепота. — В общем-то, да. Но она, помню, начала и вдруг замолчала. Сами знаете, чтобы Анна замолчала прежде, чем выложит все до мельчайшей подробности… раньше я за ней этого не замечал… Анна говорила мне, что он по уши завяз в этих старинных бумагах. Иногда я даже думаю, не связано ли исчезновение этого парня с пресловутым Сокровищем Беневентов. Воцарилось молчание. Ощущение тревоги сменилось ужасом. Кандида почувствовала, что у нее слегка перехватило дыхание. — Почему? — ее голос слегка дрожал. — Неужели вы не понимаете, что это самое напрашивающееся объяснение. Возможно, он наложил лапу на Сокровище и именно поэтому сбежал. Сейчас я вам кое-что покажу. Дерек открыл папку и, немного в ней порывшись, вытащил сложенный в несколько раз документ, а из него — обычный листок бумаги, покрытый машинописным текстом, и подтолкнул его к девушке. — Взгляните! Кандида взяла листок и, честное слово, лучше бы она этого не делала. Вверху было название, занимающее две строчки: «Вещи, привезенные из Италии в Англию Уго ди Беневенто в году 1662». Далее следовал список, начинавшийся с пункта «Четыре блюда, богато гравированные и отделанные серебром» и занимавший всю страницу. Кандида читала список с большой неохотой. «Две солонки с голубями», «Золотой подсвечник, считающийся работой мессира Бенвенуто Челлини» note 3 , «Браслет с четырьмя большими изумрудами», «Комплект из двенадцати рубиновых пуговиц», «Ожерелье из очень крупных рубинов в оправе из брильянтов» и так далее, и тому подобное. Пункты следовали один за другим, голова кружилась от одних названий. Кандида оторвала взгляд от списка и спросила: Note3 Челлини Бенвенуто (1500 — 1571) — итальянский ювелир, скульптор и писатель. — Что это? — Именно то, что написано, — список вещей, с которыми Уго драпанул из Италии. Удивляюсь, как он смог все это унести. Ну камни можно было бы унести и в кармане, но все эти тарелки наверняка увесистые. Сомневаюсь, что подсвечники действительно делали из золота. — Куда интереснее было бы узнать, действительно ли они сделаны самим Бенвенуто Челлини, — заметила Кандида. — Если это действительно его работы, они должны стоить баснословно дорого. Конечно я вижу, что это список того, что увез Уго — здесь так написано. На самом деле меня интересует, что это за бумага и откуда она взялась — она-то явно не старинная. Дерек рассмеялся. — Моя дорогая, в тысяча шестьсот каком-то там году печатные машинки еще не изобрели. Все, что я могу вам на это сказать, это то, что я нашел этот листок вложенным в один очень скучный документ о сдаче в аренду фермы. И легко догадаться, что Алан Томпсон скопировал этот список с другого, древнего и положил туда, где, по идее, его никто не стал бы искать. — Но зачем? — Продолжим рассуждения. Скорее всего, никто не мог предположить, что он наткнется на такой замечательный список. А он взял и наткнулся и решил, что неплохо было бы сделать копию, а может быть, у него пунктик был — везде совать нос, не знаю. Но не исключено, что этот впечатляющий списочек показала ему мисс Кара. Знаете, а она действительно была в него безумно влюблена, бедная старушка. Анна сказала, что это ее совсем подкосило — то, что милый юноша исчез, никому не сказав ни слова. И естественно, первое, что приходит в голову, — уж не прихватил ли он с собой весь этот клад или то, что от него осталось. Кандида посмотрела на него. — Неужели об этом вам рассказала Анна? — В каком-то смысле, да. Она рассказала мне о том, как «убивалась бедная мисс Кара». — Но что она все-таки сказала? Дерек рассмеялся. — Что, интересно? — Да, интересно. — Понимаю. Это ведь как-никак ваши родичи! Однажды Анна пришла сюда, когда все эти бумаги были разложены на столе, и я пытался разобраться, что к чему и кто к кому. Вы, наверное, уже успели заметить, как она любит поговорить. Она встала с другой стороны стола, рядом с вашим стулом, и начала тараторить. Перво-наперво спросила, что я собираюсь сделать со всеми этими бумагами, потом посоветовала бросить их в огонь, поскольку от них один только вред. — Что она имела в виду? — Понятия не имею, так что решайте сами что. Она сказала: «Мистер Алан возился с ними и видите, что из этого вышло!» Я спросил: «А что из этого вышло?», а она ответила «Бог весть!» и, закрыв рот рукой, выбежала вон. Тогда я не придал этому особого значения. Но потом, когда нашел этот список, задумался… Кандида молчала, вчитываясь в лежащий на коленях список, в аккуратно отпечатанные на машинке строчки: «Двенадцать рубиновых пуговиц…» Девушка положила список на стол и подтолкнула его к Дереку: — Я думаю, вы должны показать это тетушкам. Дерек энергично покачал головой. — Ни за что в жизни! — Все эти бумаги принадлежат им. Во взгляде Дерека мелькнула понимающая улыбка. — Вы хотите сказать, мисс Каре. И вы думаете, что ей хочется, чтобы делишки Алана Томпсона снова выплыли на свет божий? Я полагаю, что в свое время это едва не случилось. Возможно, он задумал нечто такое, чего не должен был. Мы не знаем, что у них там было, но мисс Кара, похоже, считает, что он действительно что-то натворил. Это будет чудовищной жестокостью — напомнить ей об этой истории. Тем более, она вполне могла сама сказать ему об этом списке и поэтому чувствует себя виноватой. Я его нашел, мне и решать: список останется там, где я его обнаружил. И хватит об этом! В эту минуту Кандида готова была его расцеловать. — Да-да, конечно, вы абсолютно правы. Но неужели вы думаете, что Сокровище до сих пор где-то тут, в доме? — Почему бы и нет? По крайней мере, какая-то его часть. — Ну, я не знаю. Старинных вещей в доме не так уж много. Что-то продано, что-то сломано или… — Украдено? — За триста лет много чего могло случиться и без участия Алана Томпсона, — рассудительно заметила Кандида. Порывшись в бумагах, Дерек вытащил одну и протянул Кандиде. Похоже, это был список имущества: скатерти, занавески, столовые приборы. Ничего общего с роскошными вещицами из списка, скопированного Аланом Томпсоном — обычные вещи из обихода богатого дома, выписанные на лист старой выцветшей бумаги старыми выцветшими чернилами. Кандида с недоумением взирала на список. — Ну и… — Переверните его и взгляните на левый нижний угол. С обратной стороны поперек пунктов списка было что-то написано другой рукой и другим почерком, мелким, буквы были с ажурными завитками. Всего четыре строчки прочесть которые было непросто, но это ей все-таки удалось: Не тронь — и не дерзай Продавать или купить, Не отдавай и не бери, Коли охота жить. Внизу было еще два слова, которые явно пытались зачеркнуть, первое — не особенно тщательно, но вот второе было все сплошь исчеркано. — Нашли? — спросил Дерек. Кандида прочитала четыре строчки вслух и в ее голосе звучало недоумение. — Что это значит? — Я думаю, что это касается Сокровища. Первое из двух зачеркнутых слов «про» — это просто. Второе совершенно невозможно прочесть — тот, кто его зачеркивал, постарался на славу. Но, судя по его длине, это должно быть «Сокровище» — по крайней мере, мне так кажется. — Но, Дерек, что все это значит? Он грустно рассмеялся. — Ну, например, это вполне может значить, что к Сокровищу лучше не соваться. Кто-то — возможно Алан Томпсон — написал карандашом дату и рядом вопрос. Она почти стерлась, но думаю, это тысяча семьсот сороковой год. Если эта догадка верна, то, значит, в восемнадцатом веке Сокровище все еще было здесь и даже существовало некое семейное предание, гласившее, что Сокровище приносит несчастье всем, кто возмечтает им завладеть. Мне кажется, что Анна тоже о чем-то таком догадывается. В это время дверь в комнату открылась — на пороге стоял Джозеф. — Сэр, вас просят к телефону, — сказал он почтительным голосом. Глава 13 В тот же вечер, уже после обеда мисс Оливия завела разговор о Сокровище Беневентов. Дерек сидел за пианино, наигрывая обрывки самых разных мелодий — что в голову взбредет. Мисс Кара пожелала всем спокойной ночи и направилась к выходу из комнаты. Звук ее шагов, смягченный ковром, был совершенно неслышен, и так же бесшумно открылась и закрылась дверь. Ее уход не развеял легкого уныния, навеянного ее печальным видом. Кандида подумала, что мисс Кара, видимо, впервые в жизни хоть в чем-то проявила инициативу — отправилась спать раньше сестры. До сего дня именно мисс Оливия, собрав в сумочку клубки шерсти или нитки (поскольку всегда что-то вязала или вышивала) подавала знак: дескать, пора. Но сегодня, прежде чем часы пробили десять, мисс Кара поднялась и, пробормотав «Спокойной ночи», вышла из гостиной. — Кара все-таки не такая сильная, как я. Она чересчур впечатлительна. О некоторых вещах в ее присутствии лучше не говорить, она так расстраивается… Мне следовало предупредить вас раньше, но сначала необходимо было получше вас узнать. Никто не станет доверяться человеку, который в вашем доме совсем недавно. Подобное вступление звучало не слишком приятно, и Кандида, непроизвольно напрягшись, ждала продолжения. — Возможно, вы помните, что в тот вечер, когда вы сюда приехали, я упоминала о Сокровище Беневентов. Даже при самом кратком экскурсе в историю семьи умолчать о нем невозможно. Дерек играл припев к «Старой лесенке о любви» — на пюпитре лежала целая стопка подобных приторно-сладких старомодных баллад. Он развлекал ими Кандиду, исполняя их в соответствующей манере, которая теперь казалась смешной. Эти баллады очень нравились мисс Каре, и Кандида подозревала, что и Дерек питает к ним слабость: он мог над ними подшучивать, но в том, как он касался клавиш, была некая задумчивая нежность. Кандида поняла, что тетушкам весьма дорога эта память о прошлом, и подобных сентиментальностей в их жизни не так уж много. — Я должна была поговорить с вами раньше, но не предоставлялось благоприятной возможности. Мы с сестрой так редко разлучаемся, да и особой необходимости не было. Но сегодня Джозеф сказал мне, что вы с Дереком разбирали старинные документы, и я подумала, что это подходящий повод затронуть эту тему. Не знаю, сообщил ли вам Дерек, что при Каре мы предпочитаем не упоминать о Сокровище Беневентов — с ним связаны некоторые суеверия, которые могут слишком ее взволновать. Мисс Оливия гордо восседала в шератоновском note 4 кресле, парчовое сиденье которого почти полностью было скрыто ее широкой юбкой из черной тафты. Изящный кружевной воротничок у горла был сколот прелестной веточкой с бриллиантовыми цветами. Полдюжины перстней с жемчугом и бриллиантами украшали скрюченные артритом пальцы, сжимавшие пяльцы и иглу для вышивания. Узор для вышивки был весьма изыскан, пожалуй, даже слишком изыскан и оттого сложен для вышивания. Между двумя стежками проходило иногда полчаса, а то и час. Когда Кандида задала вопрос, на ткани как раз возник очередной стежок. Note4 Шератон Томас (1751 — 1806) — знаменитый английский краснодеревщик и декоратор. Его мебель отличалась благородной простотой форм и матовой поверхностью дерева. — Какие суеверия, тетя Оливия? Рядом с первым стежком лег второй. — Подобные легенды существуют у всех старинных родов. Они утверждают, что Сокровище приносит несчастье, но это, конечно, глупости. Уго не преследовали несчастья, наоборот, ему сопутствовала удача. Часть Сокровища он использовал, чтобы упрочить свое положение в этой стране — там были и драгоценности огромной стоимости. Часть из них были проданы, чтобы построить этот дом и купить землю. Мы не знаем, сколько было потрачено, но для вашего предка было очень важно обставить свое появление в свете должным образом и соответствовать своему рангу. Полагаю, я уже говорила вам, что он женился на богатой наследнице. Ее звали Анна Когхилл, и она принесла Уго огромное состояние, поэтому необходимость продавать драгоценности отпала. Позднее, конечно, время от времени, эта необходимость снова возникала. Тогда же и появились слухи, что с теми, кто посягает на Сокровище, случаются несчастья. Известно, что Джеймс Беневент в тысяча семьсот сороковом году продал несколько драгоценностей. Вскоре после этого он упал с лошади, которая вдруг чего-то испугалась и сбросила Джеймса на крыльцо его дома. Он сильно разбился, но прежде чем умереть успел строго-настрого запретить своему сыну связываться с Сокровищем. Тем не менее спустя пятьдесят лет Гью Беневент, его внук, проигравшись в карты, поддался соблазну и продал кое-что из ценностей Уго. На него напал разбойник, нанесший ему смертельную рану в голову. Его нашли недалеко от дома и внесли внутрь, но он умер, так и не придя в сознание. — Тогда откуда стало известно, что это был разбойник? — Ну не знаю… Возможно, с ним был слуга. Я могу лишь пересказать эту историю так, как ее рассказывали мне. — Но если это и вправду был разбойник, то я не понимаю, каким образом это может быть связано с Сокровищем. — Вы не верите в то, что вещи могут приносить счастье или несчастье? Выходит, современные молодые люди не верят в подобные совпадения? — Я не знаю, я бы не стала хранить у себя то, что было украдено. Мисс Оливия начала складывать свое вышивание. — Я не желаю выслушивать упреки в адрес нашего предка, — сказала она холодно. — Я уверена, что в прошлый раз сообщила вам, что он покинул Италию по политическим мотивам, и полагаю, что он имел полное право взять ту долю наследства, которая принадлежала бы ему, если бы он остался. Думаю, что мне пора пожелать вам спокойной ночи. Дерек встал из-за пианино, чтобы открыть для нее дверь. Когда мисс Оливия вышла, он закрыл дверь и вернулся к камину — в его глазах светились озорные искры. — Чувствуете себя оскорбленной, моя дорогая? — Так вы все слышали? — Да, до последнего слова! Она всегда так кичится своей безупречной дикцией, а я, как вы могли заметить, играл очень тихо. Но я так и не понял, зачем вас пичкали этими старушечьими сплетнями. — Я тоже. Дерек рассмеялся. — Знаете, мне показалось, что она слегка разочарована, только неясно, чем именно! Может быть, она хотела до смерти напугать вас этими несчастьями или, наоборот, заинтриговать? — Зачем ей понадобилось меня пугать? — Возможно, чтобы защитить вас или остановить прежде, чем вы совершите святотатство и запустите руки в мешок с Сокровищем. — Тогда зачем ей было так меня искушать? — Еще немножко ерунды из репертуара Анны! Она совершенно уверена в том, что Сокровище приносит несчастье, но при этом утверждает, что если до него доберется кто-то не из семейства Уго, то проклятие не сработает, а если и сработает, то пускай! Старый мистер Беневент перед смертью впал в детство, и не мудрено — ему было уже почти сто лет. Анна рассказывала, что он много говорил о Сокровище. Он говорил, что для того, чтобы достать его, нужно использовать кого-нибудь, кто тебе не нужен, чтобы он сделал всю работу за тебя. Он говорил, что не смог бы совладать с Сокровищем, и никто из Беневентов не сможет — для успеха необходим посторонний. Кандида почувствовала, что на нее накатывает холодный ужас. — Что он имел в виду? — Понятия не имею. Стоит заговорить об этом, и Анна тут же переводит разговор на другую тему, а если я начинаю задавать вопросы, она пугается и замолкает. Пришлось пообещать, что я никому не расскажу о том, что услышал от нее. — Но, Дерек, вы же только что рассказали мне! Он отмахнулся. — Дорогая моя, она, конечно же, подразумевала тетушек! Ей все равно, знаете вы об этом или нет, главное, чтобы вы не рассказали им. Все это, конечно, чушь, только… Смотрите, Кандида, держитесь от всего этого подальше! Лучше не знать — и бояться не надо! Если она предложит вам его показать, ни за что не соглашайтесь! — Но почему? — Не могу сказать точно, потому что сам не знаю. Только внутренний голос настойчиво мне подсказывает, что лучше оставить его в покое. Возможно, это из-за того, что Алан Томпсон не оставил Сокровище в покое, и напрасно. Честно говоря, я и на милю не подойду к этому Сокровищу, даже если мне предложат миллион… Вот мой самый сильный аргумент — предчувствие. — Но где же оно? — спросила Кандида и получила в ответ одну из самых неотразимых улыбок Дерека. — Сокровище? Не знаю, душенька, и знать не хочу! Глава 14 Когда Кандида добралась до своей комнаты, она очень удивилась, застав там Нелли. Было всего половина одиннадцатого, но она обычно приходила гораздо раньше, чтобы разобрать постель и принести грелку с горячей водой. Когда девушка подняла глаза, Кандида заметила, что они красные от недавних слез. Закрыв за собой дверь, она подошла к ней. — Что-нибудь случилось, Нелли? Из-под покрасневших век вновь покатились слезы, и девушка сердито ответила: — Нет, пока еще нет, но это не значит, что не случится! Я ухожу! — Уходишь? Нелли топнула ногой. — Да, ухожу, и никто не сможет меня удержать! Платят здесь хорошо — я и не говорила, что плохо, но что в этом проку, если вас напугают насмерть или с вами такое стрясется, чего вы по гроб жизни не сможете забыть? Кандида спросила, почти теряя терпение: — Нелли, что вы хотите сказать? — Я хочу сказать, что у гром я сяду на лондонский поезд в девять двадцать пять и мне плевать, что скажет тетушка Анна и будет ли она вообще после этого со мной разговаривать! Кандида подошла еще ближе. — Так значит все-таки случилось? — И не спрашивайте, все равно не скажу! — Но Нелли… — Если будешь меньше болтать, тебе же будет лучше — это любому ясно! Я промолчу, но и здесь не останусь тоже! Но вот что я вам скажу: то, что худо для одного из нас, другому тоже не сахар! — 0-чем-вы-говорите? — медленно и раздельно спросила Кандида. Нелли снова топнула ногой. — Вы что, намеков не понимаете? Позвольте мне пройти! Кандида отошла и прислонилась спиной к двери. — Погодите, — сказала она. — Спешить нам некуда и мне кажется, что вы уже столько сказали, что молчать не имеет смысла. Девушка задрожала. — Пустите меня! — Минутку. Послушайте, Нелли, не упрямьтесь. Сядьте и расскажите мне, что вас так расстроило. Вы сказали, что уезжаете, и дали понять, что мне тоже лучше уехать. Вы не можете так просто уйти, ничего не объяснив. Нелли покачала головой. — Могу, и еще как! И больше того, я собиралась так и сделать! Чем меньше скажешь, тем скорее забудется! Кандида помолчала, затем сказала: — Кто-то вас обидел. Кто это был, Дерек? Нелли рассмеялась. — Ну да! Неужели вы думаете, что я не могу справиться с такими, как он! Мистер Дерек, он мистер Дерек и есть. То есть он иногда не прочь пошутить, но дело не в нем. Да у него и девушка есть в Ретли — он встречается только с ней уже давно. Только не выдавайте его — будет ужасный скандал. Он мне о ней рассказывал и даже показывал ее фото. Не скажу, что красавица, но очень славная. И, судя по его виду, он в нее влюблен. Наша сестра всегда видит, влюблен парень или нет. Нелли немного успокоилась и смягчилась. Всегда приятно поболтать о чьих-то сердечных тайнах. Кандида, рассмеявшись, пообещала: — Я его не выдам! — и добавила: — Значит, вас расстроил не Дерек. А кто же тогда, Анна? Нелли насмешливо фыркнула. — Она злится по пустякам, ну да, я, бывает, и огрызнусь, но в нашей семье все такие. Она сама тоже, бывает, вся взовьется, а через минуту, глядишь, уж остыла — такой уж у нее характер. Я не обращаю на нее никакого внимания. — Ну тогда Джозеф, он же ваш дядя? — Слава богу, он мне никакой ни дядя! — взорвалась Нелли. — Я не знаю, зачем тетя вышла за него замуж! Он на двадцать лет ее моложе, и у него на уме одни деньги! Ни стыда у него ни совести! И как только тетя решилась с ним связаться! Кандиде сразу пришла в голову ехидная мысль: видимо, Анне удалось скопить значительную сумму, и семья Нелли предпочла бы, чтобы эти сбережения достались им… Мысль непрошеная, которую усердно стараешься отогнать прочь. Но Нелли, похоже, все же догадалась, что у нее на уме, потому что довольно дерзко сказала: — Не думайте, что мы бы не стали возражать, если он был ей ровней, а то ведь он ей в сыновья годится. Пошла на поводу у хозяек, лишь бы им угодить. Всем известно, как она их любит — все что угодно сделает для мисс Кары. Но вот вы не вышли бы замуж за парня, который охотится за вашими деньгами только для того, чтобы угодить тем, кто вас нанял! Кандида рассмеялась. — Я бы не вышла, но, боюсь, теперь уже поздно что-то менять. Итак, вы не любите Джозефа, но неужели вы уходите из-за него? — Да от него кто угодно сбежит! — Так он причина вашего ухода? Нелли посмотрела ей в глаза и ответила: — Еще чего не хватало! — Тогда… Лицо Нелли вспыхнуло. — Вам-то что до меня? Не нравится мне здесь, вот и ухожу! И если вы немного пораскинете мозгами, то тоже уедете! Пропустите меня! Кандида покачала головой. И внезапно Нелли Браун сдалась. До сих пор ей удавалось как-то держать себя в руках, но теперь ее выдержка иссякла. Она всегда ненавидела этот дом, а теперь ей тут было еще и страшно. И она поддалась соблазну с кем-то поделиться. Сверкнув глазами, Нелли сказала: — Ну хорошо же, слушайте и, если вам это придется не по вкусу, пеняйте на себя! — она зло рассмеялась. — Как вам понравится, если ночью вы проснетесь и услышите, что по вашей спальне кто-то разгуливает? — Нелли! — О нет, не Джозеф и не мистер Дерек — тогда бы я знала, что делать! Что-то, всхлипывая, кралось в темноте, и, прежде чем я включила свет, оно исчезло. Тогда я стала запирать свою дверь, но вчера оно снова пришло. Моего лица коснулась холодная рука, но это было еще не самое ужасное. Примерно с минуту я пыталась проснуться, а когда проснулась, оно было уже на середине комнаты, оно плакало. Полог был не задернут, но все, что я смогла рассмотреть, это как что-то белое подошло к стене и в ней исчезло. Я зажгла свет и увидела, что дверь по-прежнему заперта, я сама ее заперла, я же помню. Это было в третьем часу, я не гасила лампу до самого рассвета и все время себе твердила, что ни за что не останусь в этом доме, ни единого дня. Только потом, когда я уже встала и оделась и увидела за окном солнце, мне показалось глупым уехать, не получив жалованья. Месяц истекает завтра, и я решила сперва получить деньги, — Нелли внезапно замолчала, а затем продолжила совсем другим голосом: — Ну, мне нужно идти. — И вы согласны… Нелли засмеялась с деланной храбростью. — Согласна на что? — но поскольку Кандида не ответила и продолжала молча на нее смотреть, она разразилась пылкой тирадой: — Неужели вы думаете, что я соглашусь еще раз провести ночь в этой комнате? Ни за что! Я сказала тете, что не стану там спать, и я не стану! Я переночую у нее, и она может сколько угодно гадать что и почему! — Но… Джозеф. — У нее своя комната, так было всегда! И к тому же на ее двери есть засов! Уж там-то со мной ничего не случится! Глава 15 Когда Кандида легла, прошло немало времени, прежде чем она отважилась выключить свет. Как только она собиралась его выключить, словно эхо, начинали звучать в памяти слова Нелли о прикосновении ледяной руки и о плачущем в темноте существе. Это было ужасно глупо, но ей казалось, что, если она вытащит руку из-под одеяла и повернет выключатель ночника, начнется что-то невообразимое. Кандида босиком подошла к книжным полкам, которые заполняли всю нишу между камином и окном. Надо что-нибудь почитать, отвлечься, и тогда она сумеет наконец заснуть. Она сняла с полки томик стихов и раскрыла его наугад. …напрягшись слух и зренье — Совы белеет оперенье на колокольне. Эти строчки напомнили о холодном лунном свете, о замерзших просторах и вызывали в памяти другую строку: Но зябко ей в наряде пышном… Совсем не то, что Кандида бы хотела почитать сейчас. Она перевернула несколько страниц и прочла четыре последних строчки: Я видел в сумерках: их алчущие рты Распахнуты — о, жуткое знаменье! Тут я очнулся, и не сразу понял, Что распростерт на склоне промерзшего холма. Кандида захлопнула книгу и поставила ее обратно на полку. Если Теннисон и Ките могут предложить только замерзших сов и жуткие знаменья, не говоря уж об алчущих ртах, она обойдется и без них. Потом ей попался на глаза сборник рассказов и девушка выбрала один о коралловом острове. С грелкой в ногах и теплым светом ночника над левым плечом нетрудно перенестись в тропики и словно наяву представлять голубую воду, радугу и экзотические цветы. После двух или трех рассказов, действие которых происходило в тех широтах, где температура никогда не опускается ниже двадцати пяти градусов, Кандида даже отпихнула в сторону грелку. Вскоре после этого она уже почти спала, и книга выскользнула из ее пальцев. Звук упавшей на пол книги почти разбудил девушку — настолько, что она даже протянула руку и выключила свет, а затем погрузилась в один из тех смутных снов, от которых на утро не остается и следа. Много позже она снова вернулась в то состояние, когда сны запоминаются, и оказалась участницей одного из них — очень неприятного. Обширная пустошь с пронизывающим ветром, угрюмые предрассветные сумерки. Порывы ветра доносили чьи-то голоса, но разобрать слова было невозможно. Но даже не зная, о чем они говорили, Кандида понимала, что не должна слышать эту беседу. Там, во сне, она бросилась бежать, чтобы укрыться от ветра, но зацепилась за что-то и упала, а ветер пронесся над ней и пропал. Там, во сне, небо было скорее серым, а не темным, и по небу летели облака. Но когда она открыла глаза, вокруг была непроглядная тьма. Кандида поняла, что она в своей комнате, на кровати, дверь в коридор находилась справа, окна — слева от нее, а напротив — огромный выступ камина и ниша с книгами. Девушка знала, где все это расположено, но в этой темноте их не было видно, только прямоугольники окон слегка проступали на более плотном мраке стены. Снаружи, сбоку от холма, тьма не была такой всепоглощающей — там, по крайней мере, присутствовало воспоминание о свете и уверенное его ожидание, но дома этот свет не коснется. Он не попадет в комнату, потому что мрак заполнил ее до краев. Кандида так и лежала в темноте, дрожа от страха. Мгновения проходили, но каждое тянулось все медленнее предыдущего, ужас наваливался на нее, еще немного — и он ее раздавит. Ей нужно было только вытащить руку из-под одеяла и повернуть выключатель — тогда комнату заполнит золотистый свет ночника. Тьма не устоит перед светом. Нужно всего лишь протянуть руку… Но Кандида не могла расцепить пальцы, стиснутые на груди, там, где сердце было готово остановиться от страха. А затем, абсолютно внезапно, послышался звук и возник свет. Звук был почти неразличимым. Что-то двигалось, но невозможно было определить, что именно. Сначала послышался шорох, а затем возник свет — тонкая, похожая на проволочку серебристая полоска в темноте ниши. Темные ряды стоящих на полках книг, которые Кандида все равно не смогла бы разглядеть, и разделяющая их продольная полоска света. Наваждение длилось всего несколько секунд — от одного удара сердца до другого. Кандида снова услышала шорох, но на этот раз поняла, в чем дело — книжные полки в нише скрывали дверь и теперь кто-то ее открывал. И тут ужас, не дававший ей шевельнуться, отступил, теперь ей хотелось закрыться рукой от ищущего света и притвориться спящей. Кандида быстро отвернулась, спрятав лицо в подушке и натянув на голову простыню. Она успела как раз вовремя — свеча была уже в комнате. Сквозь полусомкнутые веки Кандида могла ее видеть, потому что простыня сбилась, а подушка была слегка примята. Она сразу догадалась, что это свеча — свет мигал и подрагивал. Значит, кто-то вошел через нишу в комнату, пересек ее, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Кандида больше не боялась — она была рассержена. Кто-то решил подшутить над ней и над Нелли. Комната Нелли тоже располагалась в старой части дома. Тайные ходы в стенах домов в семнадцатом веке были делом обычным, причин прятаться у людей хватало: религиозные распри, войны, заговоры, бунты. Поворот колеса судьбы — и ты наверху, еще один поворот — и ты катишься вниз. Совсем не помешает иметь надежное убежище, где можно спрятаться самому… или спрятать сокровище. А действительно, не скрывается ли за одной из этих потайных дверей Сокровище Беневентов? Но больше Кандиду интересовало, кто это крался ночью через ее комнату. Неведомое существо, так напугавшее Нелли, скорее всего, окажется бедной мисс Карой: наверное, это она бродила во сне по дому, возможно в поисках своего юного возлюбленного. Но сегодня это вряд ли была мисс Кара, а если даже и она, то на сей раз она точно не спала. Кандида вспомнила, что страдавшая лунатизмом, Мэри Коппингер, девочка из ее школы, тоже ходила во сне, но свеча ей была не нужна. Однажды Кандида пошла за ней и увидела, как Мэри уверенно спустилась по темной лестнице и вошла в класс, будто прекрасно видела, куда надо идти, сама же Кандида пробиралась ощупью. Когда она вошла в класс, Мэри сидела за своей партой. Свет из окон позволял рассмотреть, что она делает. Девочка подняла крышку парты, достала оттуда книжку, закрыла крышку и вернулась в спальню. Наутро она ничего не помнила, а книга лежала у нее под подушкой — это был учебник французской грамматики, Мэри взяла ее потому, что боялась завтрашнего экзамена. Бедной мисс Каре тоже было чего бояться, и то, что беспокоило ее, было куда серьезней, чем школьный экзамен. Ладно, в любом случае, тот, кто наведался сегодня в ее комнату, лунатиком не был. Может, это вообще была не женщина, да, совсем необязательно, что это женщина вошла через стену и вышла через дверь. Кто бы это ни был, двигался он почти неслышно. А что? Это вполне мог быть Джозеф. Он двигался бесшумно, как кошка, свойство весьма ценное для дворецкого если он, конечно, не бродит по тайным ходам и не расхаживает по чужим спальням среди ночи. Все это мгновенно промелькнуло в ее сознании, и в следующую секунду Кандида уже осторожно открывала свою дверь. В коридоре, разумеется, света не было, равно как никаких признаков движения, но справа, за поворотом был не то чтобы свет, но тьма казалась там менее густой и был заметен угол стены. Осмелев от злости, Кандида прямо босиком бросилась туда. Коридор поворачивал налево, и девушка осторожно заглянула за угол — там, за следующим поворотом, было заметно слабое мерцание, которое внезапно пропало. Кандида двинулась в ту сторону, вытянув вперед руки и осторожно ощупывая босыми ногами пол. Она прожила в этом доме уже две недели, но непредсказуемые повороты в здешних коридорах все еще могли сыграть с ней дурную шутку. Еще здесь имелись чуланы, по размерам не уступавшие комнатам, и комнаты, которые легко было перепутать с чуланами. Заблудиться в Андерхилле было очень просто, тем более что ночью в коридорах никогда не горел свет — мисс Оливия умела экономить на мелочах. Вытянутая рука Кандиды вдруг наткнулась на что-то твердое, словно скала, оно преградило девушке путь, но это явно была не стена. Пальцы Кандиды нащупали резное дерево, и тут она поняла, что это — огромный резной шкаф, стоявший на верхней площадке ведущей из холла лестницы. Очень древний, очень черный и громоздкий, он был тут абсолютно не на месте — площадка была узкой, и шкаф занимал ее почти полностью. Отсюда расходились три коридора: один — тот, по которому она пришла, другой вел в то крыло, где жили слуги, и последний, самый широкий — к апартаментам мисс Оливии и мисс Кары, двум абсолютно одинаковым комнатам, разделенным ванной. Если тот, кого она выслеживала, был Джозефом, то он, скорее всего, уже далеко — доступ в крыло для слуг перекрывался дверью. Кандида обошла шкаф и заглянула за него — ни света, ни каких-либо шорохов и движений. Не было никакого смысла идти дальше. Да и злость уже почти исчезла. Но все-таки Кандида прошла немного по направлению к комнатам мисс Оливии и мисс Кары — перед ней был темный коридор, темный и совершенно пустой. Кандида поняла, что окончательно упустила свой шанс узнать что-нибудь о ночном госте, зато забрела в одной ночной рубашке и босиком туда, где ей совсем не следует находиться. Ей живо представилась жуткая картина: мисс Оливия открывает свою дверь и зажигает свет. О том, что она тогда скажет или сделает, Кандида предпочитала не думать. Зачем думать, если это не должно случиться. Ни в коем случае! Кандида развернулась и пошла обратно, держась ближе к середине лестнице. Ее босые ноги, несмотря на лежащий на полу ковер, уже давно замерзли, а по спине ползли мурашки. Миновав очередной поворот, девушка нащупала выключатель и зажгла свет. На минутку. Потом она вернется и выключит его, но без света она точно заблудится и не сможет попасть в свою комнату. Войдя внутрь, она заперла дверь, придвинула кресло вплотную к книжным полкам и забралась в постель. Было двадцать минут четвертого, и грелка все еще оставалась слегка теплой. Посмотрев на придвинутое к полкам кресло, Кандида припомнила поговорку о том, что поздно запирать конюшню, когда лошади уже убежали. Но ведь есть и другая поговорка: «лучше поздно, чем никогда». Глава 16 Следующие два дня Стивен был очень занят. Полковник Гатлинг одолевал его просьбами, которые весьма напоминали приказы командира нерасторопному подчиненному. Вознамерившись разрушить все, кроме самой первой постройки, особняка семнадцатого века, он очень настойчиво интересовался, когда можно будет начать работы, как много времени на них потребуется, сколько все это будет стоить и нужно ли будет получать «эти идиотские разрешения». А потом еще позвонил дядя Стивена и велел ему перезвонить в замок и договориться о встрече с лордом Ретборо. Стивен послушно перезвонил и вскоре оказался втянутым в долгую беседу с весьма обеспокоенным пожилым лордом. — Видите ли, Эверсли, никто, понимаете, никто, не в состоянии сохранить подобное сооружение для следующих поколений. Мы живем там довольно долго и всегда старались делать все возможное, чтобы его сохранить, но теперь ситуация стала невыносимой. Даже содержание самого Замка — он устало махнул рукой, — даже это теперь невозможно. Оба моих сына убиты на войне, но остался внук, и я не желаю перевешивать этот камень на его шею. А теперь о том, что я хочу сделать. Мне недавно предложили одну авантюру — отдать его одному из этих новых колледжей. Лично мне это кажется полной дичью, но мой дед переделал водопровод — если конечно можно назвать викторианский водопровод современным, — а мой отец провел электричество, поэтому, может, оно и к лучшему, нельзя же отставать от прогрессивных предков. Джонатан пойдет по моим стопам в нарушении традиций: он собирается устроить в поместье большое фермерское хозяйство и непременно с применением новейших достижений науки. В этом году он заканчивает сельскохозяйственный колледж и въедлив, как горчица — от своего ни за что не отступится. Чего я хочу от вас: мне нужен проект дома, в котором можно жить, не боясь разориться от непомерных трат на содержание. Мы выбрали место для строительства и хотим, чтобы вы на него взглянули. Учитывая, что у Стивена было еще два небольших подряда, всяких дел хватило до самого вечера. Но едва он с энтузиазмом доложил о своих удачах дяде и положил трубку, тяжелые мысли снова его одолели, не став ни на йоту легче. За работой он заставлял себя забыть от этом бремени, но стоило ему лишь немного расслабиться, как тревога накатывала вновь. Самая тяжелая и самая невыносимая ноша в мире: страх, который невозможно облечь в конкретную форму, а потому невозможно обосновать, а затем принять или отвергнуть. В комнате, которую Стивену отвели в гостинице, был удобный стул и, что еще важнее, специально для него привезенный обширный стол, за которым можно было работать, но работа его сейчас не привлекала. Стивен встал, взял в руки книгу и тут же бросил ее, подошел к окну и некоторое время смотрел, как зажигаются фонари на рыночной площади. Эта булыжная мостовая была тяжким испытанием для любых колес, да и сам рынок шумел, словно старая фабрика. За спиной его зазвонил телефон. Стивен стремительно обернулся, почувствовав, как сильно забилось сердце. Он не смог бы назвать ни одной причины, по которой Кандида стала бы ему звонить, зато сколько угодно — почему она не стала бы этого делать. Когда они расстались, Кандида была очень сердита и они не договорились о новой встрече. Ради встречи с ней он был готов отдать все на свете. Поняв это, Стивен ощутил, что утрата невосполнима. С замиранием сердца он снял трубку. Голос был женским, но звонила не Кандида. Звонила кузина Луиза. — О, это действительно вы? То есть это мистер Эверсли? — Да, это я. — О, мой милый мальчик, как приятно слышать твой голос! Звонить в гостиницу — это всегда так утомительно, ты не находишь? Никогда нельзя быть уверенным, что подошел именно тот, с кем ты хотел поговорить! — Так вы просто ошиблись, но… В ее удивительно высоком и звонком голосе мелькнула обида. — О нет. Именно с тобой я и хотела поговорить, очень даже хотела. Я боялась, что не застану тебя на месте. Знаешь, миссис Мейхью завтра устраивает один из своих музыкальных вечеров в доме настоятеля. Эти вечера действительно бывают очень хороши и к тому же проходят в великолепном старом особняке. Миссис Мейхью просила меня привести Мод Силвер, а сегодня утром она звонит мне и устраивает выволочку: как я посмела утаить от нее, что у меня в гостях молодой кузен… В общем, она будет очень рада, если ты тоже сможешь прийти. — Но Луиза… — Мой милый мальчик, ни слова больше! Конечно я объяснила ей, что на самом деле ты приехал не ко мне, но она сказала, что это не важно и все же надеется, что я возьму тебя с собой. Там будет лорд Ретборо — он ведь играет на скрипке. Не при стечении народа, а так, для себя, конечно, но зато он настоящий меломан. И кажется, он весьма высокого мнения о тебе. — Очень польщен, — ответил Стивен, — но вы же знаете, что я ужасно занят. Голос Луизы зазвучал более доверительно. — Слишком занят, чтобы встретиться с друзьями? Там будут обе мисс Беневент, и я почти уверена, что наконец увижусь там с Кандидой Сейл. Я так любила ее бабушку… Ну и перспективка: сидеть (а может даже и стоять) в толпе и смотреть на сидящую в другом конце зала, среди кучи незнакомцев, Кандиду, да вдобавок еще слушать выступление местных дарований! Кандида будет недосягаема, мисс Бланк сорвет высокую ноту, а мистер Дэш будет угрюмо пилить на своей виолончели! Во всем этом не было ни малейшего смысла, но Стивен прекрасно понимал, что все равно туда потащится, что не упустит возможности хотя бы посмотреть на нее. Он просто не мог больше выносить разлуку. Если Кандида все еще на него сердится, он по крайней мере будет об этом знать и ему удастся снова на нее разозлиться — пока же это получалось очень плохо. Один-единственный взгляд все ему скажет, все, что ему так необходимо. — Это очень любезно с вашей стороны, кузина Луиза, — и, разумеется, со стороны миссис Мейхью. Стивен напрасно опасался — приглашенных на музыкальный вечер оказалось не так уж много. Миссис Мейхью оказалась женщиной весьма благоразумной и ее главной целью было доставить удовольствие друзьям. Поэтому на этих приемах гостей было в меру: она не пыталась набить их словно сардин в банку или заставить их перекрикивать друг друга в гуле толпы. Стивен пришел к заключению, что женщина она замечательная, с безупречными манерами и немалым опытом в светской жизни. — Лорд Ретборо мне о вас много рассказывал, мистер Эверсли. Все его помыслы только о новом доме, проект которого вы для него разработали. Его можно понять старые дома достойны всяческого почтения, но никто не осмелится утверждать, что сумел бы достойно их содержать. Они двинулись дальше, и Луиза Арнольд представляла его то одному, то другому. Но потом они с мисс Силвер присоединились к одной компании, уже занявшей свои места. Выступления музыкантов должны были начаться, когда все рассядутся, и поэтому оживленные разговоры пока не стихали. Стивен прислушивался к рассуждениям одного из каноников, высокого, худощавого старика, который, похоже, говорил интересные вещи — если бы можно было расслышать хоть слово. Он собирался рассказать что-то об архитектуре собора, но из-за тихого голоса и легкой шепелявости расслышать можно было очень немногое. Стивен стал ждать удобного случая, чтобы сбежать. Удобный случай подвернулся, когда в зале появились мисс Оливия и мисс Кара: они пожимали руки миссис Мейхью и настоятелю, представляя им свою внучатую племянницу. На этот раз сестры были одеты по-разному. Мисс Оливия была в наряде из фиолетовой парчи с палантином из брюссельских кружев, на ее шее сияло ожерелье из очень крупных аметистов, на запястьях — парные браслеты. Корсаж платья поражал богатой отделкой. Стивену вспомнились картинки в книге старых французских сказок, он только никак не мог определить, кем бы оказалась мисс Оливия, доброй феей-крестной или злой колдуньей. Скорее все-таки феей-крестной, потому что злой колдунье полагалась свита из жаб и летучих мышей. Мисс Кара, державшаяся позади сестры, выглядела маленькой и сморщенной в своем черном бархатном платье и шали из плотных испанских кружев. На ней было одно из ранневикторианских ожерелий из мелкого жемчуга, собранного в маленькие плоские розеточки. Кандида была в белом платье — подарок тетушек, но Стивен и не думал об этом. Он просто увидел, как она прекрасна и то, что, заметив его, она улыбнулась. На щеках Кандиды играл румянец, волосы сияли в теплом свете электрических ламп. Вся обида, вся горечь от ссоры сразу улетучились. С Кандидой в комнату вошла красота. Взгляд, которым они обменялись, был долгим, но Стивен понял, что поговорить им удастся не скоро: процессию возглавляла мисс Оливия, мисс Кара шла чуть позади слева, Кандида — справа, а Дерек замыкал шествие. Несколько вежливых поклонов, учтивые фразы: «Как приятно видеть вас, леди Карадок! Позвольте представить вам мою внучатую племянницу, Кандиду Сейл… Каноник Вершуйл, мы так давно не виделись! Это наша внучатая племянница». И так далее, и тому подобное. Кандида улыбалась епископу — грузному старику с добрым лицом и внушительной фигурой — и его жене, у которых было семнадцать внуков, от этой четы веяло покоем и кротостью. Все были с Кандидой очень любезны, а кое-кто даже помнил Кандиду Беневент и сколько шуму наделала в свое время ее свадьба с Джоном Сейлом. Кандиде прежде приходилось бывать на танцевальных вечеринках, но на большой светский прием и в таком красивом старинном особняке она попала впервые. Да еще ей купили новое платье — специально для этого приема. Тетушки проявили невероятную щедрость. Они отвели Кандиду в маленький магазинчик эксклюзивного платья, и там мисс Оливия передала ее с рук на руки мадам Лурье, «которая точно определит, что вам нужно». Весьма пугающее вступление, но полностью оправдавшееся результатом. На свет божий было извлечено белое платье, и, выйдя из примерочной, Кандида услышала: «Сидит хорошо» — это сказала мисс Оливия а мисс Кара воскликнула: «О, моя дорогая, вы прелесть!» У Кандиды же просто не было слов. Она честно пыталась что-нибудь придумать, но достойных слов не находилось. Платье так ее преобразило, как может преобразить шедевр портновского искусства. Кандида покраснела и перевела счастливый, полный горячей признательности взгляд на тетушек. Однако услышав цену, просто обмерла. Но тетушки и бровью не повели. Они величаво кивнули и мисс Оливия сказала: — Очень хорошо. Можете записать это на мой счет, мадам. Кандида и Стивен смогли встретиться лишь тогда, когда прибыли последние из приглашенных. Вот-вот должен был начаться первый номер программы. Мисс Оливия и мисс Кара уже заняли свои места. Луиза Арнольд, сидевшая сзади, наклонилась и произнесла: «Моя кузина. Мод Силвер». Воспользовавшись тем, что все были сосредоточены на том, чтобы сесть поудобнее, Стивен осторожно взял Кандиду под руку и увел прочь. Это было сделано очень ловко: он занял два стула сзади, в нише у окна, достаточно далеко от тетушек и кузины Луизы. Они добрались туда как раз вовремя, приятно взбудораженные этим бегством. И тут высокий юный клирик приятным и даже несколько легкомысленным голосом объявил, что мистер и миссис Хейвард, а также мисс Стори сыграют сочиненное мистером Хейвардом Трио А-мажор. Раздались вежливые аплодисменты. Истинные любители камерной музыки затихли в предвкушении наслаждения, а те, кто таковыми себя не считал, приготовились к двадцати минутам невыносимой скуки. Трио, написанное мистером Хейвардом, оказалось не таким уж плохим. Стивен с удивлением поймал себя на том, что ему пришлась по вкусу эта музыка. В ней сочетались энергия и мелодичность, в ней звучал триумф, что очень соответствовало его настроению. Все три исполнителя играли очень хорошо. Стивену даже захотелось вытащить руку из-за локтя Кандиды, чтобы поаплодировать, но их стулья стояли так близко, что плечо девушки было почти притиснуто к его. Это была настоящая пытка, но зато они были вместе и Кандида больше на него не сердилась. Они сидели бок о бок и молчали, а комнату заполняла музыка. Когда выступление закончилось, публика разразилась шквалом аплодисментов. «Кандида!» — позвал Стивен, и она обернулась. Сидевшие впереди поднялись и заслонили их от любопытных взглядов — на минуту они как будто остались только вдвоем. Стивен коснулся ее руки и сказал: — Вы больше на меня не сердитесь? — Нет. Его голос стал тихим и отрывистым. — Не делайте этого больше. Когда вы сердитесь, со мной такое творится… — И что же именно? — Да черт знает что. — Почему? — Вы прекрасно знаете почему. — Откуда мне это знать, если вы мне ничего не сказали? — Я же вам сказал — творится черт знает что. Кандида… но вы же знаете? Неужели не знаете? Кандида отвела взгляд. На губах мелькнула улыбка. — Стивен, вам все-таки придется сказать это вслух. Люди, сидевшие перед ними, ушли, и момент был упущен. Стивен сказал гневным шепотом: — Я не могу… только не здесь. Кандида, вы же знаете, что я до смерти в вас влюблен! — Откуда же мне знать, если вы мне ничего не сказали? Стивен так волновался, что с большим трудом вникал в то, что ему говорят. Но тут же почувствовал, что рука, которой он касался, дрожала. — Вы хотите, чтобы я вам сказал? — Конечно. Их уединение кончилось — объявили перерыв на четверть часа. Все разбрелись по залу, болтали с друзьями. Стивен помог Кандиде встать со стула и отвел занавеску, прикрывавшую оконную нишу. — Давайте посмотрим на собор при лунном свете. Это должно быть прекрасное зрелище. И занавеска опущена, и они снова вдвоем, а весь остальной мир исчез. Луна и собор были тут же забыты. Вообще-то ими любовались прежде многие, но нынче было явно не до них. Луна освещала холодными лучами камни собора, и холодный камень горделиво демонстрировал всю свою красу, которую даровали ему руки мастеров, но глаза Стивена и Кандиды были заняты иным. Мисс Луиза Арнольд и мисс Силвер остались на своих местах — так же, как и тетушки Кандиды. Луиза всегда была рада перемолвиться словечком-другим со старыми друзьями. Что может быть лучше?! Отдав артистам должную дань восхищения, она прекратила аплодировать и наклонилась вперед, коснувшись руки мисс Кары. — Милая Кара! Как же давно мы не виделись! Вы были больны? Кара Беневент обернулась как-то слишком поспешно. — О нет, Луиза… Я вполне здорова. — Не может быть, — не слишком тактично заявила мисс Арнольд. Признаться, она была страшно удивлена и даже испугана: теперь никто бы не принял мисс Кару за младшую из сестер. Она всегда была невысокой и худенькой, но сейчас она выглядела крайне истощенной и сморщенной. Скулы были обтянуты желтоватой кожей, нос заострился. И этот безысходный черный цвет! Ни черный бархат, ни черное кружево не считались знаком траура даже в те дни, когда подобные ритуалы соблюдались куда рьяней, но этот строгий покрой, эти по-монашески простые складки платья, эти тяжелые испанские кружева производили поистине погребальное впечатление. Тут Луиза перевела разговор на Кандиду. — Как она хороша — поистине очаровательна! Я очень рада за вас с Оливией! Появление молодого существа совершенно преображает атмосферу в доме, вы согласны? Побледнеть сильнее мисс Кара уже не могла, она просто вся дрожала, и Луиза Арнольд поняла, что затронула неподходящую тему, напомнив об Алане Томпсоне. Она поспешила продолжить, и ее голос зазвучал чуть более пронзительно, чего раньше не бывало: — Я, например, чрезвычайно счастлива видеть в своем доме моего юного кузена, Стивена Эверсли. Вы, кажется, с ним уже встречались? Мисс Кара заметно смутилась. — О да… да… — Его мать была дочерью двоюродного брата моего папочки, епископа Бранчестера. Блестящий проповедник и известный знаток писаний отцов церкви. Кажется, его прочили в архиепископы. Папочка часто говорил об этом. Он женился на дочери лорда Денсборо, очень добродетельной, религиозной особе, но вы бы посмотрели, что на ней было одето, ужасная неряха… Но ее дочь, мать Стивена, была совсем другой, почти красавицей. Конечно, епископ был очень интересным мужчиной и очень представительным. Тем временем мисс Силвер вела светскую беседу ни о чем с мисс Оливией Беневент. Та была уверена, что осчастливила своим вниманием дальнюю, очень дальнюю родственницу Луизы. Мисс Силвер, конечно же, была на высоте, сдержанно восторгаясь красотой собора и изобилием древних исторических памятников в округе. И как бы к слову поинтересовалась: — Луиза говорила мне, что вы и сами живете в очень интересном старом поместье. Мисс Оливия важно кивнула. — Да, оно принадлежит нашему роду с незапамятных времен. — Тогда, этот дом поистине бесценное сокровище. С ним наверняка связано много воспоминаний и семейных преданий. Мисс Оливия не упустила шанса поговорить о Беневентах. Мисс Силвер слушала очень внимательно, хотя обычно эта семейная сага довольно скоро начинала утомлять даже самых терпеливых собеседников. — Так это именно ваш предок построил этот дом? Луиза рассказывала мне, что он действительно расположен под холмом, отсюда и такое говорящее название. Оригинальное место для дома. Возможно его выбрали, чтобы была естественная защита от частых здесь ветров? Ее интерес был таким неподдельным, что мисс Оливия и сама не заметила как пустилась в тонкие подробности. Дело не в ветрах, а в том, что на этом месте стоял первый родовой дом, построенный при Тюдорах, в котором Уго ди Беневенто жил до своей женитьбы на дочери соседнего землевладельца. — Она была очень богатой наследницей и, конечно, весьма желательно было обзавестись более приличествующим его положению жильем, резиденцией. Мы не имеем ни малейшего представления о том, почему было решено надстроить уже существующий дом, но именно так они и сделали. Большую часть его не тронули, и он выглядит в общем и целом так же, как выглядел в шестнадцатом веке. Именно в эту минуту она услышала имя Стивена Эверсли, произнесенное Луизой Арнольд тем самым тоном, который мисс Оливия сочла назойливым, а то, что за этим именем последовало, расценила как абсолютно недопустимую вольность. — Вы ведь дали ему полномочия на восстановление усадьбы, не так ли? Мисс Оливия вмешалась в разговор тоном непререкаемого авторитета. — Моя милая, Андерхилл не нуждается в том, чтобы его восстанавливали. Если мистер Эверсли дал вам это понять, то он глубоко заблуждался. Я уверена, что для профессионала недопустимо обсуждать с посторонними дела своего работодателя, и я весьма удивлена тем, что мистер Эверсли это сделал. Мы обратились к его дяде с тем, что дому, возможно, необходим небольшой ремонт, но вместо того чтобы приехать самому, он послал своего племянника, молодого и неопытного, на чьи суждения мы не можем полагаться с той же уверенностью. Поэтому мы информировали мистера Стивена Эверсли, что больше не нуждаемся в его услугах. Неизвестно, что Луиза Арнольд собиралась сказать в ответ. Она вспыхнула и в это время, возможно к счастью, миссис Ворбутон решила вернуться. А поскольку она была дамой весьма полной, то каждому из сидящих в этом ряду, пришлось подняться, чтобы дать ей возможность пройти. Поэтому когда Луиза смогла заговорить, то прозвучали уже хорошо обдуманные слова, она вежливо напомнила Оливии о том, что Стивену она отнюдь не посторонняя и что использовать слово «работодатель» не очень прилично в данной ситуации. Все снова расселись. Стивен и Кандида покинули нишу у окна и заняли свои места. Внимательному наблюдателю нетрудно было бы заметить, что на самом деле они не здесь, а путешествуют по некой волшебной заоблачной стране и что им слышна куда более старинная песнь, чем та, которую исполнял племянник младшего каноника. На пианино аккомпанировала статная леди в чем-то красновато-коричневом, ей вторила скрипка младшего каноника. Трио звучало прелестно, голос мальчика был звонок, как журчание лесного ручья. Но та песнь, что звучала только для Кандиды и Стивена, была куда слаще. Глава 17 Дерек пробрался через всю комнату в самый дальний угол, наименее доступный взгляду мисс Оливии. Его друзья тут тоже были, его любезно окликнула сама миссис Мейхью, бурно сожалевшая о том, что пропадает такой талант: «У вас ведь дивное туше!» Во время следующего антракта он оказался рядом с Дженни Рейнсфорд, и именно тогда мисс Оливия его и заприметила. Зрение у нее было прекрасное и расстояние не помешало ей обнаружить разительную перемену в поведении своего секретаря. Ее смутили не очаровательные улыбки всем вместе и каждому в отдельности — Дерек был общительным человеком и очень любил нравиться. Он мог улыбаться полусотне девушек, не вызвав у мисс Оливии и тени тревоги. Но ее насторожило то, что он не улыбался Дженни Рейнсфорд. Кто бы ни была эта девушка, Дерек слушал ее очень серьезно, и говорила в основном она. Мисс Оливия присмотрелась к ней внимательнее. Вроде бы ничего особенного — чуть ниже среднего роста, да и лицо вполне обыкновенное: довольно круглое, каштановые локоны, голубые глаза. На ней было одно из самых модных в этом сезоне платьев: высокий ворот, лиф из синей и черной парчи чуть спускался на бедра, юбка узкая, из черного атласа. Нахмурившись, мисс Оливия решила внести ясность в этот вопрос и, обернувшись к Луизе Арнольд, спросила, кто это «там, в дальнем конце, которая разговаривает с Дереком»? Луиза, как всегда, была во всеоружии. — А, это Дженни Рейнсфорд. — И кто такая эта Дженни Рейнсфорд? — Ну, милая Оливия, вы должны помнить ее отца, несчастного Эмброуза Рейнсфорда. Блестящий был проповедник, он был викарием в церкви Святого Луки. Сперва умерла его жена, оставив ему трех маленьких дочерей, а затем — и он сам. Я думаю, что у него не хватило бы сил жить дальше без нее. — Думаю, что девочкам пришлось трудно, — заметила мисс Оливия сухо. — Да, конечно. Дженни было семнадцать, а двум другим — и того меньше. Жить им было не на что, и Дженни устроилась работать в гараж Адамсона. Если вы когда-нибудь заходили туда, то должны были ее видеть: она отвечает на телефонные звонки, и принимает заказы, и предлагает билеты в театр — по телефону, разумеется. Мистер Адамсон говорит, что она очень деловая и расторопная, и он просто не знает, что бы без нее делал. На лице мисс Оливии отразилось крайнее неодобрение. Что это за занятие для девушки, отец которой был джентльменом! — Она выглядит куда старше семнадцати, — только и сказала она. — Ох, конечно. Сейчас ей, наверное, двадцать три или даже двадцать четыре. Вторая сестра уже вышла замуж, а Линда, которая всегда была очень умненькой, устроилась секретарем в одну солидную фирму, так что теперь Иженни не надо о них заботиться. Мисс Оливия резко оборвала разговор. Она не желала больше слышать о мисс Дженни Рейнсфорд. Если бы она могла услышать то, о чем говорили Дженни и Дерек, ее возмущение возросло бы стократ. Каждое слово, каждая интонация, выдавали их с головой. В тот момент, когда их заметила мисс Оливия, Дженни говорила: — Он сказал мне об этом только сегодня после ленча, но я думаю, что он давно намеревался… — Отойти от дел? — Не совсем так: он не хочет продолжать работать, но и все бросить на самотек тоже не хочет. — Милая, но это невозможно — либо одно, либо другое. — Ну, он считает, что возможно. И уже придумал, как это сделать. Мистер Адамсон собирается взять партнера, который будет вести дела и получать две трети прибыли. И возьмет с него взнос не больше тысячи, если поймет, что они сработаются. — О, так он все-таки собирается продолжать работать? — Ну, не то что бы работать. Ему хочется приходить сюда тогда, когда у него есть для этого настроение, и бить баклуши. Знаешь, если честно, в последнее время он не слишком себя утруждает, и дела пошли немного хуже, но это легко исправить. Это была бы замечательная возможность для кого-нибудь… Дерек, это была бы замечательная возможность для нас. — Для нас?! — Да, милый. Я не собиралась обсуждать это здесь, но просто не могу ждать другого случая. — Но я не могу. Я ничего не понимаю во всех этих дебетах-кредитах-процентах… — Но зато ты разбираешься в машинах. Мистер Адамсон частенько говорит, что ты первоклассный механик — и все благодаря армии. И ты очень хороший шофер. А что касается ведения дел — этим я занимаюсь уже давно. Тут нет ничего такого, ты быстро все поймешь, если, конечно, захочешь. — Милая, а где мы возьмем тысячу фунтов? Ее голубые глаза стали еще более серьезными. — Сколько тебе удалось накопить? — Там даже близко к тысяче не наберется. — Сколько? — Я же начал всего лишь год назад. Мне это не слишком удается. — Я спрашиваю сколько? — Ну, около четырех сотен. Теперь ее глаза улыбались. — Молодец, я даже не думала, что тебе удалось скопить так много. Ты сделал это фантастически быстро. Дженни не слишком часто его хвалила. Дерек с тоскою констатировал, что хвалить его, в сущности, было практически не за что… Но когда она все-таки это делала, он совсем терялся, чувствуя невероятное смущение. — У меня была возможность откладывать большую часть жалованья и к тому же еще сотню они подарили мне на Рождество. Дженни отвела взгляд. Она ненавидела эти подачки, которых Дерек не заработал. Она ненавидела его уютную жизнь в доме двух старых леди, она ненавидела то, что болтали на этот счет люди или что, как она думала, они могли болтать. Но она любила Дерека и верила, что он отвечает ей тем же. И что если он ее любит, то начнет по-настоящему работать — ради нее и возможности жить вместе. Нынешнее жалованье и комфортную жизнь ему придется забыть. Они должны жить своим собственным трудом. — Думаю, мы сможем это сделать. — Милая, если из десяти вычесть четыре, останется шесть. Она грустно кивнула. — Дерек, я еще не говорила тебе. Кузен Роберт Рейнсфорд завещал мне сотню фунтов. Пэг получила две сотни на свадьбу, а Линда — двести пятьдесят на обучение в колледже и поиск работы. — Тогда нам не хватает всего лишь пятидесяти фунтов. Может быть, мистер Адамсон согласиться подождать? — Мне удалось накопить пятьдесят. Дерек посмотрел на Дженни с откровенной гордостью. — Милая, ты просто чудо! Если бы я не боялся шокировать столь изысканное общество, я бы тебя зацеловал! На миг в ее глазах мелькнул смех, но они тут же снова посерьезнели. — Мистер Адамсон собирается поселиться у своей замужней дочери. Они живут в замечательном домике в паре миль отсюда, и к тому же мистер Адамсон обожает детей, так что дом в Рэтли ему тоже больше не нужен. В этом доме целых шесть комнат и нам этого хватит с лихвой. Дом разбомбило во время войны, но два года спустя он был восстановлен, так что он совсем современный — есть даже встроенные шкафы, это так удобно, будет гораздо проще поддерживать порядок. У нас будут даже занавески и ковры — совершенно бесплатно. Я сама помогала ему их выбирать, поэтому менять их не придется, а если нам понравится что-то из мебели, мистер Адамсон уступит нам намного дешевле. Это действительно чудесный шанс. Так оно и было, Дерек и сам это понимал. Счастливый случай больше никогда не постучится снова в ту дверь, которую когда-то ему не закрыли. Но он предвидел все, что произойдет, если он эту дверь откроет. Будет чертовски много тяжелой работы, а он терпеть не мог работать. А еще будет Дженни. И он вовсе не против возни с машинами, но одно дело когда это твоя собственная машина, и совсем другое — когда каждый день и с утра до ночи нужно чинить чужие «старые калоши», хозяева которых требуют, чтобы они стали как новые, и стоя над душой начинают препираться с вами, когда вы заявляете, что это невозможно. Пытливые синие глаза смотрели на него не отрываясь. Дереку казалось, что Дженни видит его насквозь и прекрасно знает, о чем он думает. За некоторые мысли ему явно было стыдно и не хотелось, чтобы Дженни тоже было стыдно за него, а потому чуть смущенно спросил: — Ты думаешь, что я могу с этим справиться? — Да, милый, — ответила Дженни. Глава 18 Вечер в доме настоятеля подошел к концу. Каждый из приглашенных выразил миссис Мейхью свое восхищение, и в большинстве своем они ничуть не лукавили. Луиза Арнольд, вернувшись домой вместе со своей кузиной, никак не хотела укладываться спать — так приятно было посидеть еще у догорающего камина в гостиной и немного посплетничать. — Я действительно совершенно очарована Кандидой Сейл, но, моя дорогая, неужели ты не заметила, что Стивен очарован тоже? Мисс Силвер улыбнулась. Она считала, что это слишком мягко сказано, но решила не уточнять. — И еще, Мод, ты заметила Дерека Бердона с той милой девушкой, о которой я тебе говорила, — Дженни Рейнсфорд? Похоже, у них был весьма серьезный разговор, я в первый раз видела Дерека таким серьезным! — Он очень красивый молодой человек. — О, он просто неотразим. И действительно он прекрасный пианист. Недостаточно благовоспитан для приемов у миссис Мейхью, но она не в силах противиться его очарованию — никто не в силах. Он ухаживает за Дженни вот уже несколько месяцев. За ними, между прочим, наблюдала Оливия Беневент и явно была не в восторге, вовсе не в восторге. Для Дерека это будет настоящий шок — ведь в Андерхилле его балуют и нежат. Не знаю, не знаю, как он сможет выпутаться из этой ситуации. Мне кажется, Оливия хочет женить его на Кандиде. Мисс Силвер была в темно-синем крепдешиновом платье. На шее — золотой медальон с инициалами ее родителей (внутри хранились пряди их волос). Этот наряд для светского раута вполне отвечал ее скромным запросам. Ради сегодняшнего музыкального вечера она сменила свои чулки из черной шерсти на тонкие шелковые (летом шерстяные чулки менялись на нитяные). Вечерний наряд дополняли почти что новые лаковые туфли. Мисс Силвер считала, что выглядит весьма неплохо, вполне нормально даже для выходов в свет. — Едва ли у мисс Оливии есть хоть малейший шанс на удачу, — несколько прямолинейно заметила она. — Молодые предпочитают решать такие вопросы самостоятельно. — О да, конечно! Но Оливия привыкла добиваться своего. Она с детства такая, и попробуй ей возразить — когда она злится, то становится просто ужасной. — Никому не дано всегда добиваться своего. — Оливия так не считает. Как же она помыкает Карой — и всегда помыкала! Мод, тебе не кажется, что она ужасно больна? Я в этом почти уверена. — Мисс Кара? Луиза Арнольд кивнула. — Выглядит кошмарно. И вся в черном, который так ей не идет, — она с удовлетворением посмотрела на свою пышную юбку из розовато-лиловой с голубым парчи. — Это, конечно, траур по поводу того, что произошло три года тому назад, когда таким странным образом исчез Алан Томпсон. Кара всегда помнила все памятные даты — огромная ошибка. Я помню, папочка всегда говорил: «зачем вытаскивать то, что уже прошло, надрывать сердце, когда милосердный Господь дал нам забвение, чтобы облегчить груз печали!» Мисс Силвер добро улыбнулась. — Ваш отец был не только человеком разумным, но и добрым христианином. Глаза Луизы Арнольд внезапно увлажнились. — О да! Мисс Оливия и мисс Кара ехали домой молча. Мисс Кара просто была измучена, а мисс Оливия молчала из-за неприятного разочарования. Дерек и Кандида, сидевшие впереди, думали каждый о своем. Если бы они ехали вдвоем, они бы нашли немало тем для разговора, но поскольку любое слово могло быть услышано тетушками, они продолжали хранить свои счастливые секреты. Когда они добрались до Андерхилла, дамы отправились в дом, а Дерек стал заводить машину в гараж. Мисс Кара поднималась по ступеням так медленно и так часто останавливалась, что Кандида обняла ее и поднялась вместе с ней. — Тетя Кара, могу я вам чем-нибудь помочь? — О нет, моя милая… не надо. Я просто посижу в своем кресле, пока не придет Анна… вызовите ее колокольчиком… Я просто немного устала — так много людей и все говорят одновременно, — она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Кандида вышла в коридор и посмотрела по сторонам: она не могла уйти, не дождавшись Анну. Но по коридору шла не Анна, а мисс Оливия в своем фиолетовом платье, сверкая золотом и аметистами, в которых играл свет. Уже не в первый раз Кандида подумала, что на ней парик — такими блестящими и не правдоподобно черными были ее волосы. Ни один локон — да что там локон, — ни один волос не выбивался из прически. Темные глаза мисс Оливии смотрели холодно. — Что вы здесь делаете? В это время всем полагается спать. Она даже не попыталась смягчить резкость своих слов. Кандида густо покраснела. — Я здесь из-за тети Кары, — сказала она. — Что с ней? — Она выглядит такой усталой. Она говорит, что придет Анна… — Анна помогает нам раздеться. Каждый вечер. Кандида почувствовала, как в ней разгорается гнев, и сказала с легким вызовом: — Мне кажется, тетя Кара нездорова — я действительно так думаю. Сегодня вечером многие говорили, что она выглядит больной. — Это их не касается. И Кандида не выдержала: — Я ухаживала за Барбарой три года. Я думаю, что тетя Кара больна. Лицо мисс Оливии внезапно исказилось, оно стало свирепым, а в глазах засверкало холодное бешенство. Рука вдруг взметнулась… Удар пришелся на щеку, а тяжелый аметистовый браслет оставил на подбородке Кандиды длинную царапину. Кандида отпрянула. Она была в таком шоке, что даже не нашлась, что сказать. Мисс Оливия произнесла звенящим от гнева голосом: — Придержи язык! Ни одна из них не замечала Анны до тех пор, пока старая служанка не метнулась между ними. С перекошенным от испуга лицом она вцепилась в руку Кандиды. — Что это? Нет, нет… ничего… я такая глупая! Уже поздно, и мисс Кара так устала! Мы все будем очень усталыми завтра утром, если не выспимся! — Да, тетя Кара очень устала, — тихо сказала Кандида. — Вам лучше пойти к ней. Мисс Оливия Беневент прошла мимо них к своей комнате и закрыла дверь. Глава 19 Кандида шла прочь. Она не хотела разговаривать с Анной — она ни с кем не хотела разговаривать. Она была слишком напугана, чтобы злиться. Эта внезапная вспышка ярости поразила девушку, поставила ее в тупик. Она настолько не вязалась с чинной сдержанностью Оливии Беневент… И главное — ни с того ни с сего… Добравшись до своей комнаты, она тут же сняла белое платье и повесила в мрачный викторианский шкаф, стоявший справа от двери. Вряд ли ей когда-нибудь снова захочется его надеть — ведь это подарок мисс Оливии. Но тут же Кандида поняла, что это вскоре забудется, и она будет помнить лишь о том, что это платье было на ней, когда Стивен сжимал ее в своих объятиях. Шок понемногу проходил. Кандида стала гадать, почему же все это произошло: она всего лишь сказала, что мисс Кара кажется больной, и получила в ответ пощечину. В этом не было ровным счетом никакого смысла. Поддаваться ярости вообще не слишком разумно, но обычно хотя бы можно понять, чем она вызвана… Кандида поднесла руку к лицу и тут же отдернула — на указательном пальце осталась кровь. Если кровь попала на платье, она не сможет больше его носить. Говорят, кровь не отстирывается, но это чушь. Почему-то Кандиде не хотелось смотреть, испачкано платье или нет. Даже если испачкано, плевать. Грань одного из аметистов браслета разрезала кожу: камни были огромными, а золотая оправа — тяжелой. Кандида приложила к порезу тряпочку, смоченную холодной водой, но кровь не останавливалась — для этого потребовалось некоторое время. Переодевшись в ночную рубашку, Кандида села у камина. Ей столько всего надо было обдумать. Стивен… Теперь ей казалось странным, что они могли друг на друга сердиться, даже ссориться. Невозможно представить, что узы, связывающие их, когда-нибудь разорвутся. Кандиде они казались прочными и сияющими — даже в первую их встречу, когда он окликнул ее из лодки. Персей, явившийся спасти прикованную к скале Андромеду. Но у него в руках не было головы Горгоны. Горгоной, чей взгляд обращал людей в камень, была Оливия Беневент. Только вместо извивающихся змей на голове у нее были волнистые аспид но черные волосы. Ее мысли все больше погружались в мир фантазий, но тут в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла Анна. С простертыми руками и глазами, полными слез, она подбежала к девушке. — О, мисс Кандида, что я могу сказать… мне так жаль, так жаль! Я должна была прийти раньше, но нужно было уложить в постель мою бедную мисс Кару. Она так устала, так измотана, она больна. И она замерзла, моя бедная мисс Кара, она была такая холодная! Я положила ей две грелки с горячей водой. Я завернула ее в теплую мягкую шаль и принесла горячего молока с бренди. Теперь она спит. И все это время дверь в комнату мисс Оливии была закрыта — я стучала, но мне никто не ответил. Я пыталась открыть, но ручка не поворачивалась — замок был заперт. Поэтому я пришла к вам, — Анна в ужасе ахнула. — Ах, у вас на лице кровь! О, моя бедная мисс Кандида! Кандида сказала: — Ничего страшного, — на ее подбородке виднелась тонкая струйка крови, но она уже начала подсыхать. Анна кудахтала над ней словно растревоженная наседка. — Это все из-за браслета. Она не хотела. Шрама не останется. — Да, конечно ничего страшного. — Она будет так расстроена, когда увидит. И ваша щека… на ней будет синяк! — Он быстро сойдет. Анна, почему она это сделала? Анна всплеснула руками. — Вы сказали что-то о мисс Каре… Я должна была вас предупредить. Но что чаще всего получается? Одни говорят либо слишком много, другие — слишком мало, ведь откуда человеку знать, что лучше? Вот я ничего не сказала, и видите, что вышло? Я при них уже сорок лет и до сих пор не знаю, что лучше! Кандида пристально посмотрела на нее. — Почему она так рассердилась? Анна всплеснула руками. — Откуда ж мне знать? Вы так и не сказали мне, что именно вы говорили. Что-нибудь о мисс Каре? — Я сказала, что она устала, и мне пришлось помочь ей подняться по ступенькам. А еще, что она больна. — Вот этого как раз и не нужно было говорить. Никому-никому не ведено этого говорить. Ох, зря я вам не сказала. Даже я, после всех этих лет… Не вы одна… недавно она ударила и меня. Никто не должен говорить, что мисс Кара больна — она этого не выносит. — Почему? — А вы не знаете? — Откуда? Для меня все это дико, дико и бессмысленно. Анна поджала губы и отвернулась, затем побрела к двери. Но вдруг вернулась — ее седые волосы разлетелись в стороны, словно пух, а лицо исказилось от волнения. — Мисс Кандида, неужели вы не понимаете, что у нее на уме? Если мисс Кара больна, то она может и умереть, и если она умрет, что тогда будет после… что останется тогда мисс Оливии? Все здесь принадлежит мисс Каре, но только до тех пор, пока она жива. Она ничего не может оставить сестре — ни одного пенни! У мисс Оливии будет достаточно, чтобы жить безбедно, но в каком-нибудь маленьком домике здесь, в Ретли! Думаете, ей это понравится? Да она этого не переживет! Ведь этот дом, и все, что в нем есть, и все деньги, и Сокровище — если, конечно, от него что-нибудь осталось, хотя откуда мне знать, тут оно или нет, — все это будет принадлежать вам! А вы говорите ей, что мисс Кара больна! И вы еще спрашиваете, почему она вас ударила! Анна повернулась и вышла из комнаты. Глава 20 Поскольку Нелли уехала, утренний чай Кандиде принесла Анна. Надо сказать, Кандида заснула вчера сразу, едва ее голова коснулась подушки, хотя была уверена, что после таких событий всю ночь не сомкнет глаз. Ее не мучили ни сны, ни кошмары, а наутро девушка проснулась с ощущением, что все, что произошло вчера вечером, осталось в далеком прошлом. Итак, рядом стояла Анна и ласково улыбалась. — Вы спали? Нет ничего лучше сна и нового дня, чтобы забыть старые обиды. Вчера вечером все устали, вот все и пошло наперекосяк. Мы злились, мы ссорились друг с другом — это очень плохо. Но сегодня все иначе — что прошло, то прошло. Кандида приподнялась в кровати, и бретелька ее ночной рубашки соскользнула с плеча. Девушка сонно посмотрела на Анну и заметила: — Не думаю, что так просто все забудется. Анна рассмеялась в ответ. — Да-да! Дождь кончился, выглянуло солнышко и поют птицы! Что толку горевать о вчерашней непогоде? Ее все равно уже нет. Если вчера шел дождь, зачем и сегодня мочить ноги. Вы ведь так и не рассказали мне, как прошел вечер. Вам понравилась музыка? Вы виделись с мистером Эверсли? Ну, я думаю, что виделись, и это тоже рассердило мисс Оливию. Она считает, что он недостаточно хорош для вас. Она хочет, чтобы вы понравились мистеру Дереку, а он понравился вам. Кандида рассмеялась. — Но мне очень нравится Дерек и надеюсь, я ему тоже. Анна покачала головой и ее седые волосы немного растрепались. — Если бы он и впрямь вам приглянулся, вы бы так не говорили! Когда девушка спокойно говорит «Мне он очень нравится», это ровным счетом ничего не значит! Но если она твердит: «Я его ненавижу» или «Я совсем о нем не думаю», вот тогда другое дело. А теперь пейте чай, а то он совсем остынет. И дайте-ка я посмотрю ваше лицо. Dio mio! note 5 Почти все зажило! Такая кожа редкость! Даже и следа не осталось! Немного крема и пудры, и ни одна душа не заметит! Note5 Боже мой! (итал.) Кандида допила чай и поставила чашку на поднос. — Анна, я не могу тут оставаться, — сказала она. Анна всплеснула руками. — Из-за того, что мисс Оливия погорячилась? Как вы думаете, сколько раз за сорок лет она ударила меня? А вам и вовсе грех дуться — дело семейное. Вы же их дитя, маленькая племянница, которую все любят и потому иногда балуют, а иногда — наказывают. Стоит ли воспринимать это всерьез? Раздувать из мухи слона? И мисс Кара расстроится, а ей это вредно. Моя бедная мисс Кара, она так настрадалась! А ведь это правда. Кандида вспомнила, какой маленькой и хрупкой казалась вчера тетушка, и ее сердце дрогнуло. Она бы не смогла скакать напролом, не оглядываясь на тех, кого сбила, особенно если это были такие же несчастные создания, как тетя Кара. Анна жалобно смотрела на нее большими темными глазами — так смотрит спаниель, выпрашивающий печенье. «Ладно уж, так и быть», — подумала Кандида и сказала: — Ладно, уговорили. Что, по-вашему, мне следует сделать: спуститься вниз и пожелать им доброго утра так, словно ничего не случилось? Анна энергично кивнула. — Это было бы очень хорошо. Да, лучше всего. Я не думаю, что мисс Оливия что-нибудь скажет про вчерашнее. А если вы ничего не скажете, — Анна молитвенно сложила руки, как бы вознося хвалу небесам, — значит, и говорить не о чем. Позавтракаете как надо, хоть спокойно поедите. Нет ничего хуже для желудка, чем ссоры за едой. Чтобы еда пошла впрок, надо говорить о хорошем, шутить, смеяться. Глядишь, и моя бедная мисс Кара малость повеселеет. Кандида рассмеялась. — Анна, не слишком ли вы меня переоценили? Но я попробую… ради тети Кары очень-очень постараюсь. Анна улыбнулась и кивнула, но вдруг улыбка исчезла. — О, моя бедная мисс Кара! — воскликнула она и быстро вышла из комнаты. При дневном свете след от удара на щеке Кандиды действительно был почти незаметен, но все же не исчез совсем, как и царапина на подбородке. Кандида, как могла густо, припудрила его, но, когда она встретила Дерека на лестнице, его брови удивленно взметнулись. — Послушайте, что вы с собой сделали? Втайне устроили пьяный дебош? Кандида приложила палец к губам. На верхней площадке лестницы послышались чьи-то шаги и вскоре появилась мисс Оливия — в прямом платье из черной шерсти, с пуговицами сверху донизу и в коротком пиджаке, сером, с фиолетовой отделкой. Ее волосы сверкали, на ее лице, обтянутом гладкой желтоватой кожей, не осталось и следа вчерашних эмоций. Она спускалась медленно и с обычным достоинством, в то время как Кандида и Дерек ждали ее внизу. Спустившись, она пожелала доброго утра сперва Кандиде, а уж потом Дереку и подставила каждому холодную щеку для поцелуя. Кандида не ожидала, что способна на такое сильное отвращение — она через силу приложилась к холодной увядшей щеке. Девушке потребовалось все ее самообладание, чтобы не отшатнуться. Хорошо, что рядом был Дерек: знал ли он что-нибудь о вчерашней ссоре или нет, он был верен себе — как обычно, разразился потоком любезных фраз. Сообщил, что день обещает быть хорошим, и очень живо описывал свои впечатления от вчерашней вечеринки. Кандида внутренне напряглась: это была не самая безобидная тема для разговора, и особенно теперь. Мисс Оливия редко пропускала что-нибудь примечательное и вполне могла видеть, как они со Стивеном скрылись за занавеской. Возможно, так оно и было, возможно, именно это привело ее в бешенство. Пусть даже она и не видела, как они сбежали на задние ряды, но она могла заметить их отсутствие и обо всем догадаться — невозможно сказать точно. Вниз спустилась мисс Кара, и ее костюм был точной копией костюма ее сестры — не слишком удачной, потому что и платье, и пиджак были слишком свободны и казалось, что мисс Кара съежилась или случайно взяла чужую одежду. После того как всем было подано, беседа потекла своим чередом. Мисс Кара сказала, что вечер был очень приятным и она рада была увидеться с Луизой Арнольд, но голос ее звучал тихо и тускло и был таким неуверенным… Мисс Оливия внезапно вскинула подбородок. — Луиза по-прежнему глупа и болтлива. Представляю, как тяжело было с ней ее отцу, канонику Арнольду. И вообще, в церковной общине всегда полно сплетников, со временем он должен был привыкнуть к этому. — А мне Луиза всегда нравилась, — заметила мисс Кара тихим, но настойчивым голосом. — И я была очень рада с ней повидаться. Она рассказала мне, что ее кузина — очень известный и талантливый детектив, но предпочитает не распространяться о своей профессии. Мисс Оливия презрительно фыркнула. — Зато Луиза с удовольствием сообщает о ее занятиях каждому встречному! Но мисс Кара настойчиво продолжала: — Ее имя Мод Силвер. Луиза говорит, что она распутала немало сложных дел, не говоря уж о том, что она замечательно вяжет — настоящая мастерица. После завтрака Дерека призвали в кабинет, чем он был весьма заинтригован. Когда сестры наконец устроились в креслах, мисс Оливия заговорила и ее тон был весьма милостивым. — Нам чрезвычайно приятно, что вы с Кандидой вплотную занялись семейными архивами, разбираете бумаги. — Если честно, у нее это получается даже лучше, чем у меня. Мисс Оливия улыбнулась. — Ну разумеется, вы будете помогать друг другу, поэтому не столь уж важно, кто сделает больше, кто меньше. Главное, что вы нашли общий язык. Мы будем очень рады, если вы станете друзьями. — Мы будем очень рады, — словно эхо вторила сестре мисс Кара. Дерек пустил в ход одну из своих самых неотразимых улыбок. — Отчего же нет, мы с ней люди вполне дружелюбные, не буки. Мисс Оливия внимательно посмотрела на Дерека. — По-вашему, Кандида — дружелюбная девушка? — О, конечно. — И привлекательная? — Да, весьма, — ответил Дерек, пытаясь сообразить, к чему они клонят. — Вчера вечером она показалась мне очень взбудораженной, у нее был счастливый вид. Могу ли я узнать, в каких вы отношениях? — В самых лучших. Хотя Дерек ничуть не лукавил, отвечая на этот вопрос, ему вдруг захотелось, чтобы разговор свернул в другое русло, и чем скорее, тем лучше. То, что последовало далее, было сказано мисс Оливией с пугающей настойчивостью: — Вам следует сделать все возможное, чтобы они стали еще лучше. И, помолчав, уточнила: — Еще лучше и более близкими. Дерек почувствовал, что ему придется прояснить ситуацию, положение было безвыходное… Мисс Кара смотрела то на него, то на сестру, но в разговор не вступала, и Дерек заговорил сам: — Я не совсем понимаю, о чем вы. Мы просто хорошие Друзья. — Я хочу сказать, что вы должны стать не просто друзьями. Ответ Дерека «Мне так не кажется» заставил мисс Оливию нахмуриться. — Кандида — из рода Беневентов, — сказала она очень твердо. — К тому же она хороша собой и мила. Со временем она получит большую часть денег и… — Тут ее голос дрогнул, но она нашла в себе силы произнести: — и Андерхилл. Снова возникла пауза. Что же ей ответить? Черт возьми! Достаточно определенно, но не слишком откровенно. Глупо обрушивать крышу над собственной головой — это плохо кончится для него и для Дженни, и для Кандиды тоже. Дерек встретил обеспокоенный взгляд мисс Кары. Ее дрожащие руки потянулись к нему и бессильно упали. «Не сердите Оливию» читалось в этом жесте, уже необязательно было произносить это вслух. — Понимаю… Мисс Оливия нахмурилась еще сильнее и резко произнесла: — Дорогой Дерек, на самом деле вы вовсе не глупы, зачем же притворяться? Вы же не отрицаете, что Кандида — очаровательная девушка, что может составить счастье любого и что вы с ней друзья. Она родом из семьи, с которой вы, смею предположить, связаны почти родственными узами приязни. Она — наследница весьма значительного состояния. Вы — наш названый племянник. Завещание нашего деда не дает возможности обеспечить вас так, как нам бы хотелось. В прежние времена, отличавшиеся более разумным подходом к жизни, мы бы просто настояли на этом браке и, уверяю вас, в конечном итоге все были бы счастливы. Но сейчас все изменилось, и все, что я могу сделать, это сообщить, сколько выгод сулит вам женитьба на нашей племяннице. Это было невозможно слушать, и Дерек возроптал: — Но, мои дорогие, Кандида относится ко мне со всем не так, она меня не любит. — Чушь! — сказала мисс Оливия. — Вы живете с ней в одном доме — у вас есть масса возможностей завоевать ее сердце. Но вы сами не желаете использовать эти возможности. Да-да, я наблюдала за вами. Вы просто тратите время. Надо действовать более энергично. Дерзайте! Дерек продолжал стоять, но теперь он отвернулся к окну. — Послушайте, вы все не правильно поняли. Кандида никогда не выйдет за меня, даже если я ее об этом попрошу. — Откуда вы знаете? Вы же не спрашивали у нее. Безусловно, Кандида сама не сделает первого шага. Она будет ждать, когда вы сами дадите ей понять, что любите ее. — Но я не люблю ее. То есть в этом смысле. Мисс Кара прижала к глазам носовой платок и сказала дрожащим голосом: — Она принесет тебе большое" счастье, мой мальчик. У нее золотое сердце. — Дорогая тетя Кара… — Я так полюбила ее, и если бы вы тоже полюбили друг друга, я бы была так счастлива. Делать было нечего. Дерек умоляюще протянул к ним руку и сказал: — Я был бы бесконечно счастлив вас порадовать, но из этого союза не выйдет ничего хорошего" потому что я люблю другую. Они, застыв, смотрели на него изумленными глазами, по щекам мисс Кары текли слезы, взгляд мисс Оливии был тяжелым и каким-то пустым. Впервые на памяти Дерека старшая из сестер заговорила первой: — О, мой дорогой мальчик! Оливия Беневент продолжала смотреть на Дерека. Молчание становилось все более зловещим. Наконец она произнесла: — Другую? Только одно слово… И затем, после очередной ледяной паузы: — Кто она? Дерек сжигал последние корабли, но больше не думал об этом. Это стоило многого — произнести имя Дженни вслух и навсегда покончить с тайнами. — Дженни Рейнсфорд, — произнес он, и мисс Оливия обрушилась на него, словно хлестнула бичом: — Девица из второразрядного гаража! — Вы ничего о ней не знаете. — Я знаю то, что мне рассказала Луиза Арнольд. — Никто в Ретли не мог рассказать вам о Дженни что-нибудь плохое — просто нечего рассказывать! Ее отец умер, и ей пришлось пойти работать, чтобы прокормить своих сестер. Если мисс Арнольд рассказывала вам о ней, то должна была рассказать и об этом. — Да, она упоминала об этом, но боюсь, что меня эти подробности не трогают. Любая девушка, оставшись без гроша, пошла бы работать. Что тут такого особенного? Могла бы выбрать и что-нибудь более приличное. Луиза, кажется, говорила, что ее отец был джентльменом. Думаю, что он был бы безмерно расстроен тем, что его дочь изменила своему сословию. Дерек прикусил губу. Спорить с тетушками по этому поводу не имело смысла: Дженни это все равно не поможет, а к нему они были добры. Он сделал шаг в сторону двери, но тут Оливия Беневент взорвалась: — И это ваша благодарность? За все, что мы для вас сделали? Вы сами не понимаете, от чего вы отказываетесь. Неужели вы считаете, что мы по-прежнему будем принимать в вас участие теперь, когда вы катитесь вниз? Или вы воображаете, что… Ее голос сорвался в крик, но тут Дерек услышал жалобный лепет мисс Кары: «Нет, о нет!» Она оперлась рукой о подлокотник своего кресла и попыталась подняться, но прежде чем ей удалось сделать шаг, она судорожно вздохнула и… стала падать вперед. Если бы Дерек стоял на прежнем месте, у него практически не было бы шансов поймать ее, но даже сейчас ему удалось подхватить ее только у самого пола. Все произошло за считанные секунды. Дерек вскрикнул, мисс Оливия тоже, и дверь немедленно открылась. На пороге стоял Джозеф. Как он свидетельствовал позднее, все, что он увидел, это мисс Кару, лежащую на полу и склонившегося над ней Дерека Бердона, и в этот момент мисс Оливия твердила всего три слова, причем очевидно, что она была на грани истерики: — Вы убили ее… вы убили ее… вы убили ее! Глава 21 Когда выяснилось, что мисс Кара не умерла, а просто упала в обморок, ее подняли и положили на массивную викторианскую кушетку. Мисс Оливия опустилась на колени рядом с кушеткой, а Джозеф отправился за Анной. Как только мисс Кара пришла в себя, Дерек отнес ее наверх. Будь на то воля мисс Оливии, она просто вышвырнула бы его из дома, и немедленно. У нее нашлись слова и для Джозефа, и для Анны, но не для Дерека — она делала вид, что просто его не видит, словно его вообще здесь не было. Кандида отправлялась на последний урок по вождению, и это был отличный повод исчезнуть на несколько часов. По дороге Дерек рассказал девушке о сцене в кабинете. — Дорогая, это было что-то невообразимое. Я и прежде видел ее в таком настроении, но, клянусь вам, ничего подобного наблюдать не приходилось. Даже представить себе не могу, что на нее нашло. — Она терпеть не может, когда ей перечат, — заметила Кандида. — Тетя Кара делает это очень редко, да и вы — не намного чаще. А потом приехала я. Меня она не слишком любит, поэтому когда я начала с ней спорить, она дико разозлилась. — Почему вы начали с ней спорить? — Я не могла по-другому — иначе я превратилась бы в бесправную рабыню! Началось с того, что ее не устроил Стивен — он всего лишь простой архитектор и мне неподобает ходить с ним на ленч или в кино. Разве я могла позволить ей продолжать в подобном тоне? — Ну… — В общем, я молчать не стала! Именно из-за своей робости бедная тетя Кара оказалась у нее под каблуком, она же совсем ее подмяла, та только поддакивает тете Оливии. Дерек пристально посмотрел — полунасмешливо, полусерьезно. — Уж не Стивен ли был тем самым яблоком раздора? Судя по вчерашнему приему у миссис Мейхью, я угадал? Кандида залилась краской. — Думаю, что да. — Ну и как? Что-нибудь определилось? — О, Дерек, да! — Все уже решено? Кандида кивнула. — Как раз вчера вечером. Дерек снял с руля левую руку и похлопал Кандиду по плечу. — Он хороший парень. Мы с Дженни тоже все решили. Рассказывая Кандиде про Дженни и их планах насчет гаража, Дерек сбавил скорость, а потом даже притормозил на поросшей травой обочине, прежде чем они въехали на окраину городка. — Я не знаю, что будет дальше. Она или сразу же меня выставит или попытается наставить на путь истинный, спасти. Я не стал говорить ей о том, что мы с Дженни собираемся стать совладельцами гаража, так что самого худшего она еще не знает. — Но вы собираетесь ей об этом рассказать? — Уж очень не хочется расстраивать тетю Кару. Кандида подумала, что это уже проблемы Дженни. Она могла бы сказать многое, но у нее хватало и своих забот, пусть Дерек сам разбирается. — Я опоздаю на занятия! Дерек повернул ключ зажигания. — Ну, я ведь не единственный, кто попался под горячую руку, не правда ли? — заметил он с шутливым злорадством. — Что вы хотите этим сказать? — Что-то вы сегодня напудрены больше, чем обычно. — Мне так не кажется. — А мне кажется. Но я все равно заметил, что на щеке у вас синяк, а на подбородке — ссадина. Однако, будучи человеком тактичным, я не стал спрашивать, откуда они у вас. Кандида вспыхнула, но ничего не ответила. Брови Дерека удивленно взлетели вверх. — Она вас… ударила? Говорил же я вам, что ваша детская откровенность до добра не доведет. — В этом нет ничего… лично вам беспокоиться не о чем. И никакого отношения к Стивену это тоже не имеет. Просто я сказала, что, по-моему, тетя Кара больна. А она действительно больна — вчера вечером мне пришлось помочь ей подняться по лестнице. Дерек тихо присвистнул. — Дорогая, я бы мог вас предупредить: на эту тему наложено табу. Я как-то раз обмолвился об этом, когда только-только появился в Андерхилле и мне расквасили нос. Кажется, тем же самым браслетом, которым раскроили ваш подбородок. Они весят не меньше, чем кандалы, но она всегда надевает их, когда хочет выглядеть величественно. Ну а теперь давайте-ка прибавим скорость. Вы сегодня увидитесь со Стивеном? — Да, мы вместе идем на ленч. Дерек рассмеялся. — А мне предстоит разговор по душам с владельцем гаража, с мистером Адамсоном. Он очень торопится все уладить — передать кому-нибудь дом и большую часть дел и немного расслабиться. Так странно было встречаться со Стивеном теперь, после того, как они объяснились. Стивен прихватил с собой все для пикника, они отправились на то самое место, где когда-то ссорились. Это было самое начало весны, когда солнце показывается не более чем на полчаса и тут же, буквально за считанные минуты, небо затягивается тучами и начинается нудный моросящий дождь. Они сидели в машине и беседовали. Не было никакой надежды, что, находясь так близко, Стивен ничего не заметит — ведь Дерек утром разглядел еле заметную припухлость, и другой оттенок кожи, и царапину, оставленную браслетом. Если не приглядываться и общаться на известном расстоянии, еще можно что-то скрыть, но расстояния практически не было, а взгляд был самым внимательным взглядом влюбленного, так что тайное сразу же стало явным. Стивен восклицал, спрашивал и… полыхал праведным гневом. — Это уже чересчур! Ты должна немедленно уехать! — О нет, мы получили помилование. — Чепуха! Она попросила у тебя прощения? Кандида рассмеялась. — Конечно нет! Я думаю, она никогда ни перед кем не извиняется. Мы просто не говорим об этом. — Она-то понятно, но что будет с тобой? — Дорогой, прекрати. Ну да, она вышла из себя. Но устраивать скандал двоюродной бабушке — это как-то неприлично. И не забывай о тете Каре. Она больна и наверняка очень несчастна, к тому же успела ко мне привязаться. Нет, Стивен, послушай, ты должен меня выслушать! Перебить под горячую руку всю посуду, пусть по всему дому валяются осколки — нет, я так не могу. Я думаю, что стоит подождать день-другой, пока все уляжется, а потом честно сказать, что я собираюсь искать работу. Стивен обнял девушку. — Тебе не нужно искать работу — найдутся и другие занятия. Утром я позвонил своему дяде и сказал, что мы помолвлены. — Так и сказал?! — Ну да. Я не привык ходить вокруг да около и щадить нервы моих родственников. Дядя сильно расчувствовался и пригласил нас в гости на следующие выходные. И еще, я думаю, что тебе лучше перебраться к кузине Луизе, пока я не закончу все свои заказы в окрестностях Ретли. — Но она мне этого не предлагала. — Еще предложит, — сказал Стивен многообещающим голосом. Глава 22 Мисс Кара с великим удовольствием полежала бы еще, чтобы Анна то и дело справлялась, что ей нужно, а Кандида и Дерек не давали бы ей скучать, но… увы! Ей было дозволено провести в спальне утро и отдохнуть днем после ленча, но к чаю она должна была спуститься. Кандида пришла справиться о ее самочувствии и слышала из-за неплотно прикрытой двери, как мисс Оливия пытается сломить сопротивление сестры. — Если тебе так плохо, что ты не в состоянии встать, мне придется послать за доктором Стоксом. Мисс Кара отвечала робко: — Он уехал. — Откуда ты знаешь? — резко спросила мисс Оливии — Луиза говорила об этом вчера. — Тогда я пошлю за его помощником. Полагаю, он вполне компетентен и наверняка Луиза сообщила тебе его фамилию. — Его фамилия Гардинер и Луиза говорит, что он очень хороший специалист, но посылать за ним нет никакой необходимости — со мной все в порядке. — Тогда ты вполне можешь спуститься. Я позвоню Анне, чтобы она помогла тебе одеться. Поскольку ее так и не заметили, Кандида решила, что ей лучше удалиться. Дерек пришел только тогда, когда все собрались перейти в гостиную. Вечер тянулся очень медленно. От скуки спасла тетя Кара, которой захотелось музыки. — Что-нибудь из этих старых добрых вальсов или дуэтов, которые вы с Кандидой исполняете вдвоем. Сев за пианино, они так и провели за ним весь вечер. Мисс Кара, умиротворенная и расслабившаяся, откинулась на спинку кресла, отбивая такт на собственном колене или мурлыкая ноту-другую еле слышным шепотом. Сославшись на то, что поздно легла вчера, она ушла наверх прежде, чем пробило десять, и мисс Оливия вышла вместе с ней. Дерек и Кандида переглянулись. — Нормально вчера добрались домой? Кандида кивнула. — Стивен подбросил меня до самых ворот. А как у вас дела? — Считайте, я уже владелец гаража. Мы с мистером Адамсоном занимались бухгалтерскими книгами. Имей он хоть каплю такта, он оставил бы все это Дженни, так ведь нет! А пока он объяснял мне, как все там у него устроено, заодно рассказал обо всем, что случилось с сотворения мира. Кандида рассмеялась. — А где в это время была Дженни? — Сидела за конторкой, приносила и уносила гроссбухи и эти острые штуковины, на которые накалывают счета, и напоминала ему обо всем, что он умудрился забыть. Знаете, она — просто гений. Мне в жизни не запомнить и половины того, что знает она. Они закрыли инструмент и вместе поднялись наверх, испытывая друг к другу такую симпатию, что Кандида не удивилась, когда Дерек обнял ее и поцеловал, пожелав спокойной ночи. Кандида уже собиралась ложится спать, когда в комнату вошла Анна. — Что-нибудь случилось? Анна всплеснула руками. — Она так печальна и все время плачет! — Но почему? Там внизу она была в хорошем настроении. Дерек играл, мы с ним пели… — Да-да… Именно поэтому… это напомнило ей прежние времена! А потом она подумала, что мистер Дерек тоже уйдет, и больше некому будет играть и петь — она решила, что вы уйдете тоже! Ей не по себе от того, что все, кого она любит, рано или поздно уходят, уходят навсегда! И еще она думает о мистере Алане, о нем и плачет! — Я пойду к ней, — сказала Кандида. Но когда они подошли к комнате мисс Кары, дверь внезапно распахнулась и оттуда вышла мисс Оливия в черной бархатной шали. Кандиде она напомнила рассерженную ворону. Она яростно топала и не менее яростно прошипела: — Ее нельзя тревожить! Я не знаю, о чем думала Анна, когда потащила вас сюда! Сейчас же отправляйтесь в свою комнату! С этими словами она захлопнула дверь. Послышался скрежет поворачивающегося в замке ключа. — Dio mio! — прошептала Анна и, схватив Кандиду за рукав, потянула ее прочь от комнаты мисс Кары. Когда они завернули за угол и вышли на лестничную площадку, старая служанка остановилась, Кандида почувствовала, как дрожит ее рука. — Я тут сорок лет… но все еще… ее боюсь… — испуганным голосом сказала Анна. Глава 23 Последнее, что слышала Кандида прежде, чем заснуть, — стук дождя об оконные стекла. Мелькнула мысль, что вода может попасть в комнату, но тут девушка провалилась в сон, и уже во сне стук капель превратился в плач, горький и безутешный. Кто плачет, Кандида не знала, как не знала и сколько времени слышит этот плач, но внезапно проснулась от сильного сквозняка — мокрые занавески хлопали на ветру. Закрыть окно оказалась непросто: на улице свирепствовала настоящая буря, и створки отчаянно сопротивлялись. Когда ей все же удалось с ними справиться, Кандида заметила, что на полу огромная лужа. В кладовке напротив ее комнаты были половые тряпки. Собрав ими воду, Кандида обнаружила, что ночная рубашка тоже намокла, ее лучше сменить. Когда наконец и пол, и она сама стали сухими, Кандида прислушалась к голосу ветра. Огромными рокочущими волнами он накатывался на старую усадьбу и жутко завывал в расщелине между домом и склоном холма. Кандида вспомнила о мисс Каре: наверняка она умирает там от страха — она ведь жаловалась, что звук ветра по ночам пугает ее, на что мисс Оливия тогда брякнула: «Чушь!» Да-да, возможно, тетя Кара уже проснулась и не смеет позвать на помощь — от комнаты сестры ее отделяла только ванная, но Кандида была отнюдь не уверена, что тетя Кара решится позвать мисс Оливию. Возможно, дверь в ее комнату до сих пор заперта. Раздумывая обо всем этом и не зная, как все-таки лучше поступить, Кандида вышла из комнаты и ощупью добралась до угла коридора. Когда она свернула за угол, свет остался позади, но девушка без особого труда добралась до лестничной площадки. Холл у подножия лестницы был погружен в море мрака. Она обошла его стороной и осторожно двинулась по коридору в сторону комнаты мисс Кары. Подойдя, девушка прислушалась — здесь, в центре дома, голос ветра звучал особенно мрачно и уныло, но из-за двери не доносилось ни звука. Даже если она позовет тетю Кару в полный голос, ее никто не услышит. Можно проверить, повернется ли ручка двери бесшумно. Кандида повернула ручку, и дверь тут же приоткрылась. Темнота в комнате была абсолютной — ни силуэтов окон, ни малейшего проблеска света, ни дуновения ветра — занавески плотно задернуты. Не было слышно даже звука дыхания — Кандида и приблизительно не могла определить положение кровати. Только тьма и завывание ветра. Время шло, а Кандида все не решалась что-то предпринять. Если мисс Кара проснулась и испугалась, то зажгла бы свет — ведь не будет же она просто так лежать в темноте. Прошло достаточно много времени прежде, чем Кандида вышла в коридор и прикрыла дверь. Она даже предположить не могла, как горько будет потом сожалеть о своей заботливости, казалось бы вполне разумной. Потом, подолгу размышляя об этом, она так и не смогла представить, что еще можно было предпринять в подобной ситуации. Только убедиться, что все в порядке. Легкий скрип закрываемой двери мог сквозь сон коснуться сознания мисс Кары, или очередной бешеный порыв ветра, или предыдущий, а может, просто ощущение присутствия Кандиды — это так и осталось тайной. Иногда самый тихий звук может потревожить сон, притом что самый дикий рев бури за окнами — оставить его безучастным. В какой-то миг этой бурной дождливой ночи Кара Беневент поднялась со своей кровати, надела тапочки и накинула халат. Неизвестно, зажигала ли она свет. Известно лишь, что она покинула свою комнату, но продолжала ли она спать или бодрствовала, никто не знает — она ушла и не вернулась. Кандида, добравшись до своей комнаты, легла и проспала до холодного, серого рассвета. А проснулась она в тот момент, когда в комнату ворвалась Анна — одетая, но без подноса с чаем в руках. По щекам старой служанки текли слезы, а глаза казались безумными. Она упала на колени рядом с кроватью и горестно всплеснула руками, еле переводя дыхание. — Мисс Кара… ох, моя дорогая мисс Кара! И зачем я ушла, почему я не осталась с ней! Кандида села на кровати. — Анна, что случилось? Тетя Кара заболела? Анна зарыдала в голос. — Если бы! Я бы тогда ухаживала за ней. Я бы оставалась рядом… я бы никогда не прибежала сюда! Она умерла! Моя мисс Кара умерла! Кандида почувствовала, как по спине ползет холод. Он сковал ее движения и заставил онеметь ее губы. Пересилив себя, она спросила: — Вы… в этом… уверены? — Стала бы я говорить такое, если бы не была уверена? И разве решилась бы оставить ее одну? Я ушла потому, что больше ничего нельзя поделать! Она лежит у лестницы и совсем не дышит! Буря напугала ее — она, бывало, ходила во сне, — она упала и ударилась головой! Эти старые дома, У них такие узкие и крутые лестницы, один страх! Она упала, бедняжка моя мисс Кара, и умерла! И как же мне теперь рассказать об этом мисс Оливии? — Она еще не знает? — Откуда же ей знать? Она ждет, Когда я принесу ей чай! Это что же? Войду к ней и скажу: «Вот ваш чай, мисс Оливия, а мисс Кара, она умерла!» Даже человек с каменным сердцем не смог бы сказать ей этого — где уж мне! Кандида быстро оделась, наскоро расчесала волосы. На ней был серый с белым свитер и серая твидовая юбка — это были самые теплые ее вещи, а девушке казалось, что вся она превратилась в ледышку. Они спустились по лестнице в холл. Мисс Кара лежала изогнувшись там, где левая стойка перил упиралась в пол. Одна ее рука была неловко подвернута, она была холодной и застывшей — не было никаких сомнений в том, что мисс Кара мертва. Кандида, опустившись на колени рядом с телом, прошептала: — Вы ее двигали? Анна опустилась рядом, на нижнюю ступеньку, наклонилась вперед, опустив голову на руки. Сдерживая рыдания, она ответила: — Нет… Нет… Я только коснулась ее щеки и руки. Но я знаю, она умерла… — Да, она умерла, и мы не должны сдвигать ее с места. — Я знаю, так полагается. — Мы должны послать за врачом. Анне наконец удалось справится с душившими ее рыданиями. — Он уехал — мисс Кара говорила об этом только вчера. Придет его помощник, доктор Гардинер. Но какой теперь от него толк? — Приведите мистера Дерека! — распорядилась Кандида. Он пришел, совершенно потрясенный, как и она сама. Они опустились на колени с двух сторон от мисс Кары, говорить старались тихо, словно та спала и они боялись ее разбудить. — Вам следует позвонить врачу и лучше сделать это сейчас. — Кто-нибудь уже рассказал… ей? — Нет, еще нет. — Кто-то из нас должен. — И кто это сделает? — всхлипывая, сказала Анна. — Придется вам, мисс Кандида, вы же родственница. Кандида сдержалась, не выпалила «Нет!». Раз должна — значит, должна, но было бы лучше, если бы мисс Оливия узнала об этом от Анны. Да, от плачущей безутешно старой служанки, которая сидит скрючившись на нижней ступеньке лестницы, а не от девчонки, которая встала между Оливией Беневент и всем тем, что Оливия Беневент привыкла считать своим. И Кандида сказала осторожно: — Анна, ведь вы прожили с ней сорок лет… — И не просите — я не могу! — простонала Анна. Воцарилась тишина, а потом послышался звук. Он донесся с верхних ступенек — это шуршала кисточка пеньюара мисс Оливии, когда она медленно спускалась вниз. Пурпурная кисточка на черно-пурпуром шнуре, и сам пеньюар тоже был пурпурным. Оливия Беневент спускалась размеренной поступью, легко касаясь перил. Ни один волосок не выбивался из ее безукоризненной прически. Ни на лице ее, ни во взгляде не отражалось никаких эмоций, но Кандида, смотревшая на нее снизу, заметила, как на шее мисс Оливии дергается жилка… Вот она остановилась, разглядывая тело своей сестры, затем спросила: — Кто из вас ее убил? Глава 24 Доктор Гардинер сидел и смотрел на инспектора Рока. Они являли собой разительный контраст: Гардинер — тощий, темноволосый, очень подвижный, и инспектор — крупный осанистый блондин, обещающий годам к пятидесяти изрядно округлиться. Но пока это был приятный тридцатишестилетний мужчина с ласковыми голубыми глазами и улыбчивым ртом. Они сидели в комнате вдвоем, но почему-то казалось, что в кабинете полно народу. Слишком много картин на стенах, слишком много фарфора и безделушек — повернуться негде. — Я настаиваю на том, что говорил прежде, — сказал Гардинер. — Если она упала с лестницы и разбила голову о ступени, то потом кто-то перевернул тело, придав ему ту позу, в которой мы ее нашли. Затылок — ну, вы же сами это видели — совершенно разбит. Но нашли ее лежащей лицом вниз, и все клянутся, что не переворачивали тело. И в самом деле, зачем им? Действия людей обычно довольно осмысленны. Если вы увидите женщину, лежащую ничком, вы, возможно, попытаетесь ее перевернуть, чтобы увидеть лицо, но если лицо видно и так, то зачем вам ее переворачивать? Абсолютно незачем. Он подтащил кресло к одному из окон и уселся, положив ногу на ногу, а Рок устроился за письменным столом мисс Оливии, развернув кресло так, чтобы видеть лицо своего собеседника. — Я не могу с уверенностью сказать, когда именно наступил момент смерти. Ваш врач после вскрытия определит это гораздо точнее. Но если и мистер Бердон, и мисс Сейл, и служанка верно назвали время, когда они ее нашли, значит, у них не было ни малейшего шанса изменить положение тела. Видите ли, это можно сделать в течение весьма ограниченного времени после смерти. Позвонили мне немногим позже половины восьмого, а сюда я приехал в десять минут девятого, и к этому моменту она была уже несколько часов мертва. Далее я не мешкая позвонил вам, и вот мы здесь. Полагаю, что остальная часть вашей бригады будет здесь с минуты на минуту. Я вам больше не нужен. — Думаю, вам стоит задержаться, пока не подъедет Блек. Возможно, он захочет вас видеть. Гардинер повел плечом. — Зачем? — Ну, вы ведь приехали первым. Кстати, — что вы об этом думаете? Гардинер снова повел плечом. — Это не мое дело. — О, это сугубо конфиденциально, не для протокола. В ответ на это заявление Гардинер криво улыбнулся. — Масса возможностей и вариантов. Мисс Оливия твердо убеждена в том, что ее сестру кто-то убил. Мисс Сейл держится очень, я бы сказал, чересчур спокойно — она явно в шоке. Бердон сильно расстроен, служанка Анна примерно в таком же состоянии. Оно и понятно: прослужила здесь сорок лет. Дворецкий — это ее муж — намного моложе, он служит тут лет пятнадцать-двадцать. Грустит, но в меру. Вот все, что я приметил. — И больше никого в доме нет? — Из живущих постоянно — никого. Приходящая женщина появилась как обычно и с ней случилась истерика. Она каждый день приезжает из Ретли. Он встал с кресла и потянулся, и в этот момент дверь открылась и в кабинет вошла Оливия Беневент. Теперь она была в своем черном на пуговицах платье, которое всегда надевала утром, но вместо вчерашнего короткого серого пиджака с фиолетовой отделкой она набросила на плечи черную шаль — все вместе выглядело воплощением глубокой скорби. Доктор Гардинер с усмешкой подумал о том, что женщины всегда — что бы ни случилось — в первую очередь думают о том, что бы им надеть. Мисс Оливия спокойно подошла к своему письменному столу, за которым расположился инспектор Рок, и холодным, очень официальным тоном спросила: — Могу я узнать, как долго вы собираетесь держать тело моей сестры на полу в холле? Инспектор встал. — Весьма сожалею, мисс Беневент, но вы сами высказали предположение, что причиной смерти вашей сестры был не несчастный случай, а убийство. Поэтому моя обязанность — проследить, чтобы тело не передвигали до тех пор, пока не будут сделаны все замеры и фотографии. Всю необходимую аппаратуру привезут с минуты на минуту. Если вы соблаговолите подождать в гостиной, я дам вам знать немедленно, как только все будет закончено. Мисс Оливия возвышалась над столом подобно монументу. — И когда вы намерены арестовать того, кто убил мою сестру? — Мисс Беневент… — Вы хотите, чтобы я сообщила вам, кто это сделал? Извольте. Только один человек был заинтересован в ее смерти — наша внучатая племянница Кандида Сейл, девушка, которую мы по доброте своей пригласили в усадьбу, поскольку она осталась совсем без средств. И она теперь унаследует Андерхилл и все, что прежде принадлежало моей сестре. Возможно, это не было вам известно. — Мисс Беневент… Она снова проигнорировала обращение инспектора с той же холодностью. — Уверяю вас, что причина именно в этом. Вы можете, если угодно, обратиться к нашему адвокату, мистеру Тамплингу, за подтверждением. Вам ли не знать, что это весьма убедительный мотив для убийства. — Это очень серьезное обвинение. У вас есть какие-нибудь веские улики? — Мотив, и его вполне достаточно. — У вас имеются доказательства? Оливия Беневент на мгновение поджала губы, затем сказала: — Позавчера мы были на приеме в доме настоятеля. Кандида встретилась там с молодым человеком, знакомство с которым мы не одобряли. По возвращении домой она поднялась наверх вместе с моей сестрой и сопровождала ее до самой двери. Возможно, моя сестра пожурила ее за поведение на приеме — этого я не знаю. Но когда я следом за ними поднялась наверх, я сразу почувствовала что что-то не так — сестра была сильно расстроена. Когда она ушла к себе, я заговорила с Кандидой. Сказала ей, что у сестры слабое здоровье и ее нельзя волновать. И знаете, что она ответила? «Какое это имеет значение? Она все равно уже старая и скоро умрет». — Она сказала именно это? Вы уверены? — Я совершенно уверена. — Это было сказано в гневе? — Это было сказано спокойно и нагло — я даже, не сдержавшись, ударила ее по щеке. Инспектор никак не отреагировал на эти слова. Это, похоже, уязвило мисс Оливию, и она топнула ногой: — Разумеется, она и сама расскажет вам об этом, но вы уверены, что она расскажет правду? Спросите у Анны. Моя сестра позвонила, и Анна как раз шла по коридору. Не знаю, как много она могла услышать, но она, несомненно, видела, что меня вынудила сделать эта девчонка. Я не привыкла к тому, чтобы в моих словах сомневались, но я понимаю, что в случае убийства желательно свидетельство другого лица. Анна и будет этим свидетелем. — Конечно. Но я снова вынужден спросить у вас: какие доказательства позволяют вам утверждать, что ваша сестра была убита? Мисс Оливия выслушала его, стоя прямо и неподвижно, черная шаль, соскользнув с плеча, упала к ее ногам. — Моя сестра была очень утомлена и рано поднялась наверх. Анна ушла, когда она уже легла. Зачем ей было вставать снова? Она не стала бы делать этого, если бы ее не уговорили, и кто еще мог уговорить ее встать, как не эта девчонка? Я знаю, что она уже пыталась увидется с моей сестрой — я услышала какой-то звук в коридоре и открыла дверь: Кандида собиралась войти в комнату Кары. Анна может это подтвердить. Она тоже была там, но, похоже, эта подлиза ее околдовала — Анна может не сказать правды. Я не стала ничего обсуждать. Когда я сказала Кандиде, что сестру не следует беспокоить, она ушла. Вас все еще удивляет моя уверенность в том, что она вернулась позже? Я не знаю, как ей удалось уговорить сестру выйти из комнаты, но абсолютно ясно, что ей это удалось, и когда сестра подошла к лестнице, ее толкнули. Она плохо себя чувствовала, и это было несложно. Вот все, что я могу сказать, — с этими словами мисс Оливия Беневент развернулась и вышла из кабинета. Доктор Гардинер присвистнул. — И что из этого следует? Так как в эту минуту прибыли полицейский врач, фотограф и еще несколько полицейских, у Рока не было возможности ответить на этот вопрос. Последовали процедуры, обычные при насильственной смерти. Фотографии и снятие отпечатков пальцев делаются прежде, чем тело будет убрано и отправлено в морг. Потом будет произведено вскрытие. Выдавшееся свободное время в самый раз подходит для беседы с теми, кто живет в этом доме. Инспектор посадил одного из молодых детективов вести записи и послал за Анной. Разговор с ней получился путаным и запутывающим. У Анны было достаточно времени, чтобы окончательно отупеть от рыданий. Да, она помнит, как хозяйки вернулись с приема у настоятеля. Ее бедная мисс Кара поднялась наверх вместе с мисс Кандидой. Мисс Оливия ушла наверх позднее. Нет, она не видела, как они вернулись и как поднялись наверх. Она вышла, когда в комнате мисс Кары зазвонил колокольчик. — Что вы увидели, когда шли по коридору? — Ничего… совсем ничего! Что я могла там увидеть? — Мисс Оливия сказала, что вы видели. Она сказала, что ударила мисс Кандиду и что вы должны были это видеть, Анна судорожно всхлипнула. — Зачем она рассказала об этом? Лучше было бы нам всем об этом забыть! — Но она действительно ее ударила? Анна всплеснула руками. — Очень уж вспыльчивая. Было дело, она и меня ударила. Если кто-нибудь говорит о мисс Каре, она этого не выносит. — Было сказано что-то о мисс Каре? — Да… о да! Она не могла этого вынести — как всегда! — Мисс Кандида сказала что-то, касающееся мисс Кары? Что именно? — Про то, что мисс Кара больна. — А было ли сказано хоть слово о том, что она умирает? Анна снова зарыдала. — О нет… нет… я не знаю… Я не знаю! Если кто-то болен, он может умереть! И она этого не вынесла — этих разговоров она не стала бы терпеть! Никто не должен говорить, что мисс Кара больна, что она устала, что она уже стара — никому не позволялось так говорить! — Мисс Сейл сказала, что мисс Кара старая? Анна посмотрела на инспектора с безмерньм удивлением. — Откуда же мне знать? — Вы слышали, как она это сказала? — Да я толком ничего не помню. Все произошло так быстро, а мисс Оливия была такая сердитая. — Слышали ли вы, как мисс Кандида говорила, что мисс Кара уже старая и скоро умрет? Анна закрыла лицо руками. — Нет… нет… нет! Я же вам сказала, что не знаю, о чем они говорили! Когда мисс Оливия в таком настроении, я вся дрожу! Да, вся дрожу, несмотря на то, что прожила в этом доме сорок лет! — Руки Анны безвольно опустились. Она смотрела на инспектора блестящими, полными слез глазами. — Мисс Кандида сказала что-то о… что мисс Кара больна или устала… я не знаю, что именно! И мисс Оливия ударила ее по щеке! Да, было очевидно, что от нее ничего больше не добьешься, сколько ни спрашивай. Инспектор перешел к вчерашнему вечеру. Анна по-прежнему была сильно взволнована, но смущена куда меньше. Мисс Кара никак не могла успокоиться, она была утомлена, плакала, и Анна решила привести к ней мисс Кандиду. — Почему? — Мисс Кара ее любила. Я думала, что если мисс Кандида придет пожелать ей спокойной ночи, это будет ей приятно. Но мисс Оливия была очень сердита. Она отослала нас и заперла дверь. — Она заперла дверь мисс Кары? Анна энергично кивнула. — Между их комнатами — ванная. Мисс Оливия заперла дверь в комнату мисс Кары и прошла к себе через ванную. — А после этого вы возвращались в комнату мисс Кары? — Нет… нет… Я больше не видела ее… до сегодняшнего утра… и она была мертва! Инспектор взял в руки карандаш и повертел его в пальцах. — Да, ведь это вы нашли ее, не так ли? Расскажите мне, как это случилось. Инспектор уже выслушал ее как только приехал в усадьбу, но неплохо было бы послушать еще раз. Рассказ, повторяемый слово в слово, мог означать, что человек просто выучил его заранее. Но необразованный свидетель часто повторяет одно и тоже оттого, что ему трудно подыскивать слова. Ну а испуганная женщина, солгав, легко забывает, что именно она говорила, и ее легко поймать на очевидных расхождениях в показаниях. То, что Анна рассказывала сейчас, очень напоминало ее прерываемый рыданиями рассказ над телом мисс Кары. — Я пришла ее будить — это было в семь часов утра. Принесла ей чай. Ей первой потому, что хотела узнать, как она спала. Вхожу, а ее нет в кровати. Ну, я подумала, что она в ванной комнате. Поставив поднос, я пошла взглянуть, но и там ее не было тоже. Тогда я прислушалась к тому, что происходит в комнате мисс Оливии — и там ни звука. Тут я решила, что мисс Кара, должно быть, пошла к мисс Кандиде. Тогда я вернулась в коридор на лестничную площадку. А там уже посмотрела вниз, в холл. Смотрю, моя мисс Кара лежит на полу — мертвая! По лицу Анны текли слезы. — Вы спустились к ней? Анна развела руками. — О да… да… Как я могла не спуститься? — Вы прикасались к ней, как-нибудь ее двигали? — Я потрогала ее руку, щеку и я теперь точно знала, что она умерла! Я видела ее бедную голову — о, Dio mio! Но я не двигала ее — я знала, что это не положено! Я пошла и привела мисс Кандиду! Инспектор Рок спросил торопливо: — Утром дверь в комнату мисс Кары была по-прежнему заперта? — Нет-нет! — горячо возразила Анна. — Значит, она сама ее открыла. Анна смотрела вниз, на свои колени. — Или мисс Оливия, — сказала она. Глава 25 Кандида вошла в комнату и села в кресло, стоящее рядом с письменным столом. Инспектора она уже видела утром, когда он только появился в доме, но молодой человек с блокнотом в руках был ей незнаком. Оба они были частью того кошмара, который этим утром заменил обитателям Андерхилла их привычную жизнь. От всего этого у Кандиды немного кружилась голова и даже слегка подташнивало. Похоже, разговор предстоял долгий, и Кандида обрадовалась возможности сесть. У инспектора был приятный голос. Он попросил Кандиду подробно рассказать обо всем, что случилось, когда они вернулись домой с музыкального вечера. — Я поднялась наверх вместе с тетей Карой. Она очень устала, и мне пришлось помочь ей подняться по лестнице. Когда мы добрались до ее комнаты, тетя Кара села, а я позвонила Анне. Тете не хотелось разговаривать, и я вышла в коридор — думала дождаться там прихода Анны, но первой появилась тетя Оливия. Она спросила, что я здесь делаю, и я ответила, что тетя Кара не очень хорошо себя чувствует, поэтому я решила дождаться прихода Анны. Ее мои слова рассердили, — Кандида замолчала и добавила, чуть-чуть замешкавшись: — Тут пришла Анна, и я отправилась в свою комнату. — Вы ничего не забыли, мисс Сейл? — спросил инспектор. Девушка была очень бледна, но внезапно ее щеки залил румянец, впрочем, через пару секунд он исчез. — Что вы имеете в виду? — Есть свидетельства того, что между вами и мисс Оливией Беневент у комнаты мисс Кары произошла ссора. Я хочу услышать, как вы относитесь к тому, что произошло. Кандида прикусила губу. — Я не хочу об этом говорить. Эта ссора не имеет ни малейшего отношения к тому… что случилось потом. — Боюсь, что мне придется просить вас все-таки рассказать об этом. — Сейчас это кажется ужасным. — В ее голосе слышалось страдание. — Я очень беспокоилась за тетю Кару. Она очень устала, я даже подумала, что она больна, а тетя Оливия этого не видит. Я сказала то, что думала, и она… очень рассердилась. — Вы не сможете точно повторить мне те слова, что сказали мисс Оливии? — Я не уверена . По-моему, я говорила, что тетя Кара выглядит очень усталой, и я думаю, что она больна. И… да-да, я еще сказала, что гости на приеме заметили это. Тетя Оливия заявила, что им следует заниматься своими делами и не совать нос в чужие. Она велела мне придержать язык… — Ее голос дрогнул. Внимательно всмотревшись в лицо девушки, инспектор заметил слабую отметину на щеке и царапину на подбородке и сказал прямо: — Это то, что она сказала. Но вы еще не рассказал", что она сделала. Она ведь что-то сделала, не так ли? В глазах Кандиды заблестели слезы и от этого они стали еще синее. — Она не выносила, когда говорили о том, что тетя Кара больна, — мне рассказала об этом Анна в тот же вечер, после. — Она вас ударила? — Пожалуйста… — Хорошо, она ведь это сделала, не так ли? Она сама говорила мне об этом, и поэтому вам незачем это скрывать. А теперь, мисс Сейл, я хочу знать, что вы такое сказали, что она так поступила? Кандида приподняла голову. — Я сказала, что тетя Кара больна. — Вы говорили, что она старая? — Нет-нет, этого я не говорила! — Или что она умрет или скоро должна умереть? — Конечно нет! — Вы в этом абсолютно уверены? — Я совершенно уверена. Те же самые слова, которые недавно произнесла мисс Оливия. Оставив эту тему, инспектор попросил ее рассказать о вчерашнем вечере. Ее описание событий почти полностью совпадало со словами Анны: Кандида отправилась в свою комнату, и за ней пришла Анна, потому что мисс Кара никак не могла успокоиться, но мисс Оливия отослала их и заперла дверь. Когда Кандида закончила, инспектор спросил: — Был ли у мисс Кары какой-нибудь повод для печали? Ее что-то тревожило? Кандида медлила с ответом. Стоит ли все выкладывать полицейскому? — Она расстроилась из-за вашей ссоры с мисс Оливией? — спросил инспектор настойчиво. — Не было никакой ссоры. — Неужели? Мисс Сейл, разве не мисс Оливия ударила вас по лицу позапрошлым вечером? Внезапно Кандиде захотелось рассказать все как на духу. — Это так, но никакой ссоры не было. Анна сказала мне, что тетя Оливия никогда больше не заговорит об этом эпизоде, и она была права. Когда тетя Оливия спускалась вниз, мы с Дереком стояли на лестнице, она поцеловала нас обоих. И я совершенно уверена, что тетя Кара не знала про… этот случай. — Тогда почему же она была расстроена? Кандида решила, что лучше рассказать правду, чем позволить инспектору строить всякие предположения. — Это из-за одного человека. Он был их секретарем до Дерека. Тетя Кара и тетя Оливия очень его любили, но он внезапно исчез примерно три года назад. Инспектор понимающе кивнул. — Томпсон, — произнес он. — Алан Томпсон. Когда я впервые приехал в Ретли, здесь было много разговоров о его исчезновении. — Предполагали, что он сбежал с бриллиантовой брошью и весьма приличной суммой денег. Тетя Кара очень его любила, и этот побег разбил ей сердце. Она была больна, тетя Оливия увезла ее за границу. Каждый год в это время она снова вспоминала о его бегстве и ей казалось, что это было вчера. Однажды я застала тетю Кару в своей комнате и она мне обо всем рассказала. Поэтому она была такой расстроенной. Анна подумала, что будет лучше, если я приду пожелать ей спокойной ночи. — Вы были в таких близких отношениях? — Я очень ее любила, — ответила Кандида. Глава 26 Инспектор Рок докладывал главному констеблю о своих соображениях: — Учитывая все обстоятельства, — должен заметить, что вряд ли это просто несчастный случай. Возьмем хотя бы положение тела, очень хорошо видное на фотографиях. Она просто не могла упасть таким образом, такое положение тела никак не стыкуется с повреждениями черепа. После вскрытия, конечно, мы будем знать больше, но думаю, что уже сейчас понятно, что она не могла просто свалиться с лестницы. Мисс Оливия Беневент очень настроена против мисс Сейл. Обвиняет ее в убийстве мисс Кары. Цель — заполучить то, что ей принадлежало. — Она действительно имеет на это право? — Да. И это, несомненно, очень болезненный момент. Мистер Дерек Бердон сообщил мне, что дед мисс Оливии и мисс Кары получил от своей матери очень много денег и завещал их, как и всю недвижимость сперва своему сыну и его наследникам мужского пола, а ежели их не будет — уже дочерям и их потомкам. У сына были только дочери: Кара, Кандида и Оливия. Если бы у Кары были дети, то все бы отошло им, в первую очередь сыновьям, а затем и дочерям — в соответствии с их возрастом. Если у нее не будет детей, все должно перейти ко второй дочери, Кандиде. Мисс Сейл — ее внучка и единственная выжившая наследница, так что она получит большую часть. — Мисс Оливия Беневент не получит совсем ничего? — Небольшой дом в Ретли и пожизненную ренту — около пятисот фунтов в год. Главный констебль знал сестер Беневент вот уже больше двадцати лет. Он никогда не ощущал желания сделать это знакомство более близким, тем не менее ярко представлял себе реакцию мисс Оливии на то, что наследство уплывает в руки внучатой племянницы. Главный констебль был большим жизнелюбом и весьма опытным в своем деле специалистом, но развлечения предпочитал более легкомысленные, чем те, что дозволялись в кругах, к которым принадлежали сестры Беневент. Он ездил на охоту, играл в очко и слыл первым танцором на всех местных вечеринках, даром что был не слишком высок. Хотя ему было уже под пятьдесят, он полагал, что может еще лет пять пожить вольной холостяцкой жизнью. Услышав ответ инспектора, он изумленно поднял бровь. — Немного жестоко по отношению к Оливии. Но пойти из-за этого на убийство!.. А как тебе девушка? — Двадцать два или двадцать три, симпатичная, тихая. Дала, как вы можете убедиться, вполне ясные и четкие показания. Служанка Анна сказала, что мисс Кара ее очень любила — это есть в ее показаниях. Когда хозяйка плакала, Анна отправилась за мисс Сейл — думала, что хозяйке будет приятно ее видеть. Мисс Сейл и сама говорила, что очень любила свою тетю. Майор Уоррендер взял отпечатанную копию показаний мисс Оливии Беневент. — Она утверждает, что разговаривала с мисс Сейл перед дверью в комнату сестры… Подождите, это случилось в тот вечер, когда был прием в доме настоятеля? Что-то о том, что не стоит ее расстраивать, и девушка ответила: «Какое это имеет значение? Все равно она старая и скоро умрет», — Уоррендер отложил бумагу в сторону. — Какие-то, прямо скажем, не девичьи рассуждения, а? — Да, сэр. — И это виляние служанки: «не сказала, что она сказала», «сказала, что она не говорила». Говорит, что не может сказать, о чем они говорили. Мне кажется, она просто боится сказать что-то невпопад, подвести мисс Оливию. А сама девушка, значит, утверждает, что просто беспокоилась за мисс Кару и сказала мисс Оливии, что ее сестра больна. Единственное, в чем их показания полностью совпадают, это в том, что мисс Оливия отвесила мисс Сейл оплеуху. Видно, племянница здорово ее разозлила, а? Обычно светские дамы рук не распускают. — Служанка утверждает, что мисс Оливия не переносила, когда кто-то говорил о нездоровье сестры. Уоррендер кивнул. — Прямо скажем, у почтенной леди имеются причуды, — заметил он. — Деспотичная натура. Вечно помыкала своей сестрой. Ничего удивительного в том, что она невзлюбила племянницу — видно, та не желает идти у нее на поводу. — Так-то оно так, но девушка — не единственная, кого она терпеть не может. Вы еще не видели показаний дворецкого — Джозефа Росси. Он, кстати, женат на Анне, служанке. Вчера утром он вошел в кабинет и стал свидетелем весьма странной сцены: это было очень похоже на ссору между мисс Оливией и Дереком Бердоном. Этот молодой человек — секретарь. Старые леди вызвали его к себе в кабинет сразу после завтрака. Мисс Кара тоже там присутствовала. Этот Джозеф говорит, что ему нужно было взглянуть на камин, но я готов побиться об заклад, что он подслушивал. Короче, он услышал, что голоса стали громче — одна из леди спросила: «Так вот какова ваша благодарность?» и как раз в ту минуту, когда дворецкий решил ретироваться и прийти позже, мисс Оливия взвизгнула, а мисс Кара крикнула: «Нет… нет!» Тут он открыл дверь и увидел, что мисс Кара лежит на полу, над ней стоит Дерек Бердон, а мисс Оливия повторяет: «Вы убили ее… Вы убили ее… Вы убили ее!» — Что-что?! — Дворецкий утверждает, будто мисс Оливия хотела женить его на мисс Сейл, но он заартачился. Они — добрые друзья, но мисс Сейл любит кого-то другого, и он — тоже. Он так прямо и заявил мисс Оливии, что обручен, намерен жениться и заняться гаражным бизнесом. Мисс Оливия вспылила, мисс Кара упала в обморок, и тут вошел Джозеф. Картина вполне ясная, так что, похоже, мистер Дерек ни на кого не нападал. Этот эпизод — хорошее объяснение тому, что мисс Оливия ударила мисс Сейл, и тому, что она заявила позже. Взгляните сюда, в самый конец страницы. — Где? Вот этот кусок? — Да, сэр. Это случилось сегодня утром. Уоррендер прочитал вслух: "Я вошел в холл и увидел мисс Кару, лежащую у подножия лестницы. Мисс Сейл стояла на коленях рядом с ней, и мистер Дерек заглядывал ей через плечо. Моя жена Анна сидела на нижней ступеньке, она плакала. Мисс Оливия в своем халате спускалась по лестнице. Спустившись в холл, она остановилась и глядя на мисс Кару сказала: «Кто из вас ее убил?» Уоррендер прервал чтение и сказал: — Быстра на выводы, а? И слишком много себе позволяет. Ну и характер… Я вот думаю, уж не сама ли она столкнула мисс Кару вниз? — Но, сэр, ей ни в коем случае не следовало этого делать, поскольку все добро перейдет к мисс Сейл. Майор Уоррендер кивнул. — Все верно. Но стремление тут же обвинить окружающих всегда меня настораживает. И он снова углубился в показания Джозефа. Глава 27 Мисс Силвер пребывала в приятном, разнеженном состоянии, которое наступает после вечернего чая. Луиза только что припомнила несколько семейных историй из числа тех, которые никогда не теряют актуальности для старых леди. Они вместе посетовали над упрямством Фанни, ввергшем ее в гибельный брак, потом вдоволь попричитали над печальными последствиями вояжа Роджера в Китай — ведь его так отговаривали. Луизе, как оказалось, были известны кое-какие деликатные подробности развода Милисенты, а еще она заверила свою кузину, что бедный Генри не покончил жизнь самоубийством, нет, это лишь досужие сплетни. Мисс Силвер вязала и слушала. Чужие рассуждения всегда интересны, благодаря Луизе она увидела трагедии Генри и Милисенты совершенно в ином свете. Мисс Арнольд как раз заметила, что «то, что сказала служанка, было, безусловно убедительно», и вдруг зазвонил телефон. Луиза, подняв трубку, услышала голос Стивена Эверсли. — Это вы, Луиза? Могу я поговорить с мисс Силвер? — Конечно, мой дорогой. Надеюсь, ничего страшного не случилось? — Боюсь, случилось. Послушайте, кузина Луиза, она ведь проводит расследования? — Кто? Мод? О да!.. Но я, право же, не знаю… Мисс Силвер отложила вязанье и направилась к телефонному аппарату. Подойдя поближе, она расслышала в трубке мужской голос и ей показалось, что говорящий очень торопится. — О нет! — отвечала в этот момент Луиза, явно чем-то потрясенная. — О да, конечно… но я и предположить не могла… Думаю, тебе лучше самому с ней поговорить. Справедливо расценив эту фразу как приглашение к действию, мисс Силвер завладела трубкой. В тот момент, когда она приложила ее к уху, Стивен Эверсли произнес: — Мне бы хотелось зайти к ней, и чем скорее, тем лучше. Тихонько кашлянув, она сказала: — Мисс Силвер у телефона. Я правильно поняла, что вы хотите меня видеть? — Да… да, если можно. — Тогда вам лучше прийти прямо сейчас. — Да, уже иду. Мисс Силвер повесила трубку. Луиза была вне себя. — Мод… Он говорит, что Кара Беневент мертва! Какой-то несчастный случай! Знаете, мне показалось, что он был сильно расстроен! И если это действительно так, то это означает, что он всерьез интересуется Кандидой Сейл! Когда Стивен наконец появился, сразу выяснилось, что тут уже нет никаких сомнений и секретов. Он сказал, что они помолвлены, и торопливо обернулся к мисс Силвер. — Мисс Силвер… Но тут в разговор вмешалась Луиза, ее голос дрожал от возбуждения: — Мой милый мальчик, что случилось? Бедная Кара! Стивен с большим удовольствием поговорил бы с мисс Силвер наедине, но это было совершенно невозможно. Кузина Луиза настолько была переполнена жаждой новостей, состраданием и добротой, что Стивену не оставалось ничего, кроме как стоически вынести это со всей любезностью, на которую он только был способен. — Меня весь день не было в гостинице, я просматривал планы поместья лорда Ретборо. Когда я вернулся, мне передали, что меня просят позвонить в Андерхилл. К телефону подошел Дерек Бердон, он рассказал мне, что мисс Кара умерла, что-то вроде несчастного случая. И позвал Кандиду. Она говорит, — тут Стивен замялся, тщательно подбирая слова, — что мисс Оливия очень расстроена. — Ах, еще бы ей не быть расстроенной! — воскликнула Луиза Арнольд. — Бедняжка Оливия! Такой для нее удар! Конечно, она помыкала Карой, но, в то же время, была очень к ней привязана! Именно поэтому она приходила в такое бешенство, когда начинали поговаривать, будто Кара собиралась замуж за Алана Томпсона! Конечно, в этом не могло быть ни капли правды, но все равно она ужасно переживала! Стивен продолжал рассказ. — А сейчас она так подавлена, что не может больше оставаться в доме. Это ее слова. — Боже мой! — Даже на одну ночь. — О, мой милый Стивен, этого не может быть? Стивен кивнул. — На самом деле она уже уехала. — Уехала? Но куда? Мисс Силвер молчала. Она просто стояла и слушала. Стивен махнул рукой. — Кажется, у нее в Ретли есть дом. Прежде его сдавали, но жильцы уехали неделю назад. Она взяла Джозефа и уехала. Анна переедет к ней позднее. — Мой милый Стивен! Теперь Стивен обращался прямо к мисс Силвер. — Вы видите, в каком положении оказалась Кандида. Она не может оставаться в одном доме с Бердоном, и я пришел просить вас об одном одолжении: просить переехать туда. Мисс Арнольд поспешила предложить свое гостеприимство. — Лучше ей переехать сюда! Только что в комнатах сделана тщательная уборка, а Элиза принесет ей грелку. Стивен был безмерно благодарен своей милой кузине и хотя был сильно подавлен, нашел в себе силы искренне ее поблагодарить. — Как это великодушно с вашей стороны! Но Кандида считает, что не должна уезжать. Я хотел сказать это сразу после того, как рассказал о нашей помолвке, но вы так за нас порадовались, так были добры… в общем, Кандида считает, что должна остаться в Андерхилле. Видите ли, она теперь считает себя ответственной за все, что происходит в усадьбе, она говорит, что это будет выглядеть словно бегство. Но кто-то должен остаться с ней, какая-нибудь почтенная леди, например мисс Силвер. Анна может уехать завтра же, а вы знаете, что обычно болтают люди. А если мисс Силвер согласиться побыть с ней, никто и слова не скажет. Мисс Силвер тут же стала убирать в сумочку вязанье. — Разумеется, мистер Эверсли. Мне только нужно собрать свои вещи. По дороге в Андерхилл Стивен высказался куда откровеннее, хоть это было не совсем честно по отношению к его кузине Луизе Арнольд. То, что она потом узнает из других источников, проконтролировать невозможно, но, по крайней мере, если она узнает о чудовищных обвинениях мисс Оливии, то хотя бы не от него. Ну а от мисс Силвер у Стивена не было никаких тайн. — Конечно же, она сошла с ума. Наверное, из-за шока… Она обвиняет Кандиду в смерти мисс Кары. Представляете?! Видите ли, полиция не считает, что это несчастный случай, и мисс Оливия утверждает, что Кандида каким-то образом подстроила падение мисс Кары с лестницы. Именно поэтому она не желает больше оставаться в доме. И, честно говоря, я рад, что ее там нет. Если мисс Оливия настолько безумна, что заподозрила Кандиду, она же просто опасна для окружающих. — Может быть, вы все-таки расскажете мне, что произошло, мистер Эверсли? — деловито спросила мисс Силвер. — Дело в том… Я не знаю… и, похоже, никто не знает. Служанка Анна сегодня в семь утра нашла мисс Кару внизу, она лежала рядом с лестницей. Затылок старой леди был разбит, и она была уже некоторое время мертва. Но лежала она лицом вниз. Их домашний врач и полицейский в один голос утверждают, что после столь сильной травмы сама она перевернуться не могла и что подобные повреждения не могут быть вызваны падением с лестницы. Мисс Оливия утверждает, что это Кандида столкнула мисс Кару, но даже если отвлечься от того, что говорить подобные вещи жестоко, нормальный человек такого никогда не скажет… это все равно полная бессмыслица, поскольку медики считают, что это чушь. В сущности, это все, что я знаю. Я дважды пытался выяснить все подробнее, сперва у Дерека Бердона, потом у Кандиды, но она не захотела обсуждать это по телефону. Мисс Силвер одобрительно кивнула — похвальное благоразумие. — Всегда лучше недосказать, чем сказать лишнее. Глава 28 Впервые мисс Силвер увидела Кандиду Сейл во время приема в доме настоятеля, она стояла на другом конце гостиной. Тогда ее глаза сияли, а на лице играл румянец. Потом они оказались рядом, это когда мисс Оливия и мисс Кара подвели девушку к Луизе Арнольд, и мисс Силвер так приятно было услышать ее свежий голосок и теплые слова Луизы в адрес той Кандиды, в честь которой ее назвали. Тогда мисс Силвер весь вечер любовалась этой прелестной девушкой. Сейчас на Кандиде было черное платье, которое она уже носила в знак траура по Барбаре. Яркий румянец поблек, в синих глазах застыло напряжение — на нее больно было смотреть. Но держалась она достойно — сказывалось воспитание: она поблагодарила мисс Силвер за то, что та приехала, и должным образом поприветствовала гостью, так что этикет был соблюден. К великой ее радости, кровать была вполне современной и к тому же согретой двумя грелками. Маленький электрокамин был включен на полную мощность. Опыт пребывания в сельских домах не позволял ей надеяться на подобную роскошь и приготовившись к отсутствию современного комфорта, она была весьма рада обнаружить, что с этим тут никаких проблем. Вечер шел своим чередом — как все вечера. Ужин приготовила Анна. Разговор, в основном, поддерживали мисс Силвер и Дерек Бердон. Стивен вернулся в Ретли, и мисс Силвер мысленно поаплодировала его благоразумию. Может, теперь Андерхилл и принадлежал Кандиде, но ни он, ни она не думали об этом очевидном факте. Прежде, при сестрах Беневент, его сюда не приглашали, тактичный и воспитанный человек не мог позволить себе воспользоваться трагическим стечением обстоятельств и ворваться в дом. Позднее мисс Силвер удалось поговорить с Анной Росси и Дереком Бердоном, оба были очень рады выговориться. Для Анны с ее постоянно распухшим лицом и красными от слез глазами было настоящим облегчением выплеснуть все, что она знала. Здесь не было ни мисс Оливии, чтобы ее одернуть, ни Джозефа, который мог унизить ее одним только взглядом, заставляющим ее тут же умолкнуть, и как обычно процедить: «Ты слишком много болтаешь, Анна». В конце концов, язык нам дан для того, чтобы говорить и, когда в доме жуть что случилось, что еще можно сделать, как дать волю слезам и словам? А если молчать и не поплакать хорошенько, сердце будто высыхает, и вы становитесь точно мертвец. Когда Анна излагала гостье свои представления о том, как нужно мыкать горе, очищающие слезы хлынули неудержимым потоком. Эта маленькая хрупкая леди так ей сочувствовала… И ведь не сочла за труд приехать в Андерхилл, чтобы заботиться о мисс Кандиде. Дерек тоже был рад шансу пооткровенничать. Он вообще был мастак поговорить и к тому же нашел в мисс Мод Силвер очень приятную собеседницу, с которой можно беседовать на любую тему — надо сказать, не он первый. Она слушала очень внимательно, вставляла сочувствующие реплики — все это весьма вдохновляло. Возможность поговорить с Кандидой Сейл представилась поздно вечером, когда они вместе поднимались по лестнице. Кандиде казалось, что этот день тянется и тянется, как тени деревьев на закате. Именно так ей казалось с того момента, как она узнала, что мисс Кары больше нет, и до того, как они с мисс Силвер поднялись в ее комнату. Естественно, Кандида выразила надежду, что там все приготовлено как надо. Обычное проявление гостеприимства, но мисс Силвер не ограничилась вежливым «да-да, спасибо». Она положила ладонь на локоть девушки и сказала самым сердечным голосом: — О да, конечно. Но я бы хотела немного с вами побеседовать. Если вы, конечно, не очень устали. Кровь прилила к щекам Кандиды. Она внезапно почувствовала, что больше не в состоянии выносить бремя тяжких мыслей, которые не оставляли ее. После того как уехал Стивен, в доме не осталось никого, кому она могла бы выговориться — разве что этой леди, человеку абсолютно постороннему. — Нет-нет, что вы. Так хорошо, что вы приехали. Я бы не осмелилась вас просить, но это все Стивен. Он сказал, что я не могу оставаться здесь одна — могут начаться сплетни. Понимаете, никто из нас до последнего момента не знал, что тетя Оливия собирается уехать. Хотя Анна и Джозеф должны были знать… Но Анну она не выпускала из своей комнаты — та паковала ее вещи, да и Джозеф был при ней. О том, что тетя Оливия уезжает, мы узнали только после пяти. Джозеф отнес вещи вниз. Затем он подъехал на машине к боковой двери и забрал ее. Анне было запрещено говорить нам что-нибудь прежде, чем они уедут. Я не знала, что мне делать. Это я должна была уехать, раз тетя Оливия не желает оставаться в одном доме со мной. Я пыталась дозвониться Стивену, но он еще не вернулся. Дерек сказал, что если я покину Андерхилл, он тоже уедет. Понимаете, тетя Оливия наговорила много всяких гадостей и обо мне, и о нем, а в доме полно ценных вещей. Потом Дерек предложил позвонить в полицию и спросить, как нам поступить. В общем, инспектор велел нам оставаться в усадьбе. Потом я дозвонилась Стивену и он сказал, что попросит вас приехать. Мисс Силвер уселась в кресло у камина. Кандида устроилась в кресле напротив и чуть наклонилась вперед. — Стивен сказал, что в основном вы все уже знаете: о моих тетушках, и об Алане Томпсоне, и об… остальном. Похоже, все это началось довольно давно. Мисс Силвер взяла свое вязанье. Со спиц свисал длинный серый чулок — второй в этой паре и уже почти законченный. — Понять, когда и с чего начинаются подобные трагедии, всегда очень непросто. Причины кроются очень глубоко. Корни зависти, обид, ненависти лежат в далеком прошлом. Что-то в душе Кандиды отозвалось на эти слова — так струна музыкального инструмента откликается на прозвучавшую вдалеке ноту. Она сказала «Да» и, как многие до нее, поняла, что проще рассказать мисс Силвер все, чем пытаться что-то скрыть. Кандида рассказала ей про Барбару, и о том как приехала в Андерхилл, и как снова встретила Стивена: «Знаете, он действительно несколько лет назад спас мне жизнь». И так далее, все до последних нескольких дней. Мисс Силвер позвякивала спицами, изредка задавая вопросы, но в основном молчала, обдумывая услышанное и делая выводы. Однажды инспектор Фрэнк Эбботт из Скотленд-Ярда, ее преданный поклонник, сказал: «Она знает людей». В другой раз он заметил, что она рассматривает человеческих особей как сквозь стеклянную стенку аквариума и «видит их насквозь». Впрочем, его склонность выражаться весьма экстравагантно была общеизвестна. Несмотря на экстравагантность формулировки, инспектор был прав. Мисс Силвер умела извлекать информацию не только из сказанного вслух. Внимания заслуживали не только слова Кандиды, но и малейшее изменение ее мимики, модуляции голоса, как произносятся то или иное имя — все подвергалось не менее скрупулезному анализу. Сцена перед дверью в комнату мисс Кары по возращении с музыкального вечера была выслушана с особым интересом. Кандида рассказывала без всяких заминок. — Анна сказала, что тетя Оливия никому не позволяла говорить, что тетя Кара больна, но я тогда этого не знала. Я действительно думала, что тетя Кара больна, и поэтому беспокоилась и сказала ей об этом. Именно тогда она… меня ударила. Мисс Силвер, конечно, уже заметила слабые следы этого удара. — Боже мой! — сказала она. Кандида тем временем продолжала рассказ. — Знаете, она меня ненавидит, но все равно она, по-моему, сошла с ума. Она ведь сказала инспектору Року, что ударила меня за то, что я заявила, будто тетя Кара уже старая и в любом случае скоро умрет. Чтобы наговорить такое, одной ненависти мало, нужно быть сумасшедшей. — Но почему она должна ненавидеть вас, моя дорогая? — Из-за усадьбы и денег. Тетя Кара рассказала мне об ужасной сцене, когда умерла их сестра Кандида. Это моя бабушка и меня назвали в ее честь. Она умерла примерно тогда же, когда скончался их отец. Так вот, когда адвокат сказал ей, что в том случае, если мисс Кара умрет бездетной, все достанется детям моей бабушки, тетя Оливия ответила, что очень надеется на то, что дети Кандиды тоже умрут, и тогда она получит свое. — Чудовищные слова. — Тетя Кара плакала, когда рассказывала об этом. Вы знаете, они были так похожи, но на самом деле совсем разные люди. Тетя Кара была несчастным запуганным существом, всю жизнь ею помыкали. Но она была доброй и в глубине души мечтала встретить кого-нибудь, кого могла бы полюбить. Она очень тяжело переживала разлуку с Аланом Томпсоном. Вы ведь знаете о нем, правда? Мисс Силвер могла бы сказать многое, но ограничилась простым «Да». Кандида продолжала свой рассказ о том, как Нелли разбудило прикосновение чьей-то холодной руки и рыдания ночью в ее комнате. — После этого она не могла больше оставаться в Андерхилле. Она переночевала у Анны и утром уехала. Я уверена, что это была бедная тетя Кара, она иногда ходила во сне. Я пыталась расспросить Анну, но она не станет говорить на эту тему. Иногда она говорит слишком много, а иногда не желает говорить вовсе. Если она не хочет говорить, это значит, что она чего-то боится. Знаете, она очень боится тети Оливии, хотя прожила с ней в одном доме столько лет. Ей страшно не хотелось отпускать Нелли, но она побоялась рассказать даже своей племяннице, что это несчастное создание — всего лишь тетя Кара, которая бродит во сне, потому что ей снится что-то печальное. Спицы мисс Силвер продолжали ритмично двигаться. На ней было темно-синее крепдешиновое платье, украшенное резной деревянной брошью-розой из мореного дуба, с ирландской жемчужиной в середине. Ее лицо с мелкими, четкими чертами выражали величайшую степень интереса. Эта пожилая леди уже не казалась Кандиде чужой. Мисс Силвер излучала доброту, надежность и здравомыслие, которые не так уж часто вам дарят посторонние люди. Откровенность, уместная лишь в семейном кругу, при общении с ней казалась абсолютно естественной. Напряжение, не оставлявшее девушку весь день, понемногу отступало. Мисс Силвер очень легко было рассказывать о самых сложных вещах, и Кандида продолжала: — Знаете, мне кажется, я поняла, почему Анна боится говорить. Ей известно, что Нелли обычно запирала дверь в свою комнату, но если тетя Кара смогла туда войти, значит есть и какой-то иной путь. Стены в старой части дома очень толстые. Думаю, что там есть тайные ходы, и тетя Оливия очень разозлится, если кто-нибудь об этом узнает. Один из них, между прочим, выходит в мою комнату. Если мисс Силвер и была удивлена, то ничем этого не выдала. Она продолжала вязать, поинтересовавшись как бы между прочим: — И как вы об этом узнали? — Кто-то прошел через мою комнату около полуночи. Я увидела полоску света в том месте, где книжные полки. Там находится дверь, но я не знаю, как ее открыть. Увидев свет, я притворилась спящей — хотя мне было очень страшно, — и кто-то прошел через комнату и вышел в коридор. — Это была мисс Кара? — Не знаю. Иногда мне кажется, что это была она, а иногда — что нет. Потому что очень уж я испугалась. Мисс Силвер кашлянула. — Еще бы. Лицо Кандиды вспыхнуло. — Это было ужасно, — сказала она. — Но если бы это была тетя Кара, я вряд ли была настолько испугана. И тот человек не ходил во сне. У него была свеча. На лице мисс Силвер отразилось легкое недоумение. — Вы сказали «у него». Кандида покраснела еще сильнее. — Я думала, что это был Джозеф, и так разозлилась, что даже вышла за ним в коридор. Но слишком поздно — кто бы это ни был, он исчез. — Почему кто-то, если он не разгуливал во сне, рискнул пройти через вашу комнату? — задумчиво спросила мисс Силвер. — Я подумала, что человек мог и не знать, куда приведет его этот ход. Если он пытался исследовать… Мисс Силвер наклонила голову. — Да, могло быть и так. После небольшой паузы Кандида заговорила снова: — Я все думаю… не упала ли тетя Кара потому, что ходила во сне. Это вполне вероятно. Понимаете, я не могу представить, что тетя Кара стала бы разгуливать в темноте, если бы бодрствовала. Но тогда я об этом не думала: ветер за окнами ревел с завываниями, очень громко. Я решила, что тетя Кара могла испугаться, и пошла к ее комнате. — Когда это случилось? — Я не смотрела на часы. Порывы ветра становились все сильнее. Я подумала, что тетя Кара может испугаться и пошла к ее комнате. — Вы вошли туда? — Не совсем. Боялась ее разбудить. Я просто стояла на пороге и слушала. Конечно, вой и свист ветра был слишком громким, чтобы можно было расслышать что-то еще, но я включила свет в конце коридора и подумала, что, если она проснулась, она сможет меня увидеть. Когда я убедилась, что тетя Кара, скорее всего, спит, я закрыла дверь и ушла. — Убедилась? — переспросила мисс Силвер. Она не сводила глаз с лица девушки. Мисс Силвер заметила, как на нем на мгновение отразилась тревога, и решила повторить вопрос: — Вы были уверены, что мисс Кара спит. А сейчас вы тоже в этом уверены? Можете ли вы быть уверенной хотя бы в том, что, когда вы стояли в дверях и прислушивались, она находилась в своей комнате? Лежащая на колене ладонь девушки внезапно сжалась в кулак. Она представила, что снова оказалась в плохо освещенном коридоре, снова ощутила босыми ногами холод каменного порога, снова вглядывалась в темноту комнаты, а в ушах ее гудели порывы ветра. В комнате стоял непроницаемый мрак, занавески были плотно задернуты. Она не могла разглядеть ни кровать, ни огромный платяной шкаф, ни отделанный мрамором умывальник — она вообще ничего не видела. Кандида сказала запинаясь: — Нет… я… не уверена… В комнате повисла тишина. Потом Кандида снова заговорила: — Мисс Силвер, инспектор сказал, что она погибла не из-за падения с лестницы, — девушка вздрогнула. — Понимаете, она лежала лицом вниз, но затылок… — Кандида замолчала, справляясь с волнением, а затем продолжила, изо всех сил стараясь говорить спокойно: — Если она не падала с лестницы, то где же она упала и как? Он сказал, что кто-то, возможно, перенес ее тело, — голос стал совсем тихим, почти шепот. — На ее тапочках была пыль, а на кисточке халата паутина — я видела, как Анна ее счищала. — Она не должна была этого делать, — сказала мисс Силвер поспешно. — Мне кажется, что в тот момент она сама не понимала, что делает — она плакала. Думаю, что ей просто хотелось хоть что-то сделать для тети Кары. Понимаете, когда происходит что-нибудь страшное, вы не думаете. По крайней мере, я сама не могла… после того, что произошло. Потом, когда инспектор сказал, что ее, должно быть, передвигали, я вспомнила про паутину и пыль и подумала… о тайных ходах… не набрела ли она на один из них, ну и упала… разбив голову. Понимаете, в этом доме столько легенд… Тетя Оливия говорила мне, что даже прикосновение к Сокровищу Беневентов может принести несчастье. Джеймс Беневент в восемнадцатом веке собрался что-то продать, всего лишь часть. И вскоре будто бы у самых дверей дома его скинула лошадь, он страшно разбил голову и вскоре умер. Прошло лет пятьдесят, и уже его внук Гью Беневент решил взять часть Сокровища. Его нашли недалеко от дома и тоже с разбитой головой. Говорили, правда, что на него напали разбойники. Я не знаю, зачем тетя Оливия обо всем этом мне рассказала, но она это сделала. И еще, когда мы с Дереком однажды разбирали старые бумаги — нам ведено было привести в порядок семейные архивы — он показал мне такой стишок: Не тронь — и не дерзай Продавать или купить, Не отдавай и не бери, Коли охота жить. Поэтому, когда я увидела тетю Кару, и эту паутину, и пыль, я подумала, не пыталась ли и она… найти Сокровище. Мисс Силвер вдруг помрачнела и даже перестала вязать. — Вы рассказали об этом инспектору? — Нет, не рассказала. Он ни о чем таком не спрашивал. Глава 29 Мисс Силвер воздержалась от комментариев. В конце концов она тут всего лишь гостья, случайно узнавшая важные подробности этого дела. Правда, Стивен Эверсли обратился к ней за помощью, но эта помощь свелась к тому, чтобы поработать компаньонкой при Кандиле Сейл, а не частным сыщиком. Его, разумеется, тревожили необоснованные обвинения мисс Оливии, и он стремился обеспечить Кандиде любую доступную защиту, раз уж в силу обстоятельств сам не мог оставаться в Андерхилле. В общем поскольку она, мисс Силвер, находится здесь на положении стража, инициативу лучше не проявлять и действовать нужно очень осмотрительно. Во всем, что касается Стивена Эверсли и Кандиды Сейл. Но мистер Панчен нанял ее. именно как сыщика в связи с исчезновением своего приемного сына Алана Томпсона. А эти два дела безусловно связаны между собой. Ведь мисс Кара была неравнодушна к пасынку мистера Панчена и даже собиралась за него замуж, Его исчезновение было тяжким испытанием для мисс Кары, Думала ли она об Алане, когда ночью бродила по этому старому дому? Бродила во сне или ей, наоборот, не спалось, и поэтому она металась из комнаты в комнату? Бродила по хорошо знакомым ей коридорам и закоулкам или наткнулась на неведомый ход? И, спрашивается, где в этом образцовом доме она ухитрилась найти пыль и паутину? Мисс Силвер устроили настоящую экскурсию по Андерхиллу. Она исходила вдоль и поперек все эти затейливо перепутанные коридоры, она заглянула в каждую комнату, в каждую кладовку — везде царил идеальный порядок: натертые до блеска полы и сияющая мебель, запах пчелиного воска и скипидара, которые не потерпит ни один паук, и ни следа пыли. То, что Анна смахнула с халата и тапок мисс Кары, явно не имело отношения ни к одному из обследованных мисс Силвер помещений. Похоже, у старого дома были свои секреты, и он надежно хранил их от чужаков. Что искала Кара Беневент и в каких потайных местах? И что она нашла? Смерть — это уж точно. Но смерть случайную или от внезапного удара, нанесенного из темноты? И чьи руки подняли ее бездыханной тело и отнесли к подножию лестницы? Мисс Силвер упорно продолжала вязать. Связав пятку носка для Джонни Бэркетта, она прошлась по списку людей, бывших в доме в ту ночь. Джозеф Росси и Анна, его жена. Старые верные слуги. Какой мотив для убийства мог быть у каждого из них? Наследство? Возможно, убийства и прежде не раз случались из-за наследства. Сорок лет службы за плечами Анны и около двадцати за плечами Джозефа. Но что только не прячется порой под пеленой лет — старая обида, медленно, незаметно растущее недовольство, зависть, злоба, жестокость самых разных видов и форм. Люди отнюдь не всегда любят друг друга только за то, что не один десяток лет прожили вместе. Близость может породить ненависть. Дерек Бердон. Приятный, милый молодой человек. Но такие приятные молодые люди не раз проматывали целые состояния. Мисс Силвер постаралась припомнить, что именно было ей о нем известно. Унаследовал от Алана Томпсона статус протеже сестер Беневент, легкую жизнь, зачастую чисто формальные обязанности и деньги, которые без особого труда сами идут к нему в карман. А потом внезапный разрыв. Он был вполне откровенен на этот счет. Его благодетельницы хотели, чтобы он женился на Кандиде, но это было исключено: Кандида помолвлена со Стивеном Эверсли, а сам он — с Дженни Рейнсфорд. Он мечтал совсем о другой жизни. «Тот старикан, у которого работает Дженни, решил выйти на пенсию. У него небольшая ремонтная мастерская. Правда, в последнее время дела там не очень, но ничего, эта беда поправима. Я немного разбираюсь в машинах, а уж Дженни в чем только не разбирается — знает все там до последней бумажки. Там есть и дом, который нужно только слегка обновить. Ну, вчера утром все это выплыло наружу, и начался ужасный скандал. Мисс Кара тут ни при чем — она только сидела и была сама не своя от этой сцены. Но мисс Оливия вошла в раж, выдала по полной программе. Знаете, иногда на нее находит, и тогда самое лучшее, что вы можете сделать, это где-нибудь спрятаться и переждать бурю. Но на этот раз мисс Кара не выдержала — упала в обморок. Джозеф вошел в комнату как раз тогда, когда мисс Оливия утверждала, что я убил мисс Кару, и, естественно, он передал ее слова полиции, так что они насели на меня с вопросами: как много я потеряю, если они меня вышвырнут, и рассчитываю ли я на что-нибудь по завещанию мисс Кары». Мисс Силвер выразительно взглянула на Дерека и спросила прямо: «А вы рассчитываете?» Дерек явно расстерялся, его шокировал ее вопрос. «Даже в голову не приходило. Никогда об этом не думал». Возможно, и правда не думал, а возможно, не признался. Есть люди, которые действительно не думают о подобных вещах. Но не меньше и таких, которые только об этом и думают. А молодой человек, собирающийся завести семью и заняться бизнесом, который в последнее время был не слишком прибыльным, с удовольствием поправил бы свои дела кстати подвернувшимся наследством. Мисс Силвер перешла к следующему имени в своем списке — к Оливии Беневент. Сестра, сумевшая взять верх над мисс Карой, бывшая для нее непререкаемым авторитетом с самого детства. Луиза Арнольд успела рассказать о ней довольно много. Обычно Луиза очень по-доброму отзывалась о людях, но для Оливии Беневент у нее почти не нашлось добрых слов. Это был портрет женщины жестокой и мстительной, сумевшей подавить более деликатную старшую сестру и отца, когда его здоровье пошатнулось, — фактически всех, кто позволял собой командовать. "Знаете, — говорила Луиза, — я думаю, отчасти поэтому Кара так привязалась к Алану Томпсону, глупышка. Он был единственным, с кем она могла поговорить по душам. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Он не мог открыто ее поддерживать — он бы побоялся сделать это, — но, судя по одному ее признанию, когда им случалось остаться наедине, он ее утешал, она даже осмеливалась жаловаться на Оливию. Представляете, какое это было облегчение? Мало того, иногда она едва не начинала жаловаться мне. Видимо, ей совсем уж было невмоготу". Мисс Силвер снова тщательно прокрутила в мыслях эти слова. Неужели в какой-то момент болезненная робкая сестра взбунтовалась, и это заставило Оливию потерять самообладание? У мисс Силвер был ряд оснований предположить, что подобная сцена действительно могла иметь место. Известно, что сердце мисс Кары принадлежало Алану Томпсону, которого она потеряла. Каким образом его вынудили или заставили силой исчезнуть, так и осталось тайной. Трудно было поверить в то, что он решился на мелкую кражу тогда, учитывая, что через несколько дней в его распоряжении оказалось бы целое состояние, принадлежащее мисс Каре. Конечно, он мог в последний момент сбежать, испугавшись этого противоестественного брака. Но стал бы он это делать? Что бы там ни было на самом деле, для мисс Кары его исчезновение стало настоящей трагедией. Теперь, три года спустя, ей предстояло пережить еще один удар. Пусть она не любила Дерека Бердона так, как покорившего ее сердце Алана Томпсона, но он все равно был ей очень дорог, и вот Оливия собралась выставить его вон. Мисс Кара была настолько расстроена, что упала в обморок. Последним подтверждением ее нервозного состояния были слова Анны о том, что она очень печальна и все время плачет. Анна даже решила привести Кандиду Сейл, только бы успокоить бедную мисс Кару. Вот они подходят к ее комнате, и тут дверь открывается и выходит Оливия Беневент. Сцена, описанная Анной, глубоко запала в память мисс Силвер: мисс Оливия в своей черной шали, топающая ногами, яростно шипящая: "Ее нельзя тревожить! Сейчас же отправляйтесь в свою комнату!" А затем дверь захлопывается перед самым лицом Кандиды. Что произошло потом? Этого не знает никто, кроме той женщины, которая закрыла и заперла дверь. Алан Томпсон ушел, Дерек Бердон уходит, а Кандида Сейл отгорожена запертой дверью. Между сестрами что-то произошло? Вполне могла возникнуть ссора, внезапно закончившаяся постыдной сценой, возможно даже неким насилием. То. что Оливия Беневент теряет все со смертью сестры — неоспоримый факт. Но женщина, ударившая по лицу свою юную племянницу и настолько потерявшая самообладание, что даже обвинила ее в убийстве, такая женщина в порыве ярости способна быть очень жестокой. Недаром говорится, что гнев лишает разума. Нельзя было исключать и куда более ужасные варианты. И мисс Силвер проанализировала и их, сочтя это совершенно необходимым. Последней кандидатурой на роль убийцы в ее списке значилась Кандида Сейл. Ее слова и поступки подверглись не менее скрупулезному разбору, чем слова и поступки остальных. Глава 30 Пожелав Кандиле спокойной ночи, мисс Силвер некоторое время продолжала сидеть у камина. По мере того как она все глубже вникала во все обстоятельства дела, одна деталь назойливо отвлекала ее от всех прочих. Как ни старалась мисс Силвер отвести ей подобающее для случайных деталей место, она снова норовила оттеснить все остальные обстоятельства и факты. А припомнилась эта деталь, когда мисс Силвер стала прикидывать, кто из обитателей Андерхилла мог поднять убитую мисс Кару на руки и перенести к лестнице. Надо сказать, деталь эта почему-то сразу произвела на мисс Силвер яркое впечатление. Потребовалось немалое усилие, чтобы избавиться от непрошеной гостьи и продолжить обдумывать все по порядку. Итак, у кого хватило бы сил перенести тело? И у Джозефа, и у Анны — без сомнения. Анна — женщина крупная, а муж ее хотя не слишком высок, но зато крепкий и жилистый. Да, хрупкая мисс Кара для любого из них была бы легкой ношей. Для Дерека, разумеется, тоже. Кандида тоже смогла бы это сделать. А вот как насчет Оливии Беневент? Могла ли она под действием страха или стресса протащить или перенести тело своей сестры хоть на какое-то расстояние? Мисс Силвер припомнила, как они пожали друг другу руки на музыкальном вечере. Пожатие мисс Оливии вспомнилось очень четко. Собственно, пожатия как такового не было, только прикосновение маленькой костлявой руки, негибкой и жесткой. Руки, похожей на птичью лапу, сухой и холодной на ощупь. Сестры казались очень похожими, но прикосновение руки мисс Кары было мягким и вялым, и очень коротким, как будто она хотела поскорей отдернуть руку. Мисс Силвер вдруг подумала, что если бы Оливия Беневент решила что-то сделать, она бы непременно добилась своего, проследила бы, как выполнено ее поручение, а мисс Кара спасовала бы перед первой же трудностью. Далее мисс Силвер принялась рассуждать о том, почему Оливия покинула Андерхилл, и немедленно та самая назойливая мысль, которую она с таким трудом прогнала прочь, возникла снова. Собственно говоря, вопрос был не только в том, почему мисс Оливия уехала из Андерхилла а почему она забрала с собой именно Джозефа. Она перебралась в вполне обставленный дом, который был ее собственностью. Жильцы оттуда съехали, и там был наведен идеальный порядок. Скорее ей требовался человек, который будет готовить пищу и прислуживать ей. Мисс Силвер не знала точно, каким образом в Андерхилле распределялись обязанности слуг. В любом случае Анна, даже в ее нынешнем расстроенном состоянии, оставалась великолепной кухаркой, о чем свидетельствовал сегодняшний ужин. Да и в качестве личной прислуги она была куда более подходящей кандидатурой, чем Джозеф. Но мисс Оливия почему-то забрала с собой Джозефа, оставив Анну в Андерхилле. Прошло еще немного времени прежде, чем мисс Силвер встала и занялась приготовлениями ко сну. Самым ответственным делом стала, как обычно, замена тоненькой, почти невидимой сеточки, поддерживавшей тщательно завитую челку, на более прочную ночную. После чего мисс Силвер аккуратно повесила на спинку удобного кресла голубой халат, отделанный вышивкой, поставила рядом черные войлочные тапочки с голубыми помпонами, включила ночник и погасила верхний свет. Она привыкла перед сном читать отрывок из Священного Писания и сейчас не стала этим пренебрегать. В том псалме, который она выбрала, был стих, который просто на удивление совпадал с ее мыслями и еще больше укрепил ее веру в то, что она называла Провидением. Он гласил: «Когда нечестивцы, мои враги и недоброжелатели, придут ко мне, чтобы вкушать мою плоть, они споткнутся и упадут». Дочитав отрывок, мисс Силвер отложила Библию в сторону. Выключив ночник, она, несмотря на пережитые треволнения, погрузилась в спокойный и здоровый сон. В трех других комнатах кто-то спал, а кто-то и нет. Дерек Бердон спал, хотя на его сердце лежал камень, от которого он никак не мог избавиться. Его давно устоявшаяся, привычная жизнь в Андерхилле разбилась вдребезги. Кончилась череда беззаботных дней, когда о дне завтрашнем можно было не беспокоиться, не было необходимости напрягаться, планировать, бороться, думать и гадать о том, что случится потом. Зачем? У него были деньги в кармане и достаточно надежная почва под ногами. Чтобы иметь все это, ему было достаточно быть самим собой — улыбаться и со всем соглашаться, играть на пианино, водить машину, быть названым племянником двух добрых старых леди. И вот теперь катастрофа, внезапно вторгшееся насилие, точно нож, пропороло эту дивную картину — мисс Кара умерла ужасной смертью, мисс Оливия ужасно изменилась. Прежде он не замечал этой стороны ее натуры и теперь был в полном шоке. Старые леди могут позволить себе покапризничать, поворчать, их надо успокаивать и утешать — это входит в правила игры. Но откровенная ярость, которую обрушила на него Оливия Беневент, просто пугала, это было нечто недоступное его пониманию. Так откровенно обнажать свою суть — это безумие, это противно человеческой природе. Это поразило его даже больше, чем смерть мисс Кары. Ошеломляющая перемена в поведении мисс Оливии была тяжела, и эта тяжесть не оставляла его даже во сне. Анна стояла на коленях и молилась. Слезы текли по лицу, губы неустанно шевелились. Время от времени она прижимала судорожно сцепленные ладони к лбу. Иногда она поднималась с колен и бродила туда-сюда по комнате, губы продолжали беззвучно твердить молитву, а грудь сотрясалась от рыданий. Она была одета в очень широкую ночную рубашку из хлопка, каких теперь давно не шьют: на нее пошло не меньше семи, а то и восьми ярдов полотна. Она спадала ровными складками, подчеркивая оливковый оттенок кожи, в то время как над головой ее сиял нимб из растрепанных снежно-белых волос. В какой-то момент она все-таки решила лечь и в изнеможении опустилась на постель, уткнувшись лицом в подушку, продолжая тихо рыдать. Наконец она заснула, но некрепко, и ее обступили сновидения. В своей полудреме она увидела именно то, чего она больше всего боялась. Если бы она бодрствовала, то могла бы закрыть глаза и отвернуться, могла приказать своим ногам унести ее прочь, а страх подгонял бы ее, заставив ускорить шаг. Она бы бежала так, как бегут люди, когда за ними по пятам гонится смерть. Но Анна спала и потому ее ноги не могли переступать быстрее, а глаза — закрыться. Вы не сможете закрыть глаза на собственные мысли, нет, не сможете, как не сможете и перегнать их, как бы быстро вы ни бежали. Анна смотрела свой сон и сердце ее замирало но при всем своем желании она не могла зажмуриться. Кандиде же наконец удалось сбросить давящий груз, который мучил ее весь этот бесконечный день. Никто и ничто не могло заставить ее пережить все сызнова — день этот миновал и уже не сможет вернуться. Рассказав все мисс Силвер, она сбросила эту немыслимую тяжесть. У Кандиды было такое чувство, что она долго-долго карабкалась на крутой холм и наконец вышла на тропу, ведущую вниз. И теперь можно не думая идти туда, куда она ведет. Кандида слишком устала, чтобы о чем-нибудь думать. Теперь нужно раздеться. Но что это там, на столике у кровати? Стакан с горячим молоком. Анна… как это мило с ее стороны… Весь день Кандида почти ничего не ела. Взяв стакан, она села у камина. Она сидит и пьет молоко — вот последнее, что Кандида запомнила… Глава 31 Пришло утро. Анна, покинув сны, надела халат с цветочным рисунком. От вчерашних слез веки припухли и покраснели. Она плохо спала, но надо было начинать новый, очень нелегкий день. Руки и ноги были как из свинца, поднос с чаем казался жутко тяжелым. Поставив его на столик, она мрачно поздоровалась с мисс Силвер и отправилась дальше, к двери в спальню мисс Кандиды. Анна постучалась, но мисс Кандида не ответила. В одной руке Анна держала чашку с чаем (поднос остался у мисс Силвер), другой она снова постучала и, не получив ответа, повернула ручку и вошла. Едва она шагнула за порог, чашка соскользнула и упала. Но, вцепившись мертвой хваткой в блюдце, Анна смотрела не на разбитую чашку и растекавшуюся лужицу чая, а на пустую, прибранную комнату. Постель была неразобрана и, похоже, в ней сегодня никто не спал — она была застелена точно так же, как вчера утром. Анна припомнила, что покрывало в головах легло не совсем ровно — уж очень у нее дрожали руки… И когда она, оглянувшись с порога, это заметила, еще подумала: «Какая теперь разница? Ведь мисс Кара умерла». Она взглянула на подушку — та лежала точно так же, как тогда. Взгляд Анны медленно переходил с постели к окну, книжным полкам, камину, туалетному столику — там белел клочок бумаги, на котором было что-то написано. Анна спешно пересекла комнату, поставила блюдце на столик, потом взяла освободившейся рукой этот листок. Чернила были смазаны, а почерк… настоящие каракули, да еще и клякса: Прощайте. Я так больше не могу. Анна продолжала смотреть на записку до тех пор, пока слова не начали расплываться перед глазами, потом отправилась обратно, тем же путем, каким пришла. На этот раз она не стала стучаться к мисс Силвер, повернула ручку и толкнула дверь, словно слепая. Мисс Силвер поставила свою чашку на поднос и взяла протянутый ей листок бумаги. Анну била крупная дрожь, и она снова начала плакать. — Она ушла! Сперва одна, а потом другая! Сначала мисс Кара, а теперь мисс Кандида! Но почему?! О Dio mio, почему?! Мисс Силвер внимательно изучала неровные каракули. — Это почерк мисс Сейл? Анна всплеснула руками. — Откуда мне знать! — Но вы же должны были его видеть! Прошу вас, сядьте и возьмите себя в руки. Вы должны были видеть почерк мисс Сейл. — Где мне его видеть? — всхлипывала Анна. — Мисс Оливия написала ей письмо, она ответила — всего одно письмо из тех, что сюда приходят! Я их не разглядываю и знать не знаю, какое от кого, какое было от мисс Кандиды! Я знаю только, что она была здесь, а теперь ее нет, и лишь Богу известно, что с ней стало и что станет со всеми нами! Мисс Силвер выбралась из кровати, запахнулась в голубой халат и надела черные войлочные туфли. Вместе с рыдающей и болтавшей без умолку Анной она вошла в комнату Кандиды. — Постель! Вы же видите — на ней не спали! Она точно в том виде, как я ее застелила! Вчера вечером мисс Кандида сказала, что она сама приготовит постель — ее и вашу и положит грелки. «У вас и так полно дел», — сказала она. Истинная правда — я же одна, попробуй все успеть! Мисс Кандида такая славная, такая добрая! И мистер Дерек тоже! Вчера вечером подошел и говорит: «Давайте я вам помогу с посудой», а я ему: «Нет-нет, мисс Оливии это не понравится», а он мне: «Милая, а мы ей не скажем». Это у них, у молодежи, манера такая, называть всех милой. Это ничего для них не значит, но он сказал так, будто всерьез, и помог мне со всеми делами. Они очень добрые: и он, и мисс Кандида. Ну почему все-все так плохо? Мисс Силвер не обратила внимания на эти причитания. Она подошла к кровати и отвернула край одеяла. В ее постели на этом месте вчера лежала грелка. В постели Кандиды грелка тоже была. Станет ли девушка, собирающаяся сбежать, класть грелку в свою постель? Мисс Силвер расхаживала по комнате взад и вперед, потом открыла дверцу шкафа. — Анна, подойдите сюда. Вот то платье, в котором она была вчера вечером, верно? Черное платье висело на вешалке. Одно плечо соскользнуло и болталось свободно. Анна судорожно вздохнула. — Да… да… точно оно… моя бедная мисс Кандида! — Тогда чего здесь не хватает? — Серая юбка и пальто… серое пальто… она надевала его, когда шла на улицу. И маленькую серую шляпку — она должна быть в ящике. Нет, она ее тоже взяла! И сумочка… ее нет! И туфли уличные… смотрите, тут только те, что были на ней вчера вечером. Она не могла уйти в них! Dio mio! Куда она ушла и почему? — Если бы она ушла, одна из дверей или хотя бы окно, были отперты. Разбудите мистера Дерека и вместе с ним осмотрите все внизу, пока я одеваюсь. Но когда Анна ушла, мисс Силвер отправилась в свою комнату далеко не сразу. Заперев дверь, она подошла к книжному шкафу и внимательно его изучила. Строго говоря, это был не книжный шкаф, а полки, вделанные в нишу между камином и стеной, где находились окна. Полки начинались у самого пола и заканчивались в двух футах от потолка. С обеих сторон нишу обрамляли узкие резные деревянные планки, а сверху — резной карниз. Мисс Силвер стояла и смотрела на эти полки. Сняв несколько книг, она обнаружила, что задняя часть полок прилегает к деревянной панели. Кандида Сейл говорила о том, что, проснувшись среди ночи, увидела сперва полоску света, а затем в нише открылась дверь. И полки, и деревянная панель в качестве задней стенки вполне могли быть сделаны именно затем, чтобы скрыть потайную дверь, но то, что эта дверь открылась, Кандиде вполне могло просто присниться. Сделав эти два вывода, мисс Силвер отправилась в свою комнату. Когда Анна привела Дерека Бердона, мисс Силвер была уже полностью одета, волосы были аккуратно заплетены и уложены двумя кольцами, а челка — убрана под сеточку. Она была одета в оливково-зеленое кашемировое платье, ныне низведенное в ранг утреннего, и теплый пушистый платок, который ее племянница Этель подарила ей на Рождество, — такой уютный и практичный. Эти лилово-пурпурные тона были необыкновенно хороши, к тому же темный платок был вежливой данью трауру, царившему в доме. Услышав звук приближающихся шагов, мисс Силвер поспешила отпереть дверь. Дерек Бердон был в своем халате — великолепно расшитом, подчеркивавшем его бледность. Он сказал, что та дверь, через которую мисс Оливия покинула Андерхилл, оставалась не только незапертой, но и распахнутой настежь. Платок, найденный неподалеку от двери, насквозь промок — всю ночь шел дождь. Анна признала в нем один из тех, которые вышила Барбара Сейл во время своей болезни. В одном из углов платка красовалась изящная заглавная буква "К". Дереку показали записку из комнаты Кандиды. Взглянув на неровные буквы, он заметил, что, да, наверное, записка действительно написана Кандидой. Мисс Силвер вопрошающе на него посмотрела. — Но ведь вы вместе разбирали семейный архив — вы должны были видеть ее почерк. — Ну да, должен был… Но видел мельком, раза два. В основном мы только сортировали и еще не дошли до той стадии, когда нужно что-то переписывать. Пока на это не хватало времени. Я что хотел сказать, мисс Силвер… неужели вы считаете, что она… действительно ушла? — Еще слишком рано делать какие-либо выводы. А вот что следует сделать немедленно, это позвонить мистеру Эверсли. Стивен поднял трубку и, услышав ее голос, едва успел сказать «Мисс Силвер…», как его тут же перебили: — Мистер Эверсли, вы можете приехать? Немедленно. — Что-нибудь не так? — поспешно спросил он. — Возникли кое-какие обстоятельства. Мне необходимо с вами встретиться. — Что-нибудь случилось? Надеюсь, не с Кандидой… Тон мисс Силвер был очень властным. — По телефону я не могу сказать больше. Буду рада, если вы приедете как можно скорее, — и мисс Силвер положила трубку, предоставив Стивену мучиться от неведения. Мисс Силвер двинулась к двери, но тут телефон зазвонил. Она потянулась за трубкой, но в последний момент передумала — будет лучше, если на следующий звонок ответит Анна. Подойдя к двери, мисс Силвер выглянула из кабинета, поискав глазами Анну. Та стояла совсем недалеко, с прижатыми к груди руками, вся обратившись в слух. Со своим обычным спокойствием мисс Силвер сказала: — Вы не спросите, кто звонит? Когда Анна двинулась к телефону, мисс Силвер последовала за ней. Встав рядом с аппаратом, она прекрасно слышала не только робкое «Кто говорит?», но и голос в трубке, несомненно принадлежащий Оливии Беневент. Он звучал абсолютно твердо и даже резко: — Это вы, Анна? — Да… да… — Почему у вас такой дрожащий голос? Что там опять случилось? Немедленно возьмите себя в руки! Я звоню сообщить, что я забыла много необходимых вещей. Джозеф привезет меня в Андерхилл утром, вы тоже поедете с нами. Когда я приеду, чтобы вы были готовы. Соберите свои вещи, чтобы сразу заняться моими. Я не желаю видеть ни мистера Дерека, ни мисс Сейл — так им и передайте! Пусть уж уважат мое желание провести в одиночестве то время, которое я пробуду там прежде, чем навсегда покинуть Андерхилл. Всю мою жизнь он был моим домом и… — Жесткий голос на мгновение пресекся, но тут же продолжил: — Я не предполагала, что придется увидеть его снова. Повразумительней объясните им, что я не желаю, чтобы они навязывали мне свое общество! Голос смолк — разговор был окончен. Щелчок в телефонной трубке означал, что связь прервалась. Руки Анны так сильно дрожали, что она уронила трубку. Глава 32 В реальной жизни не существует ни звонков, ни занавеса между актами. Бывают моменты, когда подобная пауза — просто предел мечтаний, но именно тогда нельзя себе позволить никакой передышки. Нужно застилать постели, нужно готовить еду и даже пытаться ее есть, хотя не хочется. Неодолимый никакими встрясками здравый смысл мисс Силвер неизменно подсказывал, что комнаты должны быть проветрены и убраны, кофе сварен и приготовлен обед. Поэтому к тому времени, как приехал Стивен Эверсли, все немного успокоились. Мисс Силвер сама рассказала ему, что произошло. Она показала Стивену записку, спросив, узнает ли он почерк Кандиды, и услышала в ответ, что Стивен никогда не видел почерка своей возлюбленной. — Мы виделись почти каждый день. — Губы Стивена плотно сжались, а лицо посерело и напряженно застыло, когда он вспомнил об этих встречах. — Мы никогда не писали друг другу писем — не было необходимости. А что сказал Дерек? — Он говорит, что почерк может быть ее. Он видел только черновые записи и, в основном, сделанные карандашом, когда они разбирали семейные бумаги Беневентов. — Мисс Силвер, вы ее видели, вы с ней разговаривали. Не мелькало в разговоре что-то, что выдавало ее желание уехать? Мисс Силвер мысленно вернулась к вчерашнему разговору у огня. Может ли она с уверенностью утверждать, что тогда не было сказано ничего, что подтверждало вероятность побега? Что Кандида могла уступить внезапному импульсу и покинуть Андерхилл? Она испытала жестокий шок, против нее были выдвинуты чудовищные обвинения. Было ли это возможной или, по крайней мере, правдоподобной причиной того, что девушке изменили здравый смысл и самообладание и она поддалась слепому инстинкту бежать от потенциальной опасности? Крайне неразумному и нелепому — мысленно добавила мисс Силвер. Но когда же чувство страха уступило доводам рассудка и житейской мудрости? Стивен справился с собой — он знал, о чем думает мисс .Силвер и знал, что должен дать ей время собраться с мыслями. Когда она наконец заговорила, ее голос звучал серьезно и мягко: — Мы сидели у камина в моей комнате и разговаривали довольно долго. Она рассказала мне, что госпожи Беневент были очень добры к ней до того музыкального вечера в доме настоятеля, после которого мисс Оливия ее ударила. Когда она рассказывала об этом эпизоде, она тогда сказала: — Не понимаю, как смогу остаться в этом доме. Я собиралась утром уехать — одеться и сразу уехать. Но Анна меня отговорила. Она сказала, что мисс Оливия погорячилась — такой уж у нее характер, и я больше не услышу ни слова об этом случае. Она сказала, что мисс Кара будет меня искать". И тут она осеклась и потом добавила: «Зачем я ее послушалась, надо было уехать!» — Она так сказала? Мисс Силвер наклонила голову. — Я сообщила вам именно те слова, которые произнесла Кандида. — Было что-то еще в таком роде? — Я бы не сказала. Если не считать того, что об Андерхилле она говорила с отвращением. Она говорила, что это очень старый дом и, наверное, время от времени люди бывали здесь счастливы, но мисс Оливия, похоже, помнит только тех, кто умер насильственной смертью. — Что она хотела этим сказать? — Вы слышали о Сокровище Беневентов? — И, когда Стивен кивнул, продолжала: — Похоже, существует поверье, что попытки его заполучить приносят несчастье. Двое из Беневентов, которые решились на это, умерли внезапно и не своей смертью. — То есть? — Одного скинула лошадь прямо у порога его собственного дома. Он сильно расшиб голову и так и не пришел в себя. Другой, его внук, вроде бы подвергся нападению разбойников. Его голова тоже была разбита. В глазах Стивена застыл ужас. — Что вы хотите этим сказать? — Я просто повторяю то, что сообщила мне Кандида. Я не стала ее расспрашивать — полагаю, сейчас не до старых преданий. Да и сегодня нам не стоит тратить время на обсуждение тех событий. Что нам действительно стоит сделать немедленно, так это найти потайные ходы, которые (Кандида была в этом уверена) существуют в стенах самой старой части дома. — Тайные ходы! — Кандида считала, что один из них ведет в ее комнату. Проснувшись однажды ночью, она увидела полоску света в нише между окнами и камином. В нише находятся книжные полки. Так вот, по мнению Кандиды, они загораживают дверь. Она говорила, что кто-то, выйдя оттуда, прошел через ее комнату со свечой. Конечно, это могло ей присниться, но как знать… Если дверь существует, то мы должны обнаружить ее как можно скорее. Только что звонила мисс Оливия. Она собирается приехать, чтобы забрать забытые вещи. Мы должны найти Кандиду до ее приезда. При ней ни вы, ни я не сможем продолжать поиски. Дорога каждая минута. Но судьба не подарила им даже одной минуты. Едва они успели добраться до комнаты Кандиды и устремиться к книжным полкам, как в дверь постучал Дерек Бердон. — Послушайте, — сказал он. — Только что приехала мисс Оливия. Я выглянул в окно своей комнаты и увидел, как машина подъезжает к дому. Вы знали, что она собирается приехать? — Боже мой! — воскликнула мисс Силвер. Это было самое сильное выражение эмоций, которое она себе позволяла. И тем не менее она очень смутилась от того, что оно у нее вырвалось, и поспешила ответить Дереку: — Да, она только что разговаривала с Анной по телефону, сказала, что приедет за вещами и заберет с собой ее. Дерек немного успокоился. — Ну тогда наша задача — просто не попадаться ей на глаза. Между прочим, миссис Белл не пришла. Ну, вы знаете, приходящая работница — та, что убиралась днем. Анна сказала, что она не слишком жаждет оставаться здесь — не желает иметь дело с полицией. Так что если Анна тоже уедет, мы оказываемся в слегка затруднительном положении, вам не кажется? Мисс Силвер собралась ответить, но тут из коридора донесся легкий шорох. Дерек оставил дверь приоткрытой, и все сразу услышали, что по коридору кто-то идет. И вскоре на пороге уже стояла Оливия Беневент. Вся в черном. Плотная траурная вуаль была отброшена назад — она обрамляла желтоватое лицо и складками спадала на плечи. В ее черных глазах отразилось презрение и легкая настороженность. Брови были подняты, словно в безмерном удивлении. Прежде чем заговорить, мисс Оливия тщательно выдержала паузу. — Дерек, вы все еще здесь? Мне показалось, что вы собираетесь нас покинуть… Мисс Силвер, не так ли? Луиза Арнольд представила вас на вечере в доме настоятеля. Никак не ожидала встретить здесь вас… И вы, мистер Эверсли. По-моему, мы достаточно ясно дали вам понять, что не нуждаемся более в ваших услугах. Ей ответила мисс Силвер, сохранявшая, как всегда, завидное спокойствие: — Я приехала вчера вечером, мисс Беневент, по приглашению мисс Сейл. Ее друзьям показалось не совсем приличным, чтобы молодая девушка осталась в доме одна, без опеки женщины старшего возраста. Ее спокойный взгляд встретился с дерзким, вызывающим взглядом мисс Оливии, но выдержка ей не изменила" Мисс Беневент шагнула в комнату. — Ввиду того, что мне только что рассказала Анна, мои планы изменились. Поскольку Кандида предпочла покинуть Андерхилл, у меня в этом отпала необходимость. Я велела Джозефу привезти мои вещи обратно, те, которые я увезла. Здесь со мной будет он и Анна, и миссис Белл, несомненно, вернется. Более никаких опекунов и помощников мне не потребуется. Так что присутствие мисс Силвер совсем необязательно. Что касается вас, мистер Эверсли, надеюсь, что я высказалась достаточно ясно. Ваши услуги здесь больше не требуются. В голове мисс Силвер теснились самые разные мысли. Все юридические права были не на стороне мисс Беневент — именно поэтому она покинула Андерхилл. Усадьба со всем, что в ней есть, должна перейти к Кандиде Сейл. Теперь мисс Оливия вернулась, но что позволило ей считать, что ситуация изменилась? Почему она уверенна, что место освободилось, что Кандида больше не вернется? Только подобной уверенностью можно объяснить этот надменный тон, тон хозяйки дома. — Согласитесь, что при сложившихся обстоятельствах об исчезновении мисс Сейл необходимо известить полицию, — заметила мисс Силвер, и ее невозмутимый голос чуть-чуть дрогнул. — Мисс Силвер… — не выдержал Стивен Эверсли. Оливия Беневент коротко рассмеялась. — И вы думаете, что она поблагодарит вас за это? Очевидно, мистер Эверсли так не думает. Да звоните хоть сейчас в полицию, если считаете, что это очень мудро. Думаю, что они придут к тому же выводу, что я. Я и не скрываю своего мнения: это она виновата в смерти моей сестры. Анна сказала мне, что девчонка оставила записку, которая практически равнозначна признанию: «Я больше не могу. Прощайте» — что-то в этом роде… Совершенно очевидно, что она больше не может так нагло врать. Если вы со мной не согласны, боюсь, ваши умственные способности чересчур скромны. Полиция уже знает, что ей надо делать, ведь я сделала заявление, сказала им, что эта девчонка — убийца. А теперь она взяла и сбежала. Если вы желаете воспользоваться телефоном, извольте, но после этого я прошу вас покинуть этот дом. — Мисс Беневент… Стивен не успел продолжить — рука мисс Силвер легла на его руку, и она сказала, обращаясь только к нему: — Полагаю, продолжать этот разговор не имеет смысла. Вы проводите меня к телефону? Затем она снова обратилась к мисс Оливии: — Думаю, что полиция захочет встретиться с теми из нас, кто провел ночь в этом доме. Ни я, ни мистер Эверсли не можем принять ваши домыслы относительно причин исчезновения мисс Сейл. Дерек Бердон предпочел держаться в тени. Как только пришла мисс Оливия, он стал пробираться к двери. Когда мисс Силвер и Стивен покинули комнату, он ждал их снаружи. В трех милях от Андерхилла, в Ретли, инспектора Рока позвали к телефону. Глава 33 Кандида открыла глаза в полной темноте. Мгновенное осознание этой темноты коснулось ее и пропало. Но когда она снова очнулась, первая ее мысль была именно о темноте… Прошло еще какое-то время, и возникла та же мысль, но уже в виде вопроса: темно, до чего же темно… но почему? Постепенно вопрос стал более настойчивым, хотелось найти ответ. Света не было совсем — тьма казалась абсолютной. Даже самой глухой полночью существуют какие-то оттенки, на месте окон тьма бывает менее плотной. Если, конечно, на окнах не очень плотные шторы и если они не задернуты. Но она никогда не задергивала шторы и не закрывала на ночь окна. Она должна видеть два узких длинных прямоугольника на стене слева, похожих на картины. Кандида была уверена, что лежит на спине. Если она хочет увидеть окна, нужно повернуться на левый бок. Это оказалось не так просто — тело не повиновалось ей, словно было совсем чужим. Она все-таки добилась своего, но почему-то все равно не могла разглядеть во тьме ни малейшего проблеска, ни намека на очертания окон на этой сплошной стене. Вопрос в ее голове звучал все настойчивее. Постепенно сознание прояснялось, головокружительные провалы становились все короче и подступали все реже. Теперь она чувствовала, что кровать очень жесткая. Куда-то пропала подушка. Кандида протянула руку и попыталась ощупью найти ее. Рука коснулась холодной твердой поверхности, которая точно не могла быть постелью. Она была холодной, жесткой, сырой. Это был камень. Кандида попыталась было сесть, но у нее снова закружилась голова. С третьей попытки ей удалось встать на четвереньки — голова болела, но больше не кружилась. Ее ладони упирались в каменный пол. Собравшись с силами, она рывком села, теперь уже одной рукой опираясь о камень. В какой-то момент ее захлестнул всепоглощающий страх, но теперь он миновал. Над ее головой было пространство — значит она не замурована. Значит, она не погребена заживо. Она подняла левую руку над головой. Ничего, только темнота и воздух. Ничего, что помешало бы ей подняться на ноги. Но пока она еще не была готова к этому. Кандида по-прежнему могла сидеть только опираясь на руку. Наконец она села прямо и попыталась мыслить связно. Последнее, что она помнила, это как она пьет молоко, оставленное Анной у ее кровати, и больше ничего. Кандида провела рукой по одежде. Вчера вечером на ней было черное платье. Но это было не оно. И не ночная рубашка. Она нащупала шелковую сорочку и лацкан пиджака. Кто-то снял с нее платье и переодел. Кандида признала свои серые пиджак и юбку и пальто. На ней была даже серая шляпка. Кандида ничего не могла понять. Она в уличной одежде, но находится в доме. Почему? Ерунда какая-то… И туфли тоже были уличные. Зачем же она их надела? Ответ был пугающе ясным: «Я этого не делала». И после небольшой паузы: «Это сделал кто-то другой». Другого варианта не было. Кто-то подмешал в молоко снотворного, переодел ее и принес сюда. Но почему? Ответ напрашивался сам собой: «Чтобы от меня избавиться». Кандида опустила голову на руки и попыталась сосредоточиться. Как тяжело не видеть совсем ничего! Отталкивать прочь эту стену мрака и чувствовать, как она снова тебя обволакиет как воздух, как вода, как сам ужас! Она плотно прижала ладони к глазам. Если вы сделаете это даже в ярко освещенной комнате, вы ведь тоже ничего не увидите. Кандида снова выпрямилась и начала постепенно, методично ощупывать все вокруг. Она могла быть в подвале или в одном из тайных ходов. Воздух здесь был тяжелым, а пол — сырым. Она должна выяснить, где находится, но действовать надо осторожно: в полу могло быть какое-нибудь отверстие или яма, она упадет туда как бедная тетя Кара. На мгновение она с необыкновенной ясностью представила, как Анна стирает пыль с тапочек мисс Кары и паутину с кисточки ее халата. Где еще можно было найти пыль и паутину? Только здесь, и именно сюда приходила перед смертью тетя Кара. Но как она вообще могла попасть в подобное место? По собственной ли воле или ее тоже одурманили? Медленно, тщательно ощупывая пол, девушка на четвереньках начала двигаться вперед. Почти сразу она наткнулась на что-то гладкое: кожа, металлическая застежка. Это была сумочка, ее собственная сумочка. Ну конечно, если она должна исчезнуть, то ее сумочка должна исчезнуть вместе с ней. И разумеется, она не могла сбежать в тоненьком черном платье и легких туфельках. Потому на ней и пальто и шляпка, и сумочка тоже при ней. Кто-то все предусмотрел. Неужели Анна? Несчастная, рыдающая… В это Кандида поверить не могла. Но Анне пришлось сыграть свою роль. Ее могли заставить, запугать. Кто ее запугал, было ясно и так. Но тут внутренний голос четко произнес: «Анна никогда бы и пальцем не тронула тетю Кару». И, словно эхо, другой голос возразил: «Кто может знать, на что способен тот или иной человек?» Всему на свете есть предел и не всякий способен бороться до конца. Сорок лет преданной службы не могли не сказаться на ее характере, ведь все это время она повиновалась чужой воле, воле человека крайне жесткого и безжалостного, а от ее собственной воли почти ничего не осталось. Все эти мысли приходили как-то спонтанно, сами по себе. В сущности, они постоянно были здесь, словно картины на стенах гостиничного номера, в котором вас поселили. Не вы их выбрали и развесили, но стоит только посмотреть в их сторону, как они тут же привлекут ваше внимание. Одна из них, бросавшаяся в глаза сильнее остальных своей мрачностью, была картина темной ненависти Оливии Беневент. Нащупав сумочку, Кандида остановилась и снова усевшись раскрыла ее. Первым, на что она наткнулась, были кошелек и носовой платок. Рука Кандиды двинулась дальше и прикоснулась к чему-то холодному. На самом дне сумочки лежал электрический фонарик. Глава 34 Инспектор Рок сидел и смотрел на мисс Силвер. Как он позже заметил в своем докладе начальнику полиции, к моменту их беседы все окончательно запуталось. Экспертиза подтвердила, что причиной повреждений, вызвавших смерть мисс Кары Беневент, был удар куском ржавого железа. В ране обнаружены частицы ржавчины. То есть это было очевидное убийство. Двое полицейских, комната за комнатой, обыскивали Андерхилл в поисках чего-нибудь мало-мальски похожего на орудие убийства. Старший офицер тоже был бы здесь, если бы не свалился с гриппом. О ходе расследования Рок докладывал непосредственно начальнику полиции. Все же остальное время ему приходилось проявлять невероятную бдительность, изобретательность и тактичность. Короткая беседа с мисс Оливией Беневент практически не оставила ему иллюзий о том, что ему всегда удастся сочетать все эти качества. Старые леди во все времена были весьма несносны, а одинокие старые леди, которым никто не перечил черт знает сколько лет, и подавно. В его собственном семействе была одна такая — кузина его матери, старая мисс Эмили Вик, дама с большими странностями. Говорили, что у нее куча денег в банке. Форменный Гитлер в юбке, ей вечно все поддакивали: «Да, кузина Эмили». Мало того что она была сущим наказанием для всей родни, еще и сумасшедшая. Ей мерещилось, что какая-то дама хочет ее отравить из-за денег — «Но она не получит ни пенни». Оказывается, там и нечего было получать, поскольку жила она на ренту и денег не хватило даже на ее похороны. Когда мисс Оливия Беневент всячески пыталась ему внушить, что это ее племянница убила мисс Кару, она очень сильно напомнила инспектору кузину Эмили Вик. И вот вам пожалуйста — мисс Кандида Сейл исчезла неизвестно куда и никто в доме не в состоянии вразумительно объяснить, куда она могла подеваться и почему. Одна мисс Оливия стояла у них над душой и твердила: девчонка сбежала потому, что ее замучила совесть, ведь она загубила свою тетушку. И вот теперь инспектор сидел и смотрел на мисс Силвер, которая тоже была старой леди. Он уже выяснил, что она родственница мисс Арнольд и что она приехала в Андерхилл вчера вечером, чтобы, по просьбе мистера Стивена Эверсли, побыть с Кандидой Сейл. Мисс Арнольд была дочерью старого каноника Арнольда и потому пользовалась непререкаемым авторитетом. В сущности, все участники этой истории были не просто людьми респектабельными, но, можно сказать, сливки общества. Наметанный глаз инспектора разглядел в мисс Силвер одну из типичных дам-"общественниц", каких много в любом кафедральном городе note 6 . Эти пожилые леди заседают в различных комитетах, торгуют на церковных ярмарках и принимают участие в сотне религиозных мероприятий. Мисс Силвер, правда, относилась к чуть более старшему поколению, ее манеры были более сдержанными, а платье — еще более старомодным. Note6 Город, в котором расположен кафедральный собор. Как ни странно, вскоре инспектор был приятно удивлен тем, что мисс Силвер выгодно отличается от знакомых ему дам данного типа. Обычно эти почтенные леди чересчур словоохотливы и суетливы, когда им приходится давать показания. Ответы же мисс Силвер были кратки и деловиты. Она нарисовала самую ясную картину прошлого вечера и четко изложила свой разговора с мисс Сейл. Мисс Силвер инспектор допрашивал последней, и ее показания практически совпали с показаниями Дерека Бердона, Стивена Эверсли и служанки Анны. Когда она закончила, инспектор посмотрел на нее с уважением: отвечала она точно, создавалось впечатление, что она взвешивает каждое слово, строго придерживается фактов, и еще она не позволяла себе никаких личных комментариев. Внезапно инспектор обнаружил, что задает ей вопрос, который задавать не собирался: — Вы приехали в этот дом, по сути дела не зная никого из проживающих там? Мисс Силвер в своем оливково-зеленом кашемировом платье и лилово-сиреневом шерстяном платке выглядела абсолютно безмятежной. Чтобы не отступать от точности, она внесла небольшую поправку: — Я была немного знакома с мистером Эверсли, мистером Бердоном и мисс Сейл — мне представили их на музыкальном вечере в доме настоятеля. Но, в сущности, знакомство свелось лишь к формальному обмену любезностями. — А госпожи Беневент? — Я познакомилась с ними на том же приеме. Моя кузина Луиза Арнольд знает их с детства. — Когда вы приехали сюда вчера вечером, мисс Оливия Беневент была дома? — Нет. Мистер Эверсли позвонил мне, когда она уже уехала. — Вам было известно, что он и мисс Сейл помолвлены? Мисс Силвер деликатно кашлянула. — Он приходил навестить меня и мисс Арнольд и, признаться, это было ясно уже тогда. Мисс Арнольд немедленно предложила ей свое гостеприимство. — Оно было отвергнуто? — В отсутствие мисс Оливии Беневент мисс Сейл считала себя ответственной за Андерхилл и его обитателей. — И вы немедленно приехали сюда? — Как только собрала вещи. — Мисс Силвер, какое впечатление на вас произвели те, кто находился в имении. Ни с одним из этих людей вы не были хорошо знакомы, поэтому мне особенно важно ваше мнение о них. Встретив ее серьезный открытый взгляд, инспектор вдруг почувствовал, что ему действительно очень интересно узнать, что она думает о Кандиде Сейл, Дереке Бердоне, Стивене Эверсли и Анне Росси. Любопытно, что она скажет, и скажет ли… — Мисс Сейл показалась мне очень искренней и прямодушной. Смерть мисс Кары, очевидно, оказалась очень большим ударом для нее. Как и обвинения мисс Оливии. — Настолько большим, что она со страху бежала? — Я не думаю, что поэтому. Самый страшный первый шок уже миновал. Она рассказывала о мисс Каре открыто и просто. Как я поняла, мисс Кара была очень добра к ней, да и сама девушка была к ней очень привязана. — Знаете, подобные признания не всегда искренни. Мисс Силвер снова кашлянула, на этот раз неодобрительно. — Несколько лет мне пришлось преподавать в школе. Я привыкла к молодежи. Человеку опытному несложно распознать неискренность. Инспектор почувствовал вдруг, что этой женщине действительно невозможно лгать, а если вы все-таки решитесь, то вас сразу разоблачат. Он не первый, беседуя с мисс Силвер, испытывал подобные чувства, но даже хорошо, что инспектор об этом не догадывался. — И вы считаете мисс Сейл искренней? — Она произвела на меня именно такое впечатление. — Никаких свидетельств комплекса вины? — Никаких, инспектор. Эти слова произвели на инспектора куда большее впечатление, чем любые протесты, и он продолжал: — А какое впечатление произвел на вас мистер Бердон? — Он — весьма очаровательный молодой человек и привык рассчитывать на свое обаяние. Госпожи Беневент были весьма снисходительны, и я уверена, что он делал все, что в его силах, чтобы отплатить за их доброту. Он говорил о мисс Каре с любовью, а о мисс Оливии с удивлением и сожалением, поскольку она очень к нему переменилась. Он произвел на меня впечатление человека беспечного, добросердечного и не очень трудолюбивого. Поскольку это соответствовало не только тому, что говорили о Дереке Бердоне в округе, но и собственному мнению инспектора, он принял эти слова без комментариев. — А мистер Эверсли? Мисс Силвер чинно продолжила: — Возможно, вам известно, что он родственник моей кузины, мисс Арнольд. И значит, в какой-то мере, он и мой дальний родственник. Фирма его дяди заслужила прекрасную репутацию, и думаю, что он сумеет ее поддержать. Это умный, образованный молодой человек, с хорошим характером и неплохими видами на будущее, который искренне влюблен в мисс Сейл и имеет самые честные намерения. Уж не знаю, чем он кому-то не угодил. Но вам, вероятно, известно, что гнев мисс Оливии Беневент вызван главным образом тем, что она лелеяла иные планы относительно мисс Сейл — она мечтала выдать ее за Дерека Бердона. — Да, — рассеянно отозвался инспектор, размышляя о том, что мисс Силвер очень хорошо осведомлена. — И, наконец, Анна Росси. Что вы думаете о ней? Мисс Силвер улыбнулась. — Она, безусловно, родилась в Италии. И, видимо, покинула эту страну еще ребенком, потому что говорит почти без акцента, но ее южный темперамент дает себя знать. Она слишком эмоциональна и не обладает привычной нам сдержанностью и умением скрывать свои чувства. Я уверена, что ее привязанность к мисс Каре Беневент вполне искренняя и что она успела полюбить мисс Сейл. А перед мисс Оливией она испытывает благоговейный трепет и еще больше боится вызвать ее гнев. Инспектор был поражен не только тем, что она сказала, но и тем, как это было сказано. Дамы, особенно пожилые, многое подмечают — инспектор не раз это наблюдал, — но их рассуждения, как правило, замешаны на собственных эмоциях. Тогда как мисс Силвер была сдержанна, хладнокровна и выдавала ему такие четкие формулировки, какими его не баловала ни одна собеседница. Кроме того, у нее была какая-то особенная манера мыслить, подстегивающая его собственные интеллектуальные способности. Успехи, достигнутые мисс Силвер на учительском поприще, во многом были обусловлены ее любознательностью. Ее вера в то, что знание — величайшее благо, помогала ей разбудить в своих учениках веру в себя, в свои возможности. Робкие чувствовали себя более уверенными, умные — более заинтересованными. В общем все внезапно ощущали себя более талантливыми, чем прежде. Верно однажды заметил Фрэнк Эбботт: «Она высекает из вас искры». Инспектор Рок тоже это ощутил, хотя, возможно, и не сумел бы облечь свои ощущения в слова. Поэтому он лишь наклонился поближе и спросил: — Мисс Силвер, что случилось с мисс Сейл? — Я не верю, что она убежала, — твердо заявила она. — Тогда где же она? — Скорее всего, где-то в доме. — Что вы имеете в виду? Мисс Силвер пересказала инспектору то, что ей рассказала Кандида: как племянница Анны, Нелли, проснулась в своей комнате от чьих-то шагов и рыданий, как она, перепугавшись, отправилась на другую ночь в комнату тети и на следующий же день уехала. Как Кандида Сейл проснулась среди ночи и увидела свет сквозь щель на стене с книжными полками — за стеной, видимо, была какая-то дверь, — как кто-то прошел через ее комнату, держа в руках свечу. Как Анна стирала пыль с тапочек мисс Кары и паутину с кисточки ее халата. — По-моему, очевидно, что все эти факты говорят о том, что в доме есть потайные ходы. Существует семейное предание о спрятанном Сокровище. Мисс Сейл пересказала мне занятное четверостишие, на которое они с Дереком Бердоном наткнулись, разбирая старинные бумаги: Не тронь — и не дерзай Продавать или купить, Не отдавай и не бери, Коли охота жить. Они уверены, что это связано с Сокровищем, и в качестве подтверждения мисс Сейл рассказала мне о двух несчастьях, которые произошли еще в восемнадцатом веке. Один из Беневентов был найден у дверей собственного дома с проломленной головой. Говорили, что он упал с лошади или был сброшен ею. А много позже был смертельно ранен его внук, и его нашли довольно близко от дома. У него тоже была разбита голова — на него вроде бы напали разбойники. — Что вы имеете в виду? — спросил инспектор. — И о том, и о другом известно, — продолжала мисс Силвер, как будто не слыша вопроса, — что они покушались на Сокровище Беневентов. Оба были найдены недалеко от дома с ужасными ранами на голове. Инспектор был вынужден повторить свой вопрос: — Что вы имеете в виду? Мисс Силвер ответила ему своим вопросом: — А что об этом думаете вы, инспектор? — и, видя, что инспектор хранит молчание, продолжала: — Говорят, что здесь спрятано Сокровище. Есть несколько свидетельств того, что в доме есть потайные ходы. Моя кузина мисс Арнольд сообщила мне, что этот дом был старым уже тогда, когда основатель рода Беневентов купил его и стал достраивать. Говорят, что он привез с собой из Италии Сокровище. В таком старом доме он вполне мог рассчитывать на надежные тайники. Общеизвестно, что подобные тайники, особенно в Италии, делались труднодоступными и даже опасными для незваных гостей. Вам не кажется странным, что оба Беневента, пытавшихся тогда, в восемнадцатом веке, завладеть Сокровищем, получили удары по голове, от которых и умерли? И вот теперь мисс Кара найдена с такой же раной… Вы ведь сами считаете, что она не могла упасть там, где ее нашли. Мисс Сейл следовало сообщить вам, что на тапочках мисс Кары была пыль, а на кисточке ее халата — паутина Она видела, как Анна их стерла. Видимо, Анна сделала это потому, что была в шоке, увидев свою хозяйку мертвой. Мисс Сейл сочла, что служанка проделала это машинально. Но позднее, гораздо позднее, она задумалась о том, что все это могло бы означать. В Андерхилле образцовый порядок — я сама убедилась в том, что здесь просто нет такого места, где можно найти пыль или паутину. Но их наверняка хватает в тайных коридорах. Если мисс Кара получила свою рану в подобном месте, то ее постигла та же участь, что и Джеймса Беневента и его внука. Чтобы тайное осталось тайным, тела их необходимо было перенести в другое место и сочинить убедительную историю, чтобы объяснить, откуда на голове взялась рана. Похоже, теперь уже не остается сомнений в том, что тело мисс Кары было перенесено. В восемнадцатом веке все тоже могло происходить примерно так же. Рассказ мисс Силвер произвел на инспектора большое впечатление, хотя он старался этого не показывать. Ржавчина, пыль и, наконец, паутина. Ничего подобного не водится в доме, который содержат в идеальном порядке. Он и сам прошелся по всем помещениям усадьбы — там действительно не было ни пылинки, и уж тем более ржавчины и паутины. — Если эти коридоры действительно существуют, что могло заставить мисс Кару спуститься туда, да еще и поздно ночью? — в запальчивости спросил инспектор. И прозвучал рассудительный ответ, последовавший за пытливым взглядом: — Она была очень несчастной женщиной. Думаю, что она просто не могла уснуть. Позвольте узнать, известны ли вам обстоятельства исчезновения мистера Алана Томпсона почти три года тому назад? Если инспектор и был удивлен подобным вопросом, то ничем этого не выдал. — Я слышал только разговоры в городе. Это дело так и не было передано в полицию. — Я и не сомневалась в этом. Вроде бы он забрал деньги и бриллиантовую брошь, принадлежавшую мисс Каре? — Да, именно об этом болтали на всех углах. — Что бы вы подумали об этой занимательной истории, если бы узнали, что через несколько дней мисс Кара должна была стать его женой, что давало ей право завещать ему все, что ей принадлежало? Инспектор от неожиданности вздрогнул и подался вперед: — Кто вам это сказал? Мисс Силвер извлекла из кармашка визитную карточку, на которой неброским четким шрифтом было напечатано: Мисс Мод Силвер Монтэгю Меншинс, 15, Вест-Лихэм-стрит. Еще там был номер телефона и в левом нижнем углу — два слова: «Частные расследования». Надо сказать, на этот раз инспектор был удивлен гораздо меньше, чем полчаса тому назад. Мисс Силвер поспешила успокоить его: — Отчим этого молодого человека попросил меня кое-что выяснить. В ходе этого расследования мне удалось поговорить с приходящей прислугой, которая работала в Андерхилле как раз в то время, когда исчез Алан Томпсон. Она рассказала мне, что мисс Кара подарила молодому человеку монетку, которую считала талисманом на счастье. Служанка сказала, что тот всегда носил ее на шее на цепочке. Однажды, уже после его исчезновения, она убиралась в комнате мисс Оливии и заметила, что в замке ящика, который всегда был заперт, точит ключ. Она сказала, что ящик не был заперт, но я ей не верю. Не знаю, что там было на самом деле. Главное, что она обнаружила внутри не только монету, которую Алан носил не снимая, но и якобы украденную им бриллиантовую брошь. А встретилась я с ней потому, что она твердила, будто Алан Томпсон никогда не покидал Андерхилл. И уже при встрече она рассказала про свою находку. Она говорит о ней очень неохотно, но я уверена: то, что она сказала, — правда. Если Алан Томпсон не брал брошь, в краже которой его обвиняли, тогда он, скорее всего, не брал и денег. Ему просто незачем было все это проделывать накануне свадьбы с мисс Карой… — Откуда вам известно про свадьбу? — перебил ее инспектор. — Полковник Гатлинг из Хилтон-Сент-Джон говорил об этом Стивену Эверсли. Брат полковника, преподобный Сирил Гатлинг согласился их повенчать, хотя и был очень этим удручен, о чем и написал в своем дневнике. После его смерти дневник попал к полковнику Гатлингу. Конечно, полковник не должен был никому выдавать личные тайны брата. — Если она собиралась за него замуж… — произнес инспектор задумчиво и замолчал. — Совершенно верно. Ему незачем было исчезать. — Он мог почувствовать, что все-таки не может решиться на такой брак. Мисс Силвер неодобрительно кашлянула. — Судя по тому, что мне удалось узнать, он не склонен был испытывать угрызения совести по поводу этой женитьбы, которая сулила ему очевидную выгоду. Безусловно, мисс Кара исполняла бы любую его прихоть. Совсем не уверена, что он мог повернуться спиной к столь счастливой перспективе. На мой взгляд и этой истории достаточно, чтобы поверить в его поспешное бегство. Принимая во внимание те два случая в восемнадцатом веке и последние события в Андерхилле, версия с поспешным бегством кажется не слишком убедительной. — Вы полагаете… Мисс Силвер ответила печально: — Мистер Томпсон исчез, мисс Сейл — тоже. И он, и она представляли нешуточную угрозу для мисс Оливии Беневент. Если бы ее сестра вышла замуж, мисс Оливия потеряла бы все, кроме весьма скромных средств к существованию. Теперь, когда ее сестра умерла, мисс Оливия оказалась в точно такой же ситуации и тут же обвинила мисс Сейл в том, что это на ее совести смерть мисс Кары. Она запретила мистеру Эверсли появляться в доме, и сообщила мистеру Бердону и мне, что не нуждается в наших услугах. Нет, положительно не могу представить себе, что мисс Сейл покинула дом добровольно. Боюсь, что ее обманом заманили в один из этих потайных ходов или даже увели туда силой. То, что эти тайные ходы опасны, — несомненно. Мне кажется, что немедленно нужно получить ордер на обыск и тщательно осмотреть весь дом. Мистер Эверсли, как архитектор, сможет оказать нам неоценимую помощь — мисс Беневент так спешила от него избавиться. Как видите, дело крайне неотложное. Нам неизвестно, что уже могло случиться, но в любом случае нам нельзя терять время. Глава 35 После короткой, но решительной стычки с мисс Оливией Беневент, инспектор Рок обратился к начальнику полиции. Хорошо рассуждать о том, что нужно с предельным тактом обращаться со старой леди, быть предельно осторожным. Невозможно быть тактичным с едущим на тебя танком или, надев лайковые перчатки, управляться с ядерной бомбой. Инспектор и мечтать не мог о том, чтобы подобные сравнения проскочили в его речах, но они клубились у него в мыслях и всячески мешали. Майор Уоррендер выслушал Рока весьма благосклонно. — Грозная дама, — заметил он. — Но постойте, ордер на обыск — что вы сами об этом думаете? Положение, на мой взгляд, весьма затруднительное. Она не возражала, когда вы обыскивали дом? — Нет, сэр. — Точнее, ей пришлось согласиться, ведь там была мисс Сейл. — Именно так, сэр. А теперь мисс Сейл больше нет в Андерхилле, и мисс Оливия закусила удила. Когда я спросил ее о тайных ходах, она сказала только, что их нет. Я сказал ей, что тело ее сестры было перенесено и что видели, как Анна Росси стирала пыль с тапочек мисс Кары и паутину с кисточки ее халата. Она тут же послала за Анной и вынудила ее сказать, что та ничего подобного не делала. — О боже, Рок, вы не должны были позволять ей! — Но как я мог остановить ее, сэр? Она только сказала: «Вам лучше спросить об этом у Анны» и позвонила в колокольчик. И едва служанка успела переступить порог, сказала: «Инспектор утверждает, что вы стерли пыль с тапочек мисс Кары и паутину с ее халата. Я заверила его, что это какое-то недоразумение, но вам лучше самой сказать ему об этом». — И что сказала Анна? — Стояла и смотрела на нее, словно собака, которая знает, что ее сейчас будут бить. И, когда я стал ее расспрашивать в соответствии с правилами допроса, она вспыхнула и сказала, что в этом доме не может быть ни пыли, ни паутины. Тогда я уточнил: «Я не говорю о тех частях дома, которые я уже видел, но ведь у вас здесь есть и несколько тайных коридоров, не так ли?» Она уставилась на меня с вытаращенными глазами и заявила, что никогда ни о чем подобном не слышала. А затем расплакалась и начала причитать о своей бедной мисс Каре. — Вы должны были побеседовать с ней наедине, — сказал майор Уоррендер. Инспектор Рок про себя заметил, что начальник полиции, как всегда, мудр задним числом. Вопрос об ордере на обыск повис в воздухе. Трудно сказать, к какому решению пришел бы майор Уоррендер, если бы его оставили в покое. Но было ясно, что в покое его не оставят. Прибытие Стивена Эверсли и мисс Мод Силвер заставило его заняться проблемой вплотную. Стивен выглядел усталым и мрачным, мисс Силвер — довольно решительной. Оба настаивали на том, что у Кандиды Сейл не было ни малейшей причины покидать Андерхилл и, следовательно, она этого не делала. Майор Уоррендер забарабанил пальцами по столу. — И вы предполагаете… — Что она не покидала Андерхилл, — ответил Стивен Эверсли. Мисс Силвер продолжила: — Мисс Сейл сообщила мне; что в Андерхилле есть тайный ход или даже целая система. Она в этом уверена. Кто-то однажды ночью прошел через ее комнату. Мисс Силвер описала происшествие с Кандидой и перешла к пыли и паутине на теле мисс Кары, которые стерла Анна. Ее рассказ был обстоятельным и убедительным. — Если эти тайные ходы в усадьбе действительно существуют, что не редкость для старых домов мисс Сейл могла найти вход в один из них, видимо тот, что находится в ее комнате. Мы опасаемся, что она решила его исследовать. Мы боимся, что с ней мог произойти несчастный случай. Майор Уоррендер снова забарабанил по столу. — Есть какие-нибудь свидетельства существования подобных коридоров? Мисс Силвер успела произнести только «Мисс Сейл…», как Уоррендер ее перебил: — Ну, вы же сами видите, что все упирается в мисс Сейл. Нет никаких свидетельств, кроме ее собственных, да и те, если говорить честно, к чему они сводятся? Вполне возможно, что ей это приснилось. Мисс Беневент отрицает существование подобных коридоров. — Это логично, это же семейная тайна, верно? — спросил Стивен. — Послушайте, сэр, если эти ходы действительно не существуют, почему она тогда не позволяет мне убедиться в этом? Я попал к ним в дом потому, что они нервничали по поводу нескольких трещин в старой части здания. Тем не менее они даже не позволили мне сделать надлежащее обследование. Когда я сказал, что необходимо как следует осмотреть подвал, и собрался принести туда мощную электрическую лампу, они не желали даже слышать об этом и в конце концов написали дяде, что больше не нуждаются в моих услугах. Но даже по тому, что мне позволили увидеть, ясно, что там есть множество комнат, к которым могут вести потайные ходы. Перестраивалась только передняя часть здания, а старая часть была построена много раньше, в шестнадцатом веке. Стены там очень толстые, так что за ними может обнаружиться что угодно. — Это правда, сэр, — подтвердил инспектор Рок. Мисс Силвер негромко кашлянула — так она поступала в бытность свою учительницей, когда желала привлечь внимание класса. Ее взгляд, устремленный на майора Уоррендера, выражал чуть заметную снисходительность. — Видите ли, у мисс Беневент нет никаких оснований вести себя подобным образом. Позвольте напомнить, что у нее нет ни малейшего права не давать разрешения на обыск. Андерхилл являлся собственностью покойной мисс Кары Беневент. Теперь усадьба перешла к мисс Кандиде Сейл. В чем вы можете удостовериться, позвонив мистеру Тамплингу, семейному поверенному. А поскольку он также является адвокатом моей кузины Луизы Арнольд, которая попросила меня помочь разобраться в юридических семейных делах — затем я сюда и приехала, — я и сама немного с ним знакома. Полагаю, ему непременно следует сообщить, что мисс Сейл исчезла. И очень желательно, чтобы мистер Тамплинг, представляющий ее интересы, присутствовал при предстоящем обследовании дома. Майор Уоррендер почувствовал некоторое облегчение. Похоже, ему не придется объясняться с грозной мисс Оливией Беневент одному, без всякой поддержки, а может, вообще не придется. Он посмотрел на мисс Силвер с благодарностью, ибо она была права, абсолютно права. Оливия Беневент действительно не имела никаких законных прав, поскольку наследницей мисс Кары была не она, а Кандида Сейл. Майор снял телефонную трубку и набрал номер мистера Тамплинга. Глава 36 Нащупав в сумке под кошельком и носовым платком электрический фонарик, Кандида замерла. Корпус фонарика был металлическим и на ощупь казался просто ледяным. На мгновение ее мысли, казалось, тоже заледенели. Затем они постепенно начали оттаивать, оживать, отыскивая ответ на естественный вопрос: как фонарик попал в ее сумочку? Он точно не был ее собственным — среди вещей, которые Кандида привезла в Андерхилл, его не было, поскольку фонарик, принадлежавший Барбаре, был упакован в одну из коробок с вещами, оставленных на складе. Фонарик этот был старым, изрядно потрепанным нелегкой военной жизнью. Его Барбара брала с собой, когда дежурила на крышах во время воздушных налетов, о чем свидетельствуют боевые шрамы на корпусе заслуженного ветерана. На оправе, удерживающей стекло, должна быть вмятина… Пальцы Кандиды ощупали фонарик — непоцарапанное стекло и гладкий металлический ободок. Нет, это не ветеран Барбары — этот фонарь совсем новый. Но чей бы он ни был, кому бы он ни принадлежал, Кандида точно не клала его в сумочку. Тогда кто? Разумеется, тот или те, кто переодел ее и притащил сюда. Спрашивается: зачем они все это проделали? Почему пальто и шляпка — понятно: все должно было выглядеть так, как будто она сбежала. Но вот фонарик в эту версию никак не вписывался. Ее принесли в это темное место, рассчитывая на то, что она умрет от одного только страха. Но фонарик в подобной ситуации — проявление истинного милосердия. Кандида подумала, что, возможно, ее переносил не один человек, а двое или трое. Возможно, кто-то из них вдруг представил, как ужасно умирать в темноте. Возможно, подумала она, и тут же запретила себе размышлять об этом. У нее есть фонарик, а откуда он — дело десятое. Тогда почему она до сих пор его не включила? В глубине души Кандида знала ответ: потому что теперь у нее была крохотная надежда, которую она боялась потерять. Пока она могла предвкушать, что сейчас тьма рассеется: достаточно только нажать на кнопку и вспыхнет свет. Но разве стал бы кто-то подсовывать ей фонарь, если он давал шанс на спасение? Это было бы нелогично… Значит, тут какой-то подвох. Предположим, она нажмет на кнопку, но свет не вспыхнет… Неужели кто-то мог так жестоко над ней подшутить? В том кошмаре, в котором она очутилась, могло случиться что угодно. Предположим, что свет все-таки вспыхнет и покажет ей что-то еще более ужасное, чем темнота… какую-нибудь ловушку, какой-нибудь колодец или гладкие, без единой щели или отверстия, стены гробницы. Возможно, фонарик для того и положили: чтобы она поняла всю безысходность своего положения. Между тем действие снотворного постепенно ослабевало, и голова прояснялась. Внезапно Кандида ощутила прилив решимости. Если не сделать все возможное — это верное поражение, и вполне заслуженное поражение. Если не продолжать бороться даже тогда, когда нет никаких надежд, вы не заслуживаете спасения. Кандида достала фонарик из сумочки и включила. Луч был сильным и ярким. Он прорезал темноту и, пройдя не более ярда, разбился о серую поверхность стены. Кандида поводила им из стороны в сторону — с двух сторон были стены, а вверху — потолок. В данный момент он находился примерно в шести футах от ее головы. Кандида сидела, подогнув под себя ноги и держа на коленях сумочку. Вперед уходил темный коридор. Ее ступни и лодыжки затекли. Кандида встала и подождала, пока к ним снова прильет кровь. Наконец она сделала шаг к стене и, протянув руку, оперлась на нее. Воздух был плотным и тяжелым. Повернув фонарик в другую сторону, Кандида обнаружила, что за ее спиной коридор поворачивает направо, но не знала, куда лучше пойти — вперед или назад. Когда голова немного прояснилась, Кандида заметила, что стена, к которой она прислонилась, сложена из кирпича. Не зная, куда ей лучше идти, Кандида осторожно, шаг за шагом, двинулась в ту сторону, в которую смотрела, когда зажгла свет. Через десять шагов коридор повернул, становясь заметно уже и ниже. Кандида добралась до пролета в несколько ступеней, очень узких и крутых. Ступеней было десять. Эта лестница подвела девушку к двери с маленькой площадкой. Положив на площадку сумочку, она прислонила к ней фонарик, направив луч вверх, а сама опустилась на колени. Дверь была двух с половиной футов в высоту и двух — в ширину, сделанная из потемневшего дуба. Луч фонарика выхватил из тьмы сероватую поверхность дерева. Здесь все было сухим — сухим и пыльным, в отличие от промозглого коридора, в котором она очнулась. Кандида толкнула дубовую панель — та даже не шелохнулась. Ручки на двери не было. Глава 37 Мистер Тамплинг был невысок ростом и сед. Он обладал живым, пытливым взглядом и чересчур романтическим характером. Впрочем, он умел обуздывать эту свою черту и даже обращать ее на пользу делу, что доставляло ему немало тайного удовлетворения. Ему было чуть больше шестидесяти, и он знал мисс Оливию Беневент столько, сколько себя помнил. И его отец, и дед, и прадед вели дела Беневентов. Когда он, совсем еще юным, начал помогать отцу, мисс Оливия ему покровительствовала. Она была на несколько лет старше, но вела себя так, как будто разница была неизмеримо больше, и всячески давала понять молодому стряпчему, что они находятся по разные стороны социального рубикона, который невозможно пересечь — никогда и ни при каких обстоятельствах. Мистер Тамплинг свыкся с подобной ситуацией и никогда не пытался ее изменить. Но ему было жаль мисс Кару, которая была совершенно не способна постоять за себя, и он сделал все, чтобы защитить ее интересы. Теперь он намеревался сделать все для Кандиды Сейл и, поскольку он являлся исполнителем завещания, по которому она должна получить наследство, у него была возможность содействовать этому. Исчезновение подопечной потрясло его, и он готов был поддержать все необходимые меры, чтобы ее спасти. Пока он ожидал, когда за ним заедет начальник полиции, его решимость усиливалась с каждой минутой. Мистер Тамплинг, естественно, припомнил разговор с мисс Оливией Беневент, состоявшийся после смерти ее отца. Ему тогда пришлось напомнить ей, что вовсе не она, а мисс Кара наследует имение, и мисс Кара вольна назначить пожизненную ренту своему мужу, если выйдет замуж. А после ее смерти право наследования перейдет ко второй по старшинству сестре: Кандиде Сейл. Оливия Беневент смотрела на него с холодным бешенством. «Моя сестра Кандида мертва». «Я уверен, что у нее есть дети». «Сын и дочь. Но какое это имеет значение?» «Наследником будет сын. А если умрет он и его дети, то дочь». Мистер Тамплинг на всю жизнь запомнил тогдашний ее взгляд и слова. Нет, мисс Оливия не повышала голоса. Она самым обыкновенным голосом сказала, что надеется на то, что ни один из детей Кандиды Сейл не останется в живых. Это звучало как проклятие. Он был потрясен до глубины души и никак не мог забыть этот разговор. Он помнил, как закричала мисс Кара и как мисс Оливия взглядом заставила ее замолчать. Он и сейчас будто наяву видел бедную мисс Кару, всю в слезах, и она, всхлипывая, бормочет: «О нет! Нет! Как можно! Такие ужасные вещи!» Мисс Оливия была в гостиной, когда Джозеф доложил ей о прибытии мистера Тамплинга. — С ним еще один джентльмен — майор Уоррендер, он полицейский инспектор. Мисс Оливия сидела очень прямо, ее скромное траурное черное платье резко выделялось на фоне обитого белой парчой кресла. На коленях у нее лежали пяльцы, а в руке она держала иголку с алой шелковой ниткой. На среднем пальце руки три дорогих кольца — они слегка закрывали друг друга, но бриллианты сверкали, и очень ярко. Мисс Оливия невозмутимо пояснила: — Майор Уоррендер — начальник полиции. Я не просила их прийти, ни его, ни мистера Тамплинга, но я их приму. Маленькая черная фигурка в огромной белой комнате — вот что увидели пришедшие, когда, обойдя деревянную ширму, шагнули в гостиную. Мисс Оливия сделала очередной стежок и не поднимала глаз до тех пор, пока неожиданные визитеры не одолели половину белоснежного ковра. Она не встала, чтобы их приветствовать — холодный взгляд тусклых черных глаз, удивленно приподнятые узкие дуги бровей, легкий, едва заметный кивок. И лишь после этого она обратилась к майору Уоррендеру: — Чем обязана? Моя сестра совсем недавно покинула этот мир. Неужели непонятно, что к чужому горю нужно относиться с деликатностью? — Тон, которым это было сказано, был еще более резким, чем слова. Затем мисс Оливия повернулась к мистеру Тамплингу: — А вы тут зачем? Но раз уж явились, то хотя бы объясните, чего ради вы вторглись в мой дом? Мистер Тамплинг взглядом попросил слова у майора Уоррендера, который был крайне рад уступить ему первенство, — Мисс Беневент, вынужден сообщить вам, что с вашей стороны очень неразумно отказываться от сотрудничества с полицией. Начальник полиции, мистер Уоррендер, сообщил мне, что смерть мисс Кары едва ли стала результатом несчастного случая. Я являюсь ее адвокатом и исполнителем воли вашего деда. Имение по завещанию переходит к мисс Кандиде Сейл. Мне сообщили, что она исчезла. Обстоятельства таковы, что вы должны оказать полиции любое необходимое содействие. Никто не намерен нарушать ваш покой, но при сложившихся обстоятельствах нам необходимо провести более полный осмотр дома. Мисс Оливия окаменела — мистер Тамплинг понял, что она изо всех сил старается сдержать свой гнев. Тем не менее голос ее звучал абсолютно спокойно: — Дом уже осматривали. Мистер Тамплинг не был знаком с Кандидой Сейл, но теперь вдруг вспомнил, что однажды видел ее — неделю тому назад, в машине Стивена Эверсли. Они разговаривали и смеялись, и ему тогда подумалось, что молодой Эверсли — счастливчик. Картина снова встала перед глазами: молодой человек, явно влюбленный, девушка с яркими волосами и искрящимися глазами; от них веяло счастьем и обаянием юности. Но, к сожалению, от этого приятного воспоминания ему пришлось вернуться к мисс Оливии. — После того как был произведен обыск, произошли некоторые события. Майор Уоррендер сообщит вам, что именно ему требуется, — и мистер Тамплинг повернулся к своему попутчику. Мисс Оливия тоже повернулась и подарила Уоррендеру взгляд, полный холодного бешенства. — Мисс Беневент, мисс Сейл исчезла. Имеется предположение, что она заблудилась в одном из коридоров в самой древней части дома и не смогла выбраться оттуда. Если вы знаете, где именно это могло случиться… — Я не знаю. Мисс Сейл в Андерхилле нет. — Тогда где же она? Мисс Оливия подняла и снова опустила руку, в которой была игла с алой нитью. — Откуда мне знать? Я не сомневаюсь, что это она виновна в смерти моей сестры. Когда она узнала, что полиция не считает это несчастным случаем, сбежала. Вам надо выяснить, куда она сбежала, а здесь вы напрасно теряете время. Сказав это, мисс Оливия снова сосредоточилась на вышивке, и на ткани появился новый, идеально-ровный стежок. Мистер Тамплинг подошел поближе и заговорил очень тихо, обращаясь к ней одной, но мисс Оливия, казалось, не слышала его слов. — Это очень неразумно. Я сообщаю вам, что у полиции есть ордер на обыск, но майору Уоррендеру не хотелось бы его использовать. Как ближайшая родственница мисс Сейл, вы должны быть глубоко заинтересованы в том, чтобы она нашлась. Я настоятельно советую вам… Мисс Оливия коротко на него взглянула и сказала: — Что вам еще угодно? Я уже сказала вам, что я об этом думаю. Майор Уоррендер может делать все, что ему угодно. Местонахождение мисс Сейл меня не интересует, — и она снова вернулась к своему вышиванию. Джозеф, ожидавший в холле, являл собою образцового слугу, возмущенного оскорблением, нанесенным его хозяйке, но искусно это скрывающего. Снова в дом заявилась полиция, причем тогда, когда все уже успокоились, решили, что они отсюда убрались, а вместе с полицейскими прибыл мистер Эверсли, хотя ему запрещено появляться в доме, и тут еще и эта мисс Силвер, которая ведет себя так, будто прожила здесь всю жизнь! По поводу мисс Мод Силвер Джозеф позволил себе высказываться с большой свободой. Достаточно пообщаться с ней пять минут, чтобы понять, какая это проныра. Он так и сказал Анне. — Если в комнате будет хоть одна пылинка, уж она ее найдет. Если кто-нибудь шепнет хоть одно слово посреди ночи, она его услышит! Я как на нее глянул, так сразу все про нее понял! Его попросили привести жену, и он сделал это. И снова ее довели до слез. Ее допрашивали наверху, в бывшей комнате Кандиды Сейл, и обратно она вернулась в слезах. Она не знала о тайном коридоре, который ведет в эту комнату — она вообще не знает никаких коридоров. Если и есть в доме что-то подобное, то ей просто не говорят. Она не знает про эти кошмары и не желает о них знать. Все эти тайники ужасны — их устроили не для доброго дела. Никто не заставит ее пойти в такое место. Кто знает, что там может быть? Мыши или даже крысы! Или какой-нибудь колодец, если туда свалишься — конец! Видит бог, ничто на свете не заставит ее войти туда — ноги ее в этих коридорах не будет! — Она что-то знает, — заметил инспектор Рок, а мисс Силвер ему ответила: — Не думаю. Но полагаю, она чего-то боится. — Чего ей бояться? Мисс Силвер сказала печально: — Мисс Оливии, того, что случилось с мисс Карой, того, что могло случиться с мисс Сейл. — Вы ведь не думаете… Мисс Силвер понизила голос. — Инспектор, я тоже очень боюсь. Стивен Эверсли в беседе не участвовал. Войдя в комнату, он сразу направился к нише между камином и внешней стеной дома. Полки, заполненные книгами от пола почти до потолка, резные боковые панели, чтобы имитировать книжный шкаф. Стивен начал снимать книги с полок, и вскоре к нему присоединились оба полицейских. Удивительно, сколько места могут занять книги. Даже книги из самого маленького шкафа, если вынуть их оттуда, займут в два раза больше места, чем прежде. Стопки на полу все росли и росли, некоторые из них теряли равновесие и падали. Теперь книги приходилось уносить вглубь комнаты. Пыли не было вовсе — пустые полки были чистыми. Первое, что обнаружил Стивен — это то, что полки не крепились к стене: боковые стороны, как и задняя стенка, были деревянными. Но этот странный шкаф невозможно было сдвинуть с места — он еще и крепился к стенкам ниши. Здесь вполне могла быть дверь и, если она действительно была, должен был быть и какой-то способ ее открыть. Стивен не верил, что Кандиде приснилось, как кто-то вышел из ниши и пересек ее комнату, держа перед собой свечу, и он сосредоточенно искал механизм, открывающий потайную дверь. Полицейские стояли и наблюдали за ним. Стивен действовал так ловко и так заинтересованно (по личным причинам), что с ним некому было тягаться. Анна по-прежнему всхлипывала, но, по крайней мере, больше не рыдала, да и слезы ее почти иссякли. Мисс Силвер коснулась ее руки, Анна встала и послушно пошла за ней в соседнюю комнату. Когда мисс Силвер велела ей сесть, она сказала расстроенно: — Мисс Оливии это не понравится. Я должна пойти к ней. Однако услышала спокойный, но властный голос: — Не сейчас, Анна. Я хочу с вами поговорить о мисс Кандиде. Вы ведь давно служите у Беневентов? — Сорок лет, — в ее голосе звучала гордость. — И вы любили мисс Кару? — Господь знает, как я ее любила! — Мисс Кандида — ее родственница, и я думаю, что мисс Кара ее любила. — Да-да, она любила ее, моя бедная мисс Кара! — Тогда подумайте, каких действий от вас ждала бы она? Вы ведь не верите, что мисс Кандида сбежала, разве не так? Как и в то, что она причастна к смерти мисс Кары. Вам прекрасно известно, что у нее не было причин бежать. И если вам известно что-то еще, расскажите, расскажите, пока не поздно. Вы что, хотите всю жизнь потом каяться: «Я могла бы спасти ее, но ничего не сказала»? Руки Анны, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. Голосом, полным муки, она спросила: — Что я могу сделать? — Рассказать мне то, что вам известно. — Dio mio, да ничего особенного… Они меня убьют! — Этого никто не допустит. Где мисс Кару мог настичь смертельный удар? Она в отчаянии вскинула руки. — Откуда мне знать? Я расскажу вам, а вы судите сами. Здесь есть всякие тайные места — это все, что я знаю. Это не мое дело — я ничего не вижу и ни о чем не говорю. Ну да, я видела, бывало, пыль на тапочках моей бедной мисс Кары, когда она ходила во сне. Однажды ночью я не нашла ее в комнате и пошла искать. Не иначе, думаю, пошла в комнату мистера Алана, чтобы поплакать о нем. Подхожу, а она как раз выходит из его комнаты — во сне. Проходит мимо меня и говорит, громко так: "Я не могу найти его, — и снова: — Я не могу его найти!" и «Они его прогнали!» Она вернулась в свою комнату вся в слезах. Я осторожно помогла ей снять халат, весь в пыли и клочьях паутины, видно, она ходила по тем секретным местам. Перепугалась я тогда ужасно. — Почему вы перепугались? Анна судорожно вздохнула. — Да вспомнила, что говорил мне старый мистер Беневент. — Что именно? Анна ответила так тихо, что ее едва было слышно. — Он был уже совсем старик. Ему что с собой разговаривать, что со мной — все едино. Рассказывал мне как-то про Сокровище, про то, как хорошо оно припрятано в тайном месте. «Очень надежно», — сказал он и рассмеялся. "Можно пройти прямо над ним и ничего не заметить. Можно подниматься выше и спускаться — все равно ничего не приметишь. Ну а если кто узнает, где оно, и пойдет куда надо, пусть бережется". И тут он схватил меня за руку — прямо вцепился — и сказал: «Да, оно надежно спрятано, очень надежно». И еще говорил, что лучше к нему не приближаться, никогда ничего там не трогать. Не отдавай и не бери — что-то вроде этого, но в стихах. Мисс Силвер медленно процитировала: Не тронь — и не дерзай Продавать или купить, Не отдавай и не бери, Коли охота жить. Анна уставилась на нее покрасневшими от слез глазами: — Кто вам это рассказал? — ее взгляд был полон страха и ожидания. — Мисс Кандида. Анна, где мисс Кандида? Анна закрыла лицо руками. — О Dio mio, я думаю, что она мертва! Глава 38 Кандида не знала, сколько времени прошло. Возможно, сказывалось действие снотворного, а возможно, спертый воздух этого подвальчика притупил ее ощущения, но только после того, как она обнаружила эту дверь без ручки, время словно застыло. Она не смогла сдвинуть дверь, а сил совсем не осталось: ни на то, чтобы продолжать попытки, ни на то, чтобы вернуться на прежнее место. Кандида больше не боялась — все было как в каком-то тумане. Но она все же помнила, что ей батарейку в фонарике лучше зря не тратить, и выключила его. После этого она провалилась в забытье, и надолго. Очнулась Кандида от того, что у нее затекли руки и ноги. Она обнаружила, что лежит, сжавшись в комок, на сыром каменном полу, и с минуту не могла понять, где она находится. Когда память вернулась, девушка включила фонарик. Оставаться здесь не имело смысла — дверь все равно не сдвинется с места, а внизу хотя бы легче дышать. Кандида спустилась по ступенькам и двинулась на прежнее место. По идее, должны существовать и другие выходы из этих коридоров. Один вел к книжным полкам в ее комнате и еще один наверняка был в комнате, где жила Нелли, иначе как бы мисс Кара могла войти туда, когда ходила во сне? Должно быть не меньше дюжины входов и столько же выходов, только бы успеть отыскать хоть какой-то прежде, чем сядет батарейка. Кандида добралась до того места, куда ее кто-то положил. По крайней мере, ей казалось, что это оно, поскольку отсюда коридор поворачивал направо. Она прошла дальше и обнаружила еще один поворот направо. Поперек дороги что-то лежало. Кандида посветила фонариком. Это был железный прут, покрытый ржавчиной. Девушка переступила через него, не задумываясь о том, что это могло быть. Через несколько футов коридор неожиданно закончился чем-то вроде пещеры или ниши — она была уже, чем коридор, и расположена выше — подниматься нужно было чуть в горку. Луч фонарика выхватил какой-то окованный железом сундук, с отброшенной назад крышкой. Сундук заполнял собой всю нишу, и в нем лежали какие-то вещи… Сокровище, которое Уго ди Беневенто украл триста лет тому назад! В первый раз взглянув на него, девушка подняла фонарь слишком высоко, но даже тогда у нее не возникло сомнений, что это — оно! Луч выхватил блюдо, прислоненное к одной из стенок сундука. Потом — пару золотых подсвечников. Там были и другие вещи из списка. Кандида припомнила, что в списке фигурировало золотое блюдо… Нет, «разные золотые тарелки и блюда»… в том списке, который они с Дереком читали, сидя в светлой комнате за столом, заваленным старинными бумагами. Они тогда заглянули в пропасть глубиной в триста лет, и Дерек предупредил ее, что лучше даже не думать о Сокровище и не иметь с ним никаких дел. Кандида вспомнила, как он призывал ее оставить Сокровище в покое. А затем заговорил об Алане Томпсоне — только назвал его имя и сказал: «Мне кажется, что он не оставил Сокровище в покое». Все это она помнила, но смутно — память высвечивала то одно, то другое, словно луч фонаря, игравший на золотых вещицах в сундуке. Фонарик по-прежнему был очень высоко — рука Кандиды слишком затекла, не в силах опуститься ниже. Кандида и не стремилась что-то рассмотреть, но потом рука все же начала опускаться — от усталости, — а вместе с нею и луч. Свет вспыхнул в камнях ожерелья. Это были крупные красные камни, обрамленные бриллиантами. Луч спустился еще ниже — теперь он высветил не камни, а… кости. Это были кости человеческой руки, сжимавшие край сундука. Луч скользнул еще ниже — вдоль руки к куче полуистлевшей одежды у самой стены ниши. Кто-то опустился на колени, чтобы схватить Сокровище, и даже уже схватил, но тут его настигла смерть. Даже для гаснущего сознания Кандиды не было тайной, кем был этот человек. Она не сомневалась, что это был Алан Томпсон, посмевший тронуть Сокровище Беневентов и поплатившийся за это жизнью. Чуть пошатнувшись, она отступила назад и упала. Глава 39 Панель за книжными полками наконец поддалась. Стивен, сжимавший в руке стамеску, сделал шаг назад и сказал: — Есть! — Ну, я, право, не знаю, — неуверенно отозвался майор Уоррендер, изрядно встревоженный тем, что панель пришлось так грубо взламывать, а это уже материальный ущерб, и, соответственно, грозило неприятностями. Конечно, если бы за панелью ничего не оказалось, было бы совсем плохо, а тут все же… Он обернулся к мистеру Тамплингу, рассчитывая получить одобрение, и был поражен азартным блеском в его глазах. На мгновение романтическое начало в натуре стряпчего одержало верх. Кандида Сейл говорила, что в доме есть тайные коридоры и вот он, один из них. Деревянная панель в нише на самом деле оказалась дверью, которая теперь была открыта. Из соседней комнаты вернулась мисс Силвер и скорбным взглядом окинула темное пространство, зиявшее за дверью. Затем она перевела взгляд на Стивена Эверсли. Он тем временем достал мощный электрический фонарь и, нажав на кнопку, шагнул в темный проем. За дверью оказалась небольшая площадка и ведущие вниз ступени. Стивен начал спускаться, и отсвет его фонаря, который был виден из комнаты, делался все слабее, пока не превратился в едва заметное мерцание. Дойдя до конца лестницы, Стивен крикнул: — Здесь десять ступенек. Кто-то должен остаться снаружи, чтобы нас не смогли закрыть. Возникла заминка. Инспектор Рок отправился за констеблем, которому приказано было оставаться в машине. Поставив констебля охранять дверь, инспектор вместе со всеми остальными стал спускаться по ступенькам. К стене крепились очень старые, потертые перила, чему все были несказанно рады — ступеньки оказались очень крутыми и разной высоты. У подножия лестницы начинался короткий коридор — темный, узкий и пыльный. Мисс Силвер оглядывалась, резонно опасаясь пауков. Если мисс Кара бродила по этому коридору, то неудивительно, что на ее тапочках оказалась пыль, а на кисточке халата — паутина. Но все-таки она сомневалась и очень сильно сомневалась в том, что по этим крутым и неровным ступеням можно разгуливать во сне. Конечно, где-то имелся более комфортный спуск в тайный ход. Коридор был не один: вскоре они дошли до того места, где ход разветвлялся — одни ступени вели вверх, другие — вниз. Стивен, забрав с собой фонарь, выбрал лестницу, ведущую вверх, предоставив остальным в темноте ждать его возвращения. "Свет становился все более призрачным и наконец пропал совсем. Остальные старались держаться поближе друг другу — подземелье встретило непрошеных гостей тяжелым, спертым воздухом и кромешной тьмой. Один мистер Тамплинг испытывал не только страх и зловещие предчувствия. Даже тревога за Кандиду — а он действительно был очень встревожен — не могла помешать ему насладиться рискованным приключением. Полузабытые чарующие воспоминания об историях, прочитанных в детстве в «Журнале для мальчиков» note 7 при свете свечей, тайком, в то время как он должен был видеть десятый сон, будоражили кровь. Подземный ход под замковым рвом… тайные тропы к пещере контрабандистов… скелеты… Ну, слава богу, скелетов здесь не было. Все стояли сбившись в кучу, страшась сделать хоть шаг. Прошло немало времени, прежде чем наверху замерцал свет фонарика Стивена. Note7 Ежемесячный журнал, в котором печатались занимательные рассказы и статьи, практические советы для школьников. Издавался с 1879 по 1967 год. — Здесь выходы в несколько комнат и все они очень легко открываются — по крайней мере, с этой стороны. Сейчас мы на уровне первого этажа. А эти ступени приведут нас к подвалам. Мне всегда казалось, что вход в тайник должен быть где-то там, в подвалах. Вы ведь знаете, что мисс Оливия не позволила мне их осмотреть, — сказал он и двинулся вниз, освещая ступеньки фонарем. Здесь ступеньки были более удобными. Они привели к короткому коридору, упиравшемуся в небольшое помещение, стены которого были выложены кирпичом. Помещение было абсолютно пустым, а воздух в нем — очень спертым. Луч фонаря скользил по гладким стенам. Ни намека на дверь или какой-то лаз… Мисс Силвер тихо кашлянула, привлекая внимание своих спутников. — Я думаю, — сказала она, — что сейчас самое время проверить некоторые факты. Это старый дом. Он был старым уже тогда, когда Уго ди Беневенто купил его и перестроил. Скорее всего, эти коридоры были частью первой, самой старой усадьбы. Но мог ли он рассчитывать, что они будут надежным укрытием для Сокровища Беневентов? Очень в этом сомневаюсь. Он не мог быть абсолютно уверен в том, что его тайна не стала достоянием местных жителей или слуг. Я думаю, что он сам устроил другой тайник, о котором знал только он сам. — Чтобы быть в этом уверенным, он должен был устроить все собственными руками, — заметил майор Уоррендер. — Верно. Но он мог просто позаботиться о том, чтобы тот, кого он нанял, умолк навеки. С восторгом и ужасом мистер Тамплинг осознал, что имеется в виду: навеки умолкают только мертвецы. — Мы не нашли тут ни одного места, где мисс Кара могла бы разбиться насмерть, — продолжала рассуждать мисс Силвер. — Похоже на то, что она бывала в этих коридорах, но умерла ли она здесь или была убита где-то еще? Я считаю маловероятным, что ее тело доставляли наверх по всем этим крутым ступеням и узким коридорам. В этом случае на ней было бы куда больше пыли. Она могла проходить по одному из этих коридоров, но думаю, тело ее принесли в холл каким-то другим, более легким путем. Мысли, которые Стивен до сих пор сдерживал усилием воли, все-таки рвались наружу и грозили захлестнуть его. Каким путем ушла — или ее увели — Кандида? И если они все-таки найдут ее, то… будет это живая Кандида или… ее тело? Ответа на эти вопросы не было, и Стивен поспешно произнес: — Мисс Силвер права. Если Сокровище Беневентов действительно существует, оно не может храниться там, где любой человек, хорошо знающий этот дом, может легко на него наткнуться. Если даже предположить, что мисс Кара нашла свою смерть, разыскивая Сокровище, тело ее доставили в холл другим путем, менее сложным, чем тот, которым мы пришли сюда. Но там, где она была убита — если она действительно была убита, — вряд ли есть хоть какая-то улика. Но сейчас это не самое важное. Главное — найти тот, настоящий тайник, если таковой существует. Он собирался сказать: «Главное — найти Кандиду», но не смог произнести ее имя вслух. Стивен резко повернулся и пошел по коридору, ведущему к ступеням. Его охватило неуловимо-знакомое ощущение, из тех, которые то появляются, то исчезают, и связано оно было с коридором. Свет фонаря он, разумеется, направлял вдаль и под ноги, ведь его интересовала дверь, ведущая в подвалы. Но ощущение того, что все это однажды было, заставило Стивена присмотреться к самому коридору: грубые кирпичные стены поддерживались деревянными столбами, которые были связаны деревянными боковинами. В старых коттеджах стены часто делали наполовину деревянными, в точности такой же конструкции, но зачем вся эта деревянная роскошь гниет в подземном коридоре? Ответ был очевиден: любой из этих квадратов мог оказаться дверью. Луч фонаря снова скользнул по стене, и Стивен заметил задвижку, плотно пригнанную к одной из деревянных стоек. Одно движение руки — и дверь распахнута. Подняв фонарь повыше, Стивен понял, где находится. В главном подвале усадьбы Андерхилл. Глава 40 Итак, ему предстояло еще раз его осмотреть. И при этом искать что-то неведомое. Пока остальные пробирались через дверь в этот подвал, Стивен обреченно взирал на его стены с чувством, весьма близким к отчаянью. Это был главный подвал, из которого один пологий пролет лестницы вел в коридор за кухней, а другой — во двор усадьбы. На дальней стене — длинный ряд дверей. Когда мисс Оливия привела его сюда, она была весьма лаконична: — Винный погреб, уголь, дрова. Остальные помещения пустуют. Ему не позволили осмотреть ни одно из них. Когда Стивен заявил, что без более детального изучения он не сможет составить мало-мальски точный отчет о состоянии дома, его поставили на место, на то самое, которое, по мнению мисс Оливии, было для него самым подходящим. Любой из погребов мог скрывать дверь в тайник… — Винный погреб заперт, — тут Стивен заметил, что говорит вслух. Ему ответила мисс Силвер: — Вы думаете, что вход в тайник находится в запертом погребе? Мне так не кажется. — Но почему? — Это привлечет слишком много внимания, — сказала мисс Силвер своим обычным успокаивающим голосом. — Именно в запертом помещении будут искать в первую очередь. Сокровище, напротив, постарались спрятать в таком месте, которое вообще не будет привлекать внимания. — Этот подвал — тридцать футов на двадцать. У нас слишком большой выбор, — заметил Стивен с горечью. — А что вы думаете о ступеньках — тех, что ведут в дом? Или о каких-нибудь других? Стивен в изумлении уставился на мисс Силвер. — Что вы имеете в виду? — Я только что разговаривала с Анной. Она очень расстроена из-за Кандиды, потому что успела ее полюбить. Я спросила, каково ей будет всю жизнь мучиться угрызениями совести. Ведь она могла спасти девушку и не сделала этого. Она расплакалась и все твердила, будто не может ничего сделать. И была очень испугана: «Они убьют меня!» Я уверила ее, что ей нечего опасаться, и она должна рассказать все, что знает. Она с горячностью заявила, что ничего не знает — только то, что в доме есть потайные места и что она видела пыль на тапочках мисс Кары и очень перепугалась. Когда я спросила, чего она так испугалась, Анна ответила, что ей вспомнился рассказ старого мистера Беневента. Все, кто был в подвале, внимательно слушали рассказ мисс Силвер, но они со Стивеном Эверсли никого не замечали. Стивен шагнул к мисс Силвер и схватил ее за руку. — Что он рассказывал? И мисс Силвер повторила рассказ Анны. — Он был уже очень стар и любил поговорить о Сокровище. Говорил, что оно находится в надежном месте: "Человек может пройти над ним и ничего не заметить. Он может подниматься и спускаться и все равно ничего не знать. А если он знает и пойдет туда, то это не принесет ему пользы". Об этом было даже стихотворение, знаете, среди старых фамильных бумаг: Не тронь — и не дерзай Продавать или купить, Не отдавай и не бери, Коли охота жить. Стивен непроизвольно сжал ее ладонь и выпалил: — Болтовня старого склеротика. Тоже мне улика! — Прошлое старики помнят очень хорошо. — Повторите еще раз. — «Человек может пройти над ним и ничего не заметить. Он может подниматься и спускаться и все равно ничего не знать. А если он знает и пойдет туда, то это не принесет ему пользы». Стивен резко повернулся и направился к лестнице, ведущей в дом но, не доходя до нее свернул в сторону и подошел к той, что вела во двор. Она находилась в углу, но слегка отступая от стены — вполне достаточно места, чтобы мог пройти человек. Там лежала соломинка, словно упавшая сюда случайно, — старая, наполовину сгнившая соломина. Стивен вошел в узкое, чуть наклонное пространство, держа в руке электрический фонарь. «Человек может подниматься и спускаться и все равно ничего не знать». Мимо этого неприметного угла проходили тысячи раз. Ступени были каменными — старые, истертые многими сотнями ног. Стена с другой стороны тоже была каменной — большие квадратные блоки, вырезанные из склона этого холма и установленные на свое нынешнее место три, а то и четыре сотни лет тому назад. Если секретный вход в тайник Уго ди Беневенто действительно существовал, он вполне мог находиться здесь. Тоннель, прорытый из этой точки, прошел бы под внутренним двором усадьбы. Да, вполне вероятно, а ступени маскировали вход. Мысли Стивена были абсолютно ясными и вполне логичными. Ни один десяток людей мог годами искать вход в это подземелье. Пониматься и спускаться… А вход указали камни и соломинка — маленькая серая травинка, лежащая на полу. Да, камень и соломинка, и маленький черный предмет, лежащий у самой его ноги. Стивен наклонился и поднял его. Это была обувная пряжка. Обычная черная пряжка от обуви. Он поднес ее поближе к фонарю. — Что это? — донесся до него голос мисс Силвер, будто издалека. Стивен повернулся так, чтобы и она могла увидеть пряжку. — У Кандиды были туфли с ремешком и похожей пряжкой. Собственные слова ужаснули Стивена. Если Кандида была здесь, то как она сюда попала? И почему пряжка оторвалась? Ужасные картины одна за другой проходили перед его внутренним взором: если ее волокли по этому жесткому, шероховатому полу, пряжка могла за что-нибудь зацепиться и оторваться… — Значит, это — то самое место, — с горячей уверенностью сказала мисс Силвер. — Значит, мы на верном пути. Мистер Тамплинг вдруг почувствовал себя несколько обиженным: и начальник полиции, и инспектор Рок были намного выше его ростом — особенно инспектор, — поэтому мистер Тамплинг не видел за их спинами, что происходит. Ему пришла в голову мысль подняться чуть выше на пару ступенек — уж тогда, наверное, ему будет все прекрасно видно. Он увидел, как мисс Силвер отошла в сторону, а инспектор взял фонарь, в то время как Стивен Эверсли внимательно изучал стену. У лестницы не было перил, и чтобы не упасть, мистер Тамплинг опустился на колени на пятую ступеньку — это позволяло ему во всех подробностях рассмотреть происходящее между стеной и лестницей. Он слышал, как начальник полиции произнес: «Ну, по мне это выглядит так же надежно, как и кафедральный собор». И тут что-то произошло. Инспектор Рок шагнул вперед и поскользнулся на гнилой соломине. Поскольку в правой руке он держал фонарь, левой он уперся в стену, пытаясь сохранить равновесие. Поскользнувшись, он был вынужден сделать шаг и всем своим весом опереться на стену и… растянулся на полу, потому что стена, на которую он опирался, подалась в сторону. Стивен выхватил у инспектора фонарь и поднял его повыше. Инспектор же, встав на колени, уставился в открывшийся в стене проем, который несколько секунд назад был скрыт одним из каменных блоков кладки. Стивен перегнулся через него и толкнул камень — тот повернулся, словно дверь на хорошо смазанных петлях. Оказалось, что совершенно случайно весьма увесистый инспектор налег всей своей массой на нужный квадрат стены, который был связан с механизмом, открывающим вход в тайник Уго ди Беневенто. Со своего наблюдательного пункта мистер Тамплинг мог видеть проем, узкий и низкий, а за ним — сложенную из кирпича площадку и ведущие вниз, в темноту, ступени. И снова возникла заминка, пока инспектор Рок ходил за констеблем, охранявшим потайную дверь в комнате Кандиды — тот вход теперь никого не интересовал. Теперь в охране нуждался вход под этими ступенями. Потянулись самые долгие, самые бесконечные в жизни Стивена мгновения. Судя по часам, прошло не больше четырех минут, но Стивену казалось, что им не будет ни конца, ни края. Если бы у них был еще один фонарь, Стивен бы немедленно ринулся вниз, но второго фонаря у них не было. Звук шагов инспектора и констебля разрядил напряжение. Начальник полиции посмотрел на отверстие в стене и решил не искушать судьбу — не хватало только, чтобы его закрыли в подземелье… Он приказал инспектору остаться у входа вместе с констеблем. Стивен миновал проем, и луч света вместе с ним начал спускаться по ступенькам. С обратной стороны каменная глыба была отделана деревом — именно эту дверь Кандида тщетно пыталась открыть и на эту кирпичную площадку она опустилась в изнеможении и отчаянии, но здесь не было ничего, что сообщило бы об этом Стивену и его спутникам. Они последовали за Стивеном вниз по ступенькам и дальше по коридору, проходящему под внутренним двором и уходящему в недра холма. Фонарь осветил железный прут, лежащий поперек коридора, и Стивен немедленно остановился. Прут был покрыт ржавчиной и… чем-то еще — волосами, слипшимися от крови. Все замерли, глядя на ржавый кусок железа. На мгновение перед глазами у всех мелькнула одна и та же картина: мертвая мисс Кара у подножия лестницы своего собственного дома. Но мертвая не потому, что упала со ступенек, а убитая этим куском ржавого железа в этом странном месте. Перешагнув через прут, Стивен направил свет фонаря вперед. Волнение мистера Тамплинга достигло неизмеримых высот — он увидел то, что раньше видела Кандида, но при куда более ярком освещении: пещеру или нишу в конце коридора, стоящий в ней окованный железом сундук с поднятой крышкой и лежащее в нем Сокровище. Луч фонаря играл на золотом блюде, на подсвечниках, на сказочно-прекрасном ожерелье — он высекал из камней пламя, и это пламя было кроваво-красным. И тут. И тут мистер Тамплинг увидел руку, успевшую схватить Сокровище и тут застигнутую смертью. Теперь это была рука скелета , кости и истлевшая одежда — все, что осталось от Алана Томпсона. А еще, прямо на полу коридора и гораздо ближе к ним — Кандиду Сейл, уткнувшуюся головой в протянутые руки — она протянула их, когда падала. фонарь был переброшен майору Уоррендеру, и Стивен опустился на колени. — Кандида… Кандида… Кандида! Она пришла в себя от звука его голоса — мгновение, которое она никогда не забудет. После темноты, которая была подобна смерти, после того, как она мысленно простилась с надеждой и самой жизнью, очнуться в его объятиях, под звуки своего имени… Кандида открыла глаза, и все вокруг нее было залито светом. Стивен сжимал ее так, что, казалось, никогда больше не выпустит. — Я нашла Сокровище… не прикасайтесь к нему — оно убило бедного Алана… Глава 41 Джозеф вошел в гостиную. Его смуглая кожа казалась пожелтевшей и липкой от пота. Мисс Оливия вышивала. Услышав его шаги, она подняла голову. — Что случилось? — Они спустились в подвал. Они нашли вход! — Это невозможно! — А я говорю вам, что они его нашли! — почти закричал он. — Инспектор поднялся наверх, в спальню, и забрал констебля. Я шел за ними до самой лестницы, ведущей в подвал. Я видел, что потайная дверь открыта, и они все перед ней толкутся. Инспектор и молоденький полицейский остались снаружи, а остальные вошли внутрь. Сами знаете, что они там найдут. Что нам теперь делать? Что мы им скажем? Мисс Оливия посмотрела ему в глаза. — Что делать? Нам нужно только изображать абсолютную честность и уверенность в своих словах и, разумеется, крайнее удивление. Да, в доме есть тайные ходы, которые всегда были нашей фамильной тайной, но нам ничего не известно о каких-либо других — если в подвале и есть подземный ход, то нам о нем ничего не известно. Да, существуют предания о Сокровище, но я им никогда не верила. Если кто-то по глупости стал его искать, он делал это на собственный страх и риск. И если он при этом погиб, то я не несу за это ни малейшей ответственности — мало ли кто что творит без моего ведома. И если мисс Сейл была настолько глупа, что последовала его примеру, я не могу считать себя ответственной за это. — Она скажет… — Она может говорить все что ей угодно, но где доказательства? Она скажет, что выпила стакан молока и больше ничего не помнит — это означает, что она забрела туда во сне. Или все было так, или она просто все выдумала. Узнала что-то о тайных ходах — она ведь разбирала семейные бумаги — и решила их исследовать. Ночью, когда все в доме спят. Это выглядит куда правдоподобнее, чем первый вариант: будто ее напоили снотворным и заперли в подземном коридоре, оставив умирать в темноте. — Это хорошая история про бумаги, — одобрил Джозеф. — Если, конечно, они поверят, — и добавил после небольшой паузы: — но я боюсь Анны. — Она глупа и ничего не знает. Джозеф заметил с раздражением в голосе: — Она смотрит на меня так, как будто… как будто… — Как? — Как будто я какое-то чудовище! Взгляд, брошенный на него мисс Оливией, был полон презрения. — Что ж, такое возможно… возможно… — И вдруг добавила с внезапным напором: — Как умерла моя сестра? Джозеф продолжал настаивать на своем. — Я же говорил вам: она ходила во сне. Я пошел за ней присмотреть, чтобы с ней ничего не случилось. Она заламывала руки и причитала: «Я не могу его найти… я не могу его найти'» Она пошла в подвал и открыла потайную дверь. Я не мог позволить ей идти одной в такое место, и пошел следом. Когда она дошла до сундука, где лежит Сокровище, она увидела мистера Алана и закричала. Его рука сжимала ожерелье, и она потянула его за руку. Тут крышка сундука упала прямо ей на голову — и мгновенная смерть. Я поднял крышку и оттащил мисс Кару, но она была мертва. Я сразу пошел сообщить вам, и мы вместе перенесли ее туда, где ее потом нашли. Вы все это знаете. Атмосфера постепенно накалялась Джозеф и мисс Оливия были так заняты выяснением отношений, что не заметили, как дверь гостиной, скрытая за черной деревянной ширмой, открылась. То, что дверь открылась так тихо, получилось случайно — мисс Силвер вовсе не хотела проникнуть в гостиную бесшумно, но услышав слова мисс Оливии «Как умерла моя сестра?», она лишь перешагнула порог гостиной и подняла руку, чтобы предостеречь мистера Тамплинга, который шел следом за ней. Им удалось услышать историю, рассказанную Джозефом, и после слов «Вы все это знаете» прозвучал голос мисс Оливии, крайне напряженный: — Я знаю только то, что вы мне рассказали. — Я рассказал вам правду, — ответил Джозеф. Скрытая от глаз мисс Силвер и мистера Тамплинга черной лакированной ширмой, мисс Оливия опустила на колени пяльцы с вышиванием. Рука, державшая иглу с алой шелковой ниткой, тоже опустилась. — Вы лжете. — Мадам! Взгляд мисс Оливии, въедливый и жесткий, скрестился со взглядом Джозефа. — Вы лжете. Вы сказали, что она ходила во сне. Я видела, как она делает это, и вы — тоже. Вы хотите мне сказать, что она во сне зажгла свечу? Значит, вы видели, как она спустилась в подвал и открыла потайную дверь. В доме, конечно же, есть свет, но откуда он взялся в погребе? Но Джозеф продолжал упорствовать: — У меня была свеча. — А я говорю, что у вас ее не было! Вы бы не осмелились идти за ней со свечой — не посмели бы! — Вы думаете, что я шел за ней в темноте? — Нет! Это в ее руках была свеча. И она вовсе не спала, ей вообще не спалось потому что ее вдруг осенило, что мистер Алан должен быть там Но не думаю, что она решилась бы пойти туда одна. Однажды она была там со мной и едва не упала в обморок от страха. Я не думаю, что она вообще могла пойти туда одна. — Какое это имеет значение, у кого в руках была свеча? — спросил Джозеф нетерпеливо. — Все остальное было так, как я сказал. — Нет. Слово прозвучало подобно удару хлыста. Джозеф вскрикнул: — Разве сейчас время для расспросов или ссор? Надо решить, что нам делать и что мы должны сказать. — Я должна узнать правду. Моя сестра умерла совсем не так, как вы рассказывали. Там не было руки, которой она могла коснуться — только кости. И вы хотите, чтобы я поверила, что она могла дотронуться до костей мертвеца? Она наверняка бы упала в обморок или с криками бросилась бы прочь. Да, она не стала бы делать ничего такого, а значит, не могла задеть пружину и уронить крышку сундука — прямо на свою голову. Я думаю, что она закричала и бросилась прочь. А вы попытались ее остановить, возможно для того, чтобы ее успокоить, но она не слушала. А остановить ее вы пытались, потому что не могли заставить молчать. Я думаю, что она мертва потому, что вы испугались, что она может кое-что рассказать. — Не трогал я мистера Алана! — крикнул Джозеф. — В этом не было необходимости. Он протянул руку к Сокровищу, и оно убило его, как делало это прежде и может сделать снова. Джозеф повысил голос: — А кто показал ему дорогу к Сокровищу? Уж конечно не мисс Кара! А кому еще был известен секрет двери? Только вам, мадам, только вам! Вы показали ему, как открыть дверь, и, если бы Сокровище не убило его, он бы умер так, как должна была умереть мисс Сейл! Без съестного, без воды, и никакой возможности выбраться — долго бы он не протянул! В гостиной воцарилось молчание, которое первой нарушила мисс Оливия: — Если бы вы не пошли за мной той ночью, вы ничего бы не узнали и ничего не смогли бы сделать. Вы служите мне уже давно. Не так долго, как Анна, но достаточно долго. Я думаю, что вы убили мою сестру. Как, по-вашему, я должна вознаградить вас за это? Джозеф уставился на свою хозяйку, которая продолжала говорить все тем же лишенным выражения голосом: — Если бы мой план удался, я вознаградила бы вас и отослала прочь, но теперь, если Кандида жива, нам обоим не достанется ничего. Она зацапает Андерхилл, выйдет замуж и родит детей, которые станут ее наследниками. Она должна была умереть, но я думаю, что она жива и больше я ничего не могу сделать. Поэтому вы должны получить достойную награду за убийство моей сестры. В тот момент, когда Джозеф крикнул, что он не убивал Алана Томпсона, из-за спин мисс Силвер и мистера Тамплинга бесшумно появился инспектор Рок. Когда мисс Оливия произнесла заключительную фразу своего монолога, он обошел ширму и шагнул в комнату. Глава 42 Кандида лежала в своей постели, а Стивен стоял на коленях рядом — ее пальцы вцепилась в его ладонь. Только бы не закрыть глаза, а то она снова уснет… Стивен сказал: «Я не отпущу тебя», и поэтому Кандида изо всех сил держалась за его руку. Вошла Анна с чайным подносом. Она принесла самый изысканный и великолепный напиток — горячий чай с молоком. Кандида жадно глотнула, чтобы смягчить резь в пересохшем горле и утолить жажду. Анна плакала — она старалась этого не делать, но слезы упрямо текли по щекам. Она взяла руку Кандиды, поцеловала ее и ушла на кухню варить яйцо и делать тосты. Когда она ушла, Кандида схватила Стивена за локоть. — Ты можешь забрать меня отсюда? Я не могу оставаться в этом доме. Я не желаю видеть его снова — никогда! — Ты и не увидишь — я об этом позабочусь. Луиза Арнольд заберет тебя к себе. Я увезу тебя, только сначала тебе нужно поесть. Кандида села на постели, и Стивен обнял ее за плечи. — Все нормально, я… я просто хочу уехать отсюда, — Кандида прижалась к Стивену и понизила голос до шепота: — Это был Алан Томпсон, там, в подземелье, — это он? Стивен кивнул. — Я думаю, да. Там была пружина, которая срабатывала каждый раз, когда кто-нибудь прикасался к Сокровищу: крышка сундука сразу падала. Томпсон протянул к нему руку, и оно его убило. — Как… ужасно! Но это… не убийство… — Ну, не знаю… — с сомнением в голосе отозвался Стивен. — Что ты имеешь в виду? — Вряд ли, конечно, кто-то его трогал. Но неужели ты думаешь, что мисс Оливия позволила бы ему жить и жениться на ее сестре? Откуда, по-твоему, он узнал, как открывается эта потайная дверь? Мы узнали об этом лишь благодаря счастливой случайности, но, согласись, подобные случайности происходят редко, очень редко. — Дорогу к сундуку ему могла показать мисс Кара. — Она обязательно предупредила бы его, запретила бы прикасаться к Сокровищу. Ведь было даже стихотворение на эту тему, что-то вроде: Не отдавай и не бери, Коли охота жить. — Да… Да, было. Стивен заметил мрачно: — Я думаю, что мисс Оливия самолично показала ему потайную дверь в расчете на то, что он конечно же прикоснется к Сокровищу — и последует то, что за этим и последовало. Кандида вся задрожала. — Стивен, давай уедем отсюда — и как можно быстрее! Луиза Арнольд теперь постоянно пребывала в волнении. Не только оттого, что у нее было очень чуткое, доброе сердце. Но и оттого, что дом ее был овеян любовью, разгадкой тайны трехлетней давности и наэлектризован невероятным скандалом. Роман явно должен был завершиться скорой свадьбой, и поскольку Стивен был ее родственником, а Кандида — сиротой, то из какого же еще дома им идти под венец? Мисс Луиза хранила свадебную фату своей матери, пересыпав лавандой, — а разве на свете играли свадьбу более счастливую, чем свадьба ее матери с ее обожаемым папочкой? Что касается разгадки тайны, то, похоже, не было сомнений в том, что скелет, обнаруженный в Андерхилле — все, что осталось от бедного Алана Томпсона, ну а скандал затмил собою все скандалы, хранящиеся в памяти горожан. Сенсация! Мисс Оливию Беневент подозревают в убийстве сестры. Мог ли кто-нибудь вообразить нечто подобное? Тут мнения разделились. Одни считали, что она виновна, но осуждать ее нельзя — бедняжка сошла с ума. Другие утверждали, что убийство совершил Джозеф и многие, оказывается, всегда чувствовали в нем что-то зловещее. Когда стало известно, что мисс Силвер сопровождала полицейских во время обыска в Андерхилле, Луиза Арнольд обрела почетный титул Кладезя Информации (и то и другое — с большой буквы!). Это доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие, но мисс Арнольд чувствовала, что милая Мод рассказала далеко не обо всем. Осмотрительность — дело, конечно, очень хорошее, но не доверять собственной кузине… И самый убедительный аргумент был таков: «Дорогой папочка всегда мне обо всем рассказывал». Услышав, что расследование приостановлено, мисс Луиза больше не могла сдерживаться: — Вы хотите сказать, что никто даже не был арестован? Мисс Силвер только что начала вязать джемпер очень приятного голубого цвета для своей племянницы Этель Бэркетт. Со спиц свисало чуть больше дюйма голубой чуть присборенной полоски. Шерсть была особенно мягкой и мисс Силвер решила опробовать новый узор. Взглянув на Луизу, она спокойно заметила: — Джозеф Росси задержан, его допрашивает полиция. — Задержан! Только и всего?! Вы хотите сказать, что он не убивал бедняжку Кару, что она ухитрилась насмерть разбиться, упав с лестницы? — Полиция должна решить, стоит ли передавать это дело в суд. Мисс Луиза возмущенно покачала головой. — Возможно, он убил и бедного Алана Томпсона! — Я так не думаю. Луиза Арнольд наклонилась вперед. — Знаете, я видела в музее один из этих сундуков. Я так от злости разнервничалась, что не могу вспомнить, где именно это было, но точно во время того нашего с папочкой путешествия через год после смерти матушки. За эти две недели мы посетили так много разных мест, что все они перепутались у меня в голове. Не помню, где я видела сундук, но помню, что он был в точности такой же, какой, говорят, нашли в Андерхилле. К крышке крепилась особая пружина, и если вы трогали что-нибудь из того, что лежало в сундуке, ужасно тяжелая крышка обрушивалась на вас. Говорят, нечто подобное произошло и с Аланом Томпсоном. Или вы считаете, что его убил все-таки Джозеф? Мисс Силвер не ответила, и через минуту Луиза продолжала строить предположения: — Но чего уж я совсем не могу взять в толк, так это то, что говорят о бедняжке Каре. Не могу поверить, что она ночью решилась пойти в темный подвал — разве что во сне. Как вы думаете, может, она действительно забрела туда во сне? — Я думаю, что она просто искала Алана Томпсона, но во сне или не во сне — этого я сказать не могу. Может статься, она давно подозревала, что он мертв. Она могла быть очень напугана и внезапно почувствовала, что не может больше жить в неизвестности. Возникла небольшая пауза. Голос Луизы понизился почти до шепота: — Вы думаете… что ее убила Оливия? — О нет. Ни в коем случае. Смерть мисс Кары наоборот была для нее самым большим несчастьем на свете. — Ну, во всяком случае, ее никак не могло убить крышкой сундука. Кара никогда не решилась бы прикоснуться к бедному Алану — он ведь был мертв. — Да. Шепот Луизы стал более настойчивым. — Тогда это Джозеф. — Об этом не нам судить, — заметила мисс Силвер. Лицо мисс Арнольд залилось румянцем. Эффект, в сочетании с ее белыми волосами и голубыми глазами, был просто чарующим. Но это явно свидетельствовало о том, что ее терпению пришел конец. — Полагаю, что об Оливии вы тоже говорить не станете? — Луиза, думаю, пока нам вообще не стоит обсуждать данную тему. После этой фразы Луиза Арнольд была вынуждена покинуть комнату. К несчастью, вообще оставить рассуждения о мисс Оливии Беневент было невозможно. Ведь что бы мисс Оливия ни говорила и ни делала, доказательств ее вины как таковых не существовало. Да, мисс Силвер и мистер Тамплинг слышали, стоя за ширмой, как Джозеф и мисс Оливия обвиняли друг друга. Но то, что они говорили, могло быть и правдой, и ложью, поскольку каждый из них отрицал слова собеседника. Конечно же, в конце мисс Оливия произнесла и это: «Если Кандида жива, нам обоим не достанется ничего. Она получит Андерхилл, выйдет замуж и родит детей, которые станут ее наследниками. Она должна была умереть, но я думаю, что она жива и больше я ничего не могу сделать. Поэтому вы должны получить достойную награду за убийство моей сестры» — эти слова можно интерпретировать как признание, которое можно предъявить суду. Но это заявление основывалось только на словах мисс Силвер, поскольку мистер Тамплинг, когда к нему обратились за подтверждением, заявил, что не может сделать это. Они находились на некотором расстоянии от говоривших, и он не решился бы под присягой подтвердить, что именно было сказано. Он никоим образом не подвергал и тени сомнения показания мисс Силвер, боже упаси! Она не раз проявляла себя как весьма объективный и наблюдательный свидетель, но он сам не готов поклясться, что все было именно так. И тут, пока шли все эти споры и разборы, Оливия Беневент умерла. В здравом уме и трезвой памяти. Она оставила немного денег Джозефу и Анне и очень хотела увидеть Кандиду Сейл. Но Кандиду не смогли найти, а когда она приехала, было уже слишком поздно. Девушке не стали сообщать последние слова, сказанные мисс Оливией. Умирающая сидела, опираясь на полдюжину подушек и, когда она почувствовала, что Кандида может не успеть на последнюю их встречу, она произнесла, с трудом выдыхая каждое слово: — Я хотела ее проклясть. Чтобы ей никогда не было покоя. Глава 43 Разговор с мистером Панченом принял неожиданный поворот. Мисс Силвер никак не рассчитывала на проявление столь горячей благодарности и столь щедрого вознаграждения, на котором он категорически настаивал. — Окажите милость, примите этот скромный дар, — увещевал ее мистер Панчен. — Моя сестра — женщина вполне обеспеченная, а других родственников у меня нет. Если бы бедный Алан был другим и остался в живых, я бы передал ему все, что имею, поэтому будет вполне справедливо надлежащим образом отблагодарить вас за спасение его доброго имени. Несправедливые обвинения в его адрес убили мою жену. И не только это, но… — тут он замешкался, снял свое пенсне и посмотрел на мисс Силвер блестящими от слез глазами. — Не знаю, поймете ли вы меня… это было как преграда между нами. Меня не радовали воспоминания о тех счастливых временах, когда мы были вместе — тревога об Алане затмила их. Но теперь, когда память о нем чиста, мне стало легче. Думаю, я уже говорил вам о том, что очень любил свою жену. И, возможно, вы поймете, что я сейчас чувствую. Мисс Силвер очень хорошо понимала состояние мистера Панчена, о чем и сказала ему, найдя для этого самые искренние и добрые слова. Дело Джозефа Росси стало для полицейских постоянной головной болью. Вроде бы у него имелись более чем веские мотивы для убийства мисс Кары: страх, что она сообщит о смерти Алана Томпсона и о реальном существовании Сокровищ Беневентов. Но отсутствие каких-либо убедительных доказательств его вины, которые можно предъявить суду, было очевидно. Мисс Силвер слышала обвинения мисс Оливии в адрес Джозефа, но сам Джозеф эти обвинения отвергал, а поскольку мисс Оливия была мертва, она не могла ничего подтвердить. К тому же все помнили, что подобные же обвинения в адрес племянницы, мисс Кандиды Сейл, были совершенно необоснованны. Дело было передано прокурору и, вполне возможно, обеспечило головную боль и ему тоже. Все было ясно как день, но где доказательства? Мисс Кара Беневент была найдена мертвой с проломленным черепом, и тело ее явно было перенесено. Есть показания одного свидетеля о разговоре мисс Оливии Беневент с Джозефом Росси, который доказывает, что тело было перенесено ими совместно. Но защита, несомненно, представит этот факт совершенно в ином свете, чем обвинение: ужасная необходимость вынудила старую леди и ее слугу перенести тело. Они просто хотели сохранить семейную тайну. Вероятно, им и в голову не могло прийти, что они делают что-то противозаконное. Вот и все. Железный прут, который мог бы служить уликой, тоже не пригодился. На нем были следы, позволяющие квалифицировать его как орудие убийства, но он слишком сильно проржавел, чтобы сохранить отпечатки пальцев. Как он попал туда, где был найден, неизвестно. Он мог быть использован Джозефом Росси для того, чтобы заставить замолчать испуганную женщину, а мог оказаться частью ловушки, охранявшей Сокровище Беневентов. Дело вернули в полицию графства с резолюцией, что данных для судебного преследования недостаточно и Джозеф Росси был выпущен. Из тюрьмы он прямиком отправился к своей жене Анне, которая все еще оставалась в доме в Ретли, где мисс Оливия провела свои последние дни. В доме имелись кое-какие ценные вещи, и мистер Тамплинг выплачивал ей некоторую сумму, чтобы она за ними присматривала. Анна открыла дверь, и прежде, чем она поняла, кто этот нежданный гость, Джозеф оказался в холле. — Я смотрю, ты не слишком мне рада. Смертельно побледнев, Анна отступила назад. — Это потому… что я… не ожидала. Джозеф прошел на кухню и уселся за стол. — Ну, так приготовь мне ужин — и повкуснее! Сколько денег в доме? Анна смотрела на мужа почти с ужасом. — Я не знаю, — сказала она медленно и словно против воли. Ответ Джозефа был холодным и резким: — Ну так узнай! Я не собираюсь тут торчать, чтобы все на меня показывали пальцем! Я заберу все, что есть, и только ты меня и видела! Остальное вышлешь мне позже! Мисс Оливия тебе что-нибудь оставила? Анна хотела солгать, но слишком уж она была испугана — глаза на ее смуглом встревоженном лице стали просто огромными. — Я… она… — Оставила! Сколько? — Там… совсем немного… небольшой сверток… — Я спрашиваю: «Сколько?» Анна облизала пересохшие губы. — Там… сотня футов… в банкнотах. Джозеф перегнулся через стол и схватил ее за руку. — Ты лжешь! Даже она не стала бы так жадничать — ты сорок лет ей прислуживала! Анна попятилась, но Джозеф держал ее крепко. — Деньги будут переданы через адвоката, когда все будет решено. Рента — для меня. — Сколько? — Я не знаю. Они сказали, что позаботятся обо мне. Для тебя тоже есть кое-что — сверток с деньгами. Был один для тебя и один — для меня. Она отдала их мне, когда умирала. Джозеф отпустил ее руку. — Неси! Анна вышла, не помня себя от страха. Она всегда боялась Джозефа, всегда. Но в Андерхилле ими обоими командовала мисс Оливия, а Джозеф и сам боялся хозяйки. Теперь здесь не было никого, кроме них двоих. Он заберет деньги — и ее сверток, конечно, тоже. Зато он оставит ее в покое. Это лучше, чем если он потребует, чтобы она ехала с ним, — гораздо, гораздо лучше. Ее руки задрожали при мысли о том, что Джозеф может увезти ее с собой. Поднимаясь по лестнице, Анна тихо разговаривала сама с собой: — Нет, Анна, нет, ты ему не нужна — ты никогда не была ему нужна. И тебе незачем уезжать. Ты можешь сказать, что должна остаться, чтобы получить те деньги, которые дает адвокат. Да, ты можешь сказать это. Но он и так не захочет, чтобы ты с ним ехала. Деньги лежали в ее спальне, спрятанные под матрасом. Анна достала два бумажных свертка, перевязанных шнурком. Рукой мисс Оливии на одном было написано «Анна», на другом — «Джозеф». Сверток с ее именем был потоньше. Она уже открывала его прежде и сейчас снова открыла, хотя ей было хорошо известно, что в нем находится: двадцать пятифунтовых купюр, сложенных пополам и засунутых в маленькую картонную коробочку. Анна видела эту коробочку в руках мисс Оливии за неделю до того, как та умерла. Второй сверток был намного толще. Он тоже был приготовлен заранее, только имя появилось на нем уже после того, как мисс Оливия заболела. Сверток для Анны давно уже был подписан и ждал своего часа, тогда как имя Джозефа было написано рукой умирающей. Джозеф смотрел, как Анна возвращается на кухню, держа по свертку в каждой руке. Он курил, и в воздухе висел едкий дым. Джозеф сам скручивал папиросы и любил крепкий табак. Сперва он взглянул на ее сверток. — Ты открывала его? — Да. — Ты сказала, что здесь сотня фунтов. — Да. Он взял свой собственный сверток и сорвал обертку. Внутри была толстая пачка грязных однофунтовых банкнот, на которую он с изумлением уставился. Такие купюры были бы более уместны в дешевом игорном притоне. Они воняли табаком. Было трудно поверить в то, что мисс Оливия к ним хотя бы прикасалась. Никаких записок или пометок — только бумажная обертка и имя на ней. Джозеф положил папиросу на стол и стал пересчитывать купюры — они, похоже, отсырели и прилипли одна к другой. Джозеф, чтобы разделить их, послюнил палец — он всегда так делал, когда надо было пересчитать бумажные деньги или перевернуть страницу книги. То, что банкноты были грязными, его не смущало. Он снова и снова слюнявил палец. — Тридцать… Тридцать один… Тридцать два… Джозеф подумал, что в свертке окажется ровно сотня. С той сотней, которую получила Анна, — не так уж плохо, а потом будет еще рента. И он продолжил счет. — Сорок… Сорок один… Сорок два… Дым от папиросы попал ему в нос, и Джозеф с досадой отмахнулся, продолжая считать. — Пятьдесят… Пятьдесят один… Пятьдесят два… Он начал сбиваться со счета. — Шестьдесят пять… шестьдесят семь… шестьдесят девять… Анна стояла по другую сторону стола и смотрела, как поднимается и опускается его палец. Потом вдруг заметила, что на лбу Джозефа выступил пот. Его голос задрожал, и банкноты выпали из рук. Джозеф произнес: — Мне плохо, — и затем прерывающимся голосом: — Я… отравлен… Взгляд Джозефа обвинял Анну. Язык хотел обвинить Оливию Беневент, но слова застряли у него в горле. Он умер до прихода врача. Глава 44 Ретли гудел. Новое расследование и новые похороны, на которых, вне всякого сомнения, собрались бы все самые впечатлительные и нездорово-любопытные жители городка, если бы это печальное действо не состоялось в восемь часов утра и не держалось в строгой тайне. В результате на кладбище собралась лишь горстка желающих увидеть Анну под длинной черной вуалью с поникшей головой, замершей над могилой Джозефа Росси. Рядом с ней стояла мисс Силвер, которая была просто создана для поддержки тех, кого настигло горе. Мисс Силвер отколола со своей лучшей шляпки букетик цветов. Эта, как и остальные ее шляпы, была очень скромной и черного цвета, что позволяло соблюсти траур, традиционный желтый меховой палантин, который обычно служил дополнением к ее зимнему пальто, сегодня был заменен черным шерстяным шарфом. Она не могла отпустить Анну одну на подобное испытание… Она была самой добротой и милосердием, и как только церемония завершилась, проводила вдову туда, где ее ждала племянница Нелли с горячим завтраком на столе и крепко заваренным чаем. Нелли примчалась, чтобы забрать Анну в Лондон, но ни в какую не желала идти на похороны Джозефа Росси. — Как хорошо, мисс Силвер, что вы сделали это, а я бы нипочем не смогла туда пойти — ни за что на свете. Бедной тете просто повезло — наконец-то она избавилась от этого бездельника и убийцы. Только чем меньше об этом будут говорить, тем лучше. Перед их отъездом Кандида встретилась с ними. Анне была назначена рента, но все ее слезные протесты, все заверения, что она хочет только вернуться в Андерхилл, чтобы беззаветно служить ее обожаемой мисс Кандиде, остались без ответа. Кандида Сейл в последнее время вообще редко отвечала кому-то. Она пришла на церемонию бракосочетания Дерека Бердона, которая тоже была назначена на восемь утра, поцеловала его и Дженни и пожелала им всего наилучшего, но ее губы были холодны, а глаза смотрели куда-то вдаль. Сидя в конторе мистера Тамплинга, она обсуждала все проблемы почти через силу. Поскольку она не станет жить в Андерхилле, не посоветует ли он, как лучше поступить с усадьбой. Мистер Тамплинг посмотрел на нее с беспокойством и участием. Кандида не носила траура, но и в своем сером пиджаке и юбке была похожа на печальное приведение. Яркий румянец и блеск волос, которые он с восхищением вспоминал, исчезли. Под глазами, которые смотрели куда-то сквозь него, были синяки. — Этот дом оставался в собственности семьи очень долго. — Слишком долго, — заметила Кандида. — Я не желаю иметь с ним ничего общего — ни сейчас, ни позже — никогда. И тем более с тем, что там находится — с этим ужасным Сокровищем. — Но, мисс Сейл, оно стоит огромных денег. — Да. И оплачено человеческими жизнями. Я не желаю иметь с ним ничего общего. Я думала о музее в Ретли. Возможно, он… Душа мистера Тамплинга наполнилась тайным восторгом, но он взял себя в руки и заговорил очень рассудительно: — Этот вариант можно обсудить. Но вам следует хорошо все обдумать. В любом случае, прежде чем вы отдадите какое-нибудь распоряжение, завещание должно быть официально утверждено. Поскольку вещи могут рассматриваться как фамильные драгоценности, вполне возможно, что вы не сможете осуществить прямое дарение, но музей, без сомнения, будет очень рад выставить их в своей экспозиции, а пока наиболее безопасное для них место — Банк нашего графства. Именно после этой беседы Стивену никак не удавалось увидеться с Кандидой. Днем он был очень занят — слишком много навалилось работы, — а когда он по вечерам появлялся в доме у мисс Арнольд, ему сообщали, что Кандида рано легла спать, или она, почти не притронувшись к еде, как только все вставали из-за стола говорила: «Прошу меня простить, но мне не хочется разговаривать» или «Нет, не стоит — я слишком устала». После чего исчезала. Как только дверь за ней закрывалась, мисс Луиза пускалась в объяснения: — Ну, вы же видите, мой милый мальчик, она в шоке, потерпите, ей надо прийти в себя. Наша кузина была в таком же состоянии, когда расстроилась ее помолвка. Мод, вы должны ее помнить — Лили Мотрем, очень милая девчушка, но склонная к меланхолии. Ну и вот, когда ее помолвка была расторгнута, все боялись, что она не оправится. У него было много денег и хорошее поместье в Дербишире — или в Дорсете? — но, боюсь, человек он был не очень… надежный, так что возможно, ей даже повезло. Но она не могла ни спать, ни есть, и дома действительно не знали, что с ней делать, но, к счастью, она встретила очень хорошего молодого человека, между прочим, он совладелец судоходной компании, так что в конце концов все устроилось как нельзя лучше, по-моему, у них уже шестеро детей. Пятеро — потому что когда родился пятый, она хотела назвать его Квинтусом note 8 , но ее муж воспротивился. Note8 Квинтус — пятый (лат.). Стивен так и не понял, какое отношение этот довольно сомнительный пример имеет к нему и Кандиде. Немного позже, когда мисс Арнольд покинула комнату, он обратился к мисс Силвер: — Послушайте, так больше не может продолжаться — я должен ее увидеть. Она встречается и с мистером Тамплингом, и с кем-то там еще. А как только прихожу я, оказывается, что она слишком устала, чтобы посидеть в гостиной, и должна отправиться спать. Мисс Силвер сочувственно посмотрела на Стивена поверх голубого джемпера Этель Бэркетт. — Она пережила шок. — Конечно, она пережила шок. Мы все пережили шок, но как-то ведь продолжаем жить. Она вроде должна хотеть меня видеть, а она не хочет… Все время о чем-то думает, а я не знаю, о чем. Если бы я мог с ней встретиться — на самом деле встретиться… — Да, полагаю, это было бы неплохо, — мисс Силвер ненадолго задумалась и продолжила: — Вот что. Мы с Луизой отлучимся завтра — в то время, когда мы обычно пьем чай. Мы давно хотели навестить дочь одной нашей старой подруги, она живет в Лэлихэме. Мы собирались нанять машину. Это — дело практически решенное, а детали вполне можно согласовать по телефону. Вы можете освободиться к этому времени? — Да, я приду ее навестить. — Будет лучше, если вы просто войдете, — деловито заметила мисс Силвер. — Я прослежу за тем, чтобы дверь была не заперта. Когда на следующий день Стивен вошел в гостиную своей кузины, Кандида сидела за чайным столиком. Элиза Пек как раз водружала на столик викторианский чайник и кувшин с горячей водой. Потом она рассказывала хозяйке: — Только что его увидела, и чайник как раз кипел, так что я приготовила чай и ушла, сказав себе: «Ну, дверь не закрыта, только если он теперь не знает, как войти, то нипочем мы его не дождемся. Вот так-то». Кандида была бледна и молчала до тех пор, пока дверь за Элизой не закрылась и они не остались одни. — Откуда она узнала, что ты здесь? — спросила девушка. Стивен рассмеялся. — Думаю, что увидела меня в окно. А теперь, дорогая, объясни, что все это значит? — Я сказала, чтобы ты не приходил, — А мисс Силвер сказала мне, что они с кузиной Луизой отправятся в гости. — Ее-то какое дело? Стивен устроился на диване рядом с Кандидой. — Дорогая, если мисс Силвер перестанет когда-нибудь интересоваться чужими делами, боюсь, очень многие люди горько об этом пожалеют, и мы в том числе. Кандида отодвинулась подальше. Когда двигаться дальше было уже некуда, девушка повернулась к нему, стиснув на коленях руки. — Я не хотела видеть тебя потому, что мне необходимо было подумать. — И ты подумала? Наверное, она ожидала, что Стивен возмутится, но он лишь очень внимательно и печально на нее посмотрел. Ну и хорошо. Возможно, так будет даже проще, чем она предполагала. Ее охватило странное чувство: будто ничто на свете больше не имело смысла. — Да, я подумала, — сказала она тихим, дрожащим голосом. — Итак? — Я уезжаю. — Куда же ты собралась? Она набрала в грудь побольше воздуху. — Есть одна женщина, которая работала у тети Барбары, — она сдает комнату. Думаю, что я поеду к ней. — Не самое подходящее место для молодоженов. Кандида смотрела на Стивена с потерянным видом. — Стивен, я, наверное, не смогу выйти за тебя замуж. — И это то, о чем ты думала? — Да. — Нашла о чем думать. Ну и к какому выводу ты пришла? «Я тебя больше не люблю» или «Ты больше меня не любишь»? Кандида покачала головой. — Нет-нет, что ты… Это все из-за того, что произошло. Из-за того, что связано с Беневентами — к тебе это не имеет никакого отношения. Не хочу втравливать тебя в эти кошмарные истории. Я не думаю, что род Беневентов должен продолжаться. Стивен кивнул. — Проклятая кровь. И ты собралась до конца своих дней жить в карантине, не так ли? — Что-то вроде этого. — Это самое бредовое заявление из всех, что мне приходилось слышать! Ты что же, воображаешь, что существуют семьи, в которых нет парочки паршивых овечек? Послушай, моя дорогая, я думаю, ты слышала, что кузина Луиза говорила о сестрах Беневент. Твоя бабушка сбежала из этого дома, и с ней все было в порядке. Кара всегда была под каблуком у Оливии. Она обязательно была бы под чьим-нибудь каблуком, но ей не повезло, что это оказалась Оливия. А теперь взгляни на саму Оливию: столько силы, настойчивости и воли — и никакого поля деятельности, под рукой одна бедная Кара. Их отец оплачивал их счета, но не давал им ни пенни на карманные расходы. Луиза рассказывала, что им приходилось просить у отца деньги даже на церковное подаяние. Такая тирания не проходит бесследно: люди либо убегают, чтобы остаться собой, либо, как только им представится случай, сами превращаются в тиранов — именно это случилось с Оливией. Наши дети просто не могут стать такими — если это то, что тебя пугает. — Нет, — сказала Кандида дрожащим голосом. — Нет… они не будут, ведь правда? — Дорогая, перестань думать об этом! Хватит себя напрасно изводить! Ты пережила шок, да и все мы прошли через ад, но теперь это позади. Можешь себе представить, что я чувствовал, зная, что ты находишься где-то под этим проклятым холмом, неизвестно, жива ли ты еще. Думаешь, стоит постоянно об этом напоминать? Все это прошло, закончилось, только не нужно больше в этом копаться и заставлять друг друга снова пройти через это. У нас впереди вся жизнь и давай строить ее вдвоем. Мы непременно будем счастливы. Кандида перестала сопротивляться. Она позволила Стивену обнять ее и почувствовала, что ужас прошедшего покидает ее — навсегда.