Из прошлого

Аннотация
Один из наиболее интересных романов 50-х годов. Написан в совершенно иной манере, нежели большинство приключений мисс Силвер. Здесь автор напрочь отказывается от привычного стиля повествования, неспешно вводящего читателя в жизненный уклад и любовные перипетии главных героев и достигая наивысшего напряжения только к последней части Истории, когда тучи сгущаются вокруг преступника. Вместо этого перед читателем разворачивают историю брака Джеймса Хардвика, и прежде чем читатель почувствует, что в ней скрывается какая-то загадка, его переносят в совершенно другое место и вовлекают в водоворот событий. Темп немного ослабевает только к середине романа, когда наступает пора мисс Силвер продемонстрировать свою обстоятельность и рассудительность, но второе убийство и обнаруживающиеся улики и здесь обеспечивают живость повествования.

Анонс Один из наиболее интересных романов 50-х годов. Написан в совершенно иной манере, нежели большинство приключений мисс Силвер. Здесь автор напрочь отказывается от привычного стиля повествования, неспешно вводящего читателя в жизненный уклад и любовные перипетии главных героев и достигая наивысшего напряжения только к последней части Истории, когда тучи сгущаются вокруг преступника. Вместо этого перед читателем разворачивают историю брака Джеймса Хардвика, и прежде чем читатель почувствует, что в ней скрывается какая-то загадка, его переносят в совершенно другое место и вовлекают в водоворот событий. Темп немного ослабевает только к середине романа, когда наступает пора мисс Силвер продемонстрировать свою обстоятельность и рассудительность, но второе убийство и обнаруживающиеся улики и здесь обеспечивают живость повествования. Воспоминания персонажей, в которых, исходя из названия романа, скрыт ключ к преступлению, возможно, выписаны недостаточно рельефно, но содержат интересные психологические штрихи и придают повествованию непривычную глубину. Главный злодей, Элан Филд, больше всего напоминающий своей бессовестностью и жестокостью Джека Аргайла из «Испытания невиновностью» (см. том 15 наст. Собр. соч.), словно призван вобрать в себя все человеческое зло. Начало романа, в котором доминирует его фигура, оттеняет последующую часть, где будет царить гуманная психология мисс Силвер. Но и само расследование, приправленное уже знакомыми ингредиентами (национальный шовинизм инспектора Лэма, многословное описание происшествий, комментарии по поводу опасности укрывания сведений), тоже проистекает не совсем обычно. Пока мисс Силвер явно старается, чтобы расследование не усугубило страдания людей, вызвавших ее симпатию, Фрэнк Эбботт ведет себя куда более решительно и последовательно. Он даже поражает свою наставницу, привлекая ее внимание к Джеймсу Хардвику – а ведь чаще всего именно она указывала на возможного подозреваемого полиции! В этом романе, увы, пристрастие мисс Силвер к порядочным людям и нежелание обвинять их в убийстве превалирует над здравым смыслом. Она прибегает к совсем нехарактерным аргументам вроде: «Она очень несчастна. Если ты арестуешь ее, что станет с миссис Эннинг?» Выступает и печальное искушение англичан обвинить во всех грехах иностранца, особенно если он – сомнительного происхождения. Приятный любителю классического детектива и привычный ход событий, при котором на месте преступления за какой-то час перебывали все основные действующие лица, заставляет читателя напрячь воображение. Финал изображен достаточно увлекательно (слишком часто мы слышали разгадку преступления в постном изложении какой-нибудь собеседницы мисс Силвер), и, конечно, отнюдь не мимоходом упоминаются последние достижения мисс Силвер в вязании. (Кстати, вязание упоминается как явный признак того, что пожилая миссис Эннинг идет на поправку.) Так, под упоминание пинеток и цитирование очередных строк Теннисона, в конце романа одерживается победа над всеми грехами, в которых может быть повинен род людской. В первых романах серии преступнику могли дать возможность исчезнуть, но здесь упоминание о возможном бегстве от правосудия является чисто символическим, и грешник пропадает из поля зрения, как бы возвращаясь ко Всевышнему на Его суд. Вышел в Англии в 1953 году. Перевод Г. Соколовой под редакцией А. Кукпичевой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые. А. Астапенков Пролог Кармона Ли, которой в этот день исполнился двадцать один год, сидела в ложе театра «Ройял-Корт» в белом платье, ее белая меховая накидка была небрежно перекинут через спинку кресла. Кармона смотрела в сторону ложи, в которой расположился Джеймс Хардвик вместе с четой Треверов. Хардвик не сводил с Кармоны взгляда, но она его не видела, поглощенная мыслями о своем дне рождения и подарке Эстер Филд – нитке жемчуга, о пьесе, о словах Элана Филда, которые он шепнул ей на лестнице. Кармона ничего не замечала, ее мысли были полны ожиданием счастья. Джеймс понял, что об этой девушке он мечтал всю жизнь. Его состояние было тем, что называют любовью с первого взгляда, но он не мог бы выразить это словами. Джеймс не отрываясь смотрел на девушку. Очень молодая, темные волосы, тонкое серьезное лицо, довольно бледное. Бледность может быть вызвана горем, усталостью, болезнью. Но все это явно не относилось к той девушке, на которую он смотрел. Ее бледность была какой-то лучезарной и говорила скорее о глубине и силе чувств. От нее исходило спокойное сияние. Глаза у нес были темные, но не карие, а мягкого темно-серого оттенка. Однако ресницы были черные, и отчасти поэтому лицо выглядело таким бледным. Джеймс не помнил, чтобы это был поток последовательных мыслей. Просто все это разом запечатлелось у него в мозгу как однажды увиденная картина, мельчайшие подробности которой он запомнил на всю жизнь. Сцепа между тем изменилась. Сидевшая рядом с девушкой крупная, уютного вида женщина что-то сказала, и мужчина, стоявший позади, прошел вперед и занял третье кресло. Он был высок, белокур и очень хорош собой. Рукав белого мехового жакета мешал ему, и он, засмеявшись, откинул его. Девушка повернула к нему голову. Щеки ее слегка порозовели. Они оба улыбнулись. – Видишь вон тех людей? – загудел над ухом у Джеймса полковник Тревер. – Отец той девушки, Джордж Ли, был моим лучшим другом. Погиб в автомобильной катастрофе. И он, и его жена. Я назначен одним из опекунов Кармоны. Ей сегодня исполнился двадцать один год, и я не вправе помешать ей совершить глупость, если она того хочет. – Не понимаю, почему ты считаешь это глупостью, – раздраженно заметила миссис Тревер. – Я уверена, немного найдется молодых девушек, которые устояли бы перед Эланом Филдом. – Значит, они дуры, моя дорогая, – с категоричностью военного отрезал полковник Тревер. «Только бы они не затеяли очередную ссору», – подумал Джеймс. Элан Филд. Что он о нем слышал? Кажется, где-то что-то слышал. И совсем недавно. К тому же не очень приятное. Но вспомнить он не мог. – Не понимаю, почему ты так думаешь, – с негодованием продолжала миссис Тревер. – Потому что он слишком красив? – Не люблю слишком красивых молодых людей, дорогая. Мейзи Тревер в свои пятьдесят пять все еще не утратила способности кокетливо взмахивать ресницами. Что она и проделала тут же. – Ревнуешь! – заливисто рассмеялась она, что так действовало на младшие чины, когда ей было семнадцать лет. А Джеймс, несмотря на свою привязанность к ней, уже в который раз подумал, как глупо выглядят ее ужимки, удивляясь, что полковник мирится с ними. Привык, наверное. А делами Кармоны он и вправду озабочен. Поскольку полковник Тревер одернул свою жену, теперь она обращалась к Джеймсу: – Ты, конечно, на стороне Тома. Мужчины всегда поддерживают друг друга. Но вот что я тебе скажу: Кармоне повезло, что ей удалось заполучить такого красавца. Она. конечно, милая девушка, и все такое прочес. И небольшое состояние у нее есть. Том уж об этом позаботился. Но ведь не скажешь, что она уж так хороша собой, правда? А Элан просто неотразим. Денег у него, конечно, нет, так что, глядишь, что-нибудь из этого и выйдет. Они росли вместе, ты знаешь? С тех пор как погибли ее родители. Ужасно! Там в ложе с ними Эстер Филд – тетка Кармоны, сестра несчастного Джорджа Ли. Подумать только, известный художник женился на такой некрасивой женщине! Правда, она была богата, а он в то время еще не был так известен. Как нелепо порой складывается жизнь! Теперь, десять лет спустя после его смерти, его имя знакомо всем. Джеймс думал: «Я ее очень люблю. Надеюсь, что она не выйдет замуж за этого противного Элана Филда». Нет, Кармона не вышла замуж за Элана Филда. Как ни странно, но Джеймс Хардвик был уверен в этом, как и в том, что Кармона выйдет замуж за него. Поезд, в котором ехал Джеймс Хардвик, подъезжал к станции, и в это же время другой поезд отъезжал от нее. В какой-то момент оба поезда поравнялись, один замедлял ход, останавливаясь, другой только что тронулся с места, отъезжая. И в этот самый миг Джеймс увидел Кармону Ли. Они смотрели друг на друга, разделенные совсем коротким расстоянием. Она сидела у окна, он тоже. Казалось, стоит ему протянуть руку – и он дотронется до окна, в которое она смотрит. Сердце его дрогнуло, когда он увидел ее. Она смотрела широко открытыми глазами и была очень бледна. Но не той бледностью, что он заметил ранее. Тогда она была счастлива, сейчас же – нет. Она не успела скрыть от него выражения своего лица. Теперь за ее бледностью угадывалось страдание. Окно проплыло мимо, и лицо ее исчезло. Он узнал потом, что тот поезд шел в Лондон. Старик Тревер сообщил, что через неделю Кармона выходит замуж за Элана Филда. Глава 1 Стояла изматывающая жара. Кармона Хардвик возвращалась с пляжа. Она была одета просто и удобно: свободное льняное платье, шляпа с широкими полями, зеленые сандалии на босу ногу. Медленно поднимаясь по извилистой тропинке, ведущей к дому, Кармона думала о приезде своей школьной подруги Пеппи Мейбсри, с которой они не виделись вот уже три года – целую вечность. С тех пор многое изменилось, они обе вышли замуж. Кармона отогнала мысли о замужестве и с удовольствием вспомнила взбалмошный нрав Пеппи. "Она наверняка приедет сейчас – в самое пекло. По-другому и быть не может. И зачем я ее слушала? Встретить ее было моей обязанностью. Боже, как много времени прошло – люди меняются, школьные привязанности недолговечны…" – с такими мыслями Кармона поднялась на вершину скалы и продолжила свой путь по дорожке вдоль обрыва. Дом, в котором молодые Хардвики решили провести лето, так и называли домом над обрывом, потому что располагался он чуть ли не на краю утеса. В свое время Джеймс унаследовал его от своего двоюродного дяди Октавиуса Хардвика. Дом был очень большой и очень некрасивый, туда можно было пригласить много друзей и родственников, но находиться в нем долго не хотелось. Поэтому дом собирались продать. Вдоль дорожки, по которой шла Кармона, была каменная ограда. За калиткой «английский» сад, сплошь уставленный оцепеневшими рострами. Некогда украшавшие носы кораблей, они смотрели в море, за горизонт, в свое прошлое. Подъездная дорога превращалась в каменную площадку. У входа – шесть клумб. Трудно представить, что здесь когда-то цвели герани. Сейчас две клумбы были разбиты, а остальные – пусты. Дом, обветшалый, низкий и тяжелый снаружи, дополнялся плюшевыми занавесками и жуткой викторианской мебелью внутри. Кармона как будто впервые увидела свой дом и подумала, что от него надо скорее избавляться. Все равно, что за него много не дадут, – жить здесь они не смогут. Когда Кармона подошла к лестнице и уже собралась подняться, в ворота стремительно влетела спортивная машина и резко затормозила возле нее. Из машины выскочила Пеппи и тут же бросилась обниматься. На ней были красные брюки, красная трикотажная блузка без рукавов, на плече болталась сумка безумного красно-белого цвета. Три года назад волосы у нее были каштановые, теперь – платиновые. «По крайней мере, глаза у нее прежние: такие же блестящие, ослепительно голубые, как море», – подумала Кармона, когда Пеппи сняла темные очки и швырнула их в сумку. – Дорогая! – затараторила она. – Какой жуткий дом! Но как я рада тебя видеть! Надеюсь, вы не собираетесь жить здесь? Это же просто невозможно! Здесь должны водиться тараканы! Есть, конечно, и подвал, и старинная печь, которая сжирает уйму угля! Ты должна мне все-все рассказать! Но прежде дай я поставлю машину. Она не моя, Джорджа Робертсона, а он так трясется над своей собственностью! Видела бы ты, как он разозлился, когда я налетела на столб и разбила ветровое стекло в его прежней машине! А она и так вся уже разваливалась, ее давно пора было отправить на свалку. Ничего не изменилось. Пеппи осталась такой же, как будто и не было этих лет. Всегда находился кто-нибудь, кто хотел обеспечивать ее машинами, цветами и прочими пустяками. Только тогда это был какой-нибудь Джоко, а теперь – Джорж. Вот и все. Наверное, добродушный толстый Билл Мейбери поглядывал на все это со снисходительной улыбкой, подумала Кармона и попыталась представить себе, как бы повел себя Джеймс, если бы она вздумала разъезжать в машинах, которыми снабжают ее влюбленные поклонники. Она поежилась, почувствовав вдруг холод. Ну что за глупость… просто сегодня слишком жаркое солнце. Гараж находился в бывшей конюшне, за домом, рядом с большой и абсолютно заброшенной оранжереей викторианской эпохи. Там уже не было ни пальм, ни вьющихся гелиотропов, ни пеларгоний, ни голубой свинчатки, ни бегоний. Пеппи загнала машину в гараж, каким-то чудом не повредив крыло. Кармона улыбнулась и повела ее в дом. Они поднялись по лестнице и вошли в холл с мозаичным полом. – Дорогая, но это ужасно! – Даже не пытаясь сдерживаться, воскликнула Пеппи. – Прямо как допотопная гостиница, где останавливались наши бабушки! – А у нас сейчас здесь и впрямь как в гостинице, – засмеялась Кармона. – Приехали Треверы. Ты помнишь Мейзи и Тома? – Ну конечно! Он же был твоим опекуном. Такой простачок. – И Адела Кастлтон… – Дорогая… это та самая леди Кастлтон? – поморщилась Пеппи. – Уж и не знаю, как я выдержу! Я, кажется, однажды с ней встречалась. Она так на меня смотрела, будто я попала туда по недоразумению! Так нос задирает, куда там! Да ты небось и сама знаешь! Кармона очень хорошо знала. Леди Кастлтон была из тех, кто недолюбливал молодежь. Кармона поспешно перевела разговор на Эстер Филд. – Тетя Эстер! Она тоже здесь? Ну, я смотрю, прямо парад родственников! – Но она единственная настоящая моя родственница. Остальные – опекуны и прочее. А Эстер – сестра отца. – Помню-помню, она мачеха Элана Филда. А где он сейчас, Кармона? – Не знаю. Из холла они перешли в гостиную, которую по традиции называли утренней. Там всегда были сумерки, поскольку окна выходили на север. Мрачность подчеркивали темно-синие плюшевые шторы и украшение над камином, выполненное из черного дерева. Казалось, сюда никогда не заглядывает солнце. Кармона прикрыла дверь. Ей не хотелось говорить об этом, но остановить Пеппи было невозможно – в этом она не сомневалась – Не знаешь? Но, дорогая! – Глаза Пеппи горели любопытством. – Но тетя Эстер, конечно… – Никто ничего не знает. – Ты хочешь сказать, что он просто порвал с тобой и исчез? – Примерно так. Кармона подумала и решила, что Пеппи – тот человек, с которым она может поговорить на эту тему. В конце концов, хуже не будет, а некоторые утверждают, что если поделиться с кем-то своей болью, то становится легче. – Но, Кармона, дорогая! Я слушаю тебя. Ты не можешь оставить меня в неведении. Клянусь, я собиралась приехать сразу, как получила твою телеграмму о том, что все сорвалось. Но ты знаешь Билла, с ним такое бывает – уперся и ни в какую. Он говорил, что это моя блажь, что мое присутствие ничего не изменит, что, скорее всего, тебе хочется побыть одной, что он не собирается выбрасывать сотню фунтов, чтобы я подержала тебя за руку, и так далее. Он был прав, и я решила повиноваться, тем более и выбора-то у меня не было: он иногда так настаивает на своем… Ты уже простила меня, правда? – Я на тебя не обижалась. , – Но сейчас ты должна мне все рассказать! Из-за чего вы поссорились? – Кто тебе сказал, что мы ссорились? – Не ссорились?! – воскликнула Пеппи. – Но, дорогая, разве такое бывает? «Расскажу все как на духу», – подумала Кармона. – В день свадьбы он просто не пришел в церковь. – Ой, какой ужас! – Да. – И ты ждала его в церкви? – Да. Кармона пожалела, что поддержала этот разговор. Воспоминания оказались ярче и намного болезненнее, нежели она ожидала. В ее сознании всплыла темная, холодная церковь с запахом одиночества и пустоты. Пустоты… Если бы так! У этого позора были свидетели: Том, Мейзи и Эстер… добрейшая Эстер. Все ждали Элана, а он… он просто не пришел. А еще были священник и его помощник: два седых старика, которым было все равно, потому как время их желаний и страданий давно прошло, и они о нем забыли. Кармона смотрела на Пеппи, но не видела ее. Вокруг не было ничего, кроме пустой церкви. – Дорогая, как это ужасно! Но что, черт возьми, заставило его так поступить? Если он хотел порвать с тобой, почему он не сделал этого достойно? Трудно представить себе, чтобы Элан – подумать только! – струсил в последний момент перед решительным шагом. Я все-таки думаю, Кармона, что он написал тебе письмо, а оно, наверное, пропало, или с ним самим что-то случилось. Кармона отрицательно покачала головой. – Я не верю. Что-то произошло, – не унималась Пеппи. – Придется поверить, – еле слышно сказала Кармона. – Элан появился. На следующий день он прислал письмо, где сообщил, что не готов к семейной жизни. Он решил заняться коневодством, и с этой целью уезжает в Америку, на ранчо к своему приятелю. – Вот как! – после некоторой паузы выпалила Пеппи. – Ну, знаешь, дорогая, благодари Бога, что легко от него отделалась. Ну какой из Элана муж? Он – хорошая компания, но разве может он нести на своих плечах неприятные домашние обязанности? Налоги, починка кранов, пауки в ванной – это все не для него. Я уж не говорю о том, что муж должен оплачивать счета. – Пеппи весело засмеялась. – Элан – муж? Это несерьезно. Кармона хорошо понимала, о чем говорит Пеппи. Элан не мог быть опорой, в нем было слишком много эгоизма. И она не надеялась на него, понимая, что всю неприятную работу придется делать самой. Но с самого детства в ней жила уверенность, что она нужна Элану. И удар был нанесен именно по этой уверенности. Да, он мог быть жестоким, умел пользоваться своим обаянием и чужими слабостями, но… всегда нуждался в ней. И когда она поняла, что это не так, в ней что-то надломилось. – Да… – рассеянно промолвила Кармона. Пеппи слегка ущипнула Кармону. – Дорогая, возвращайся. В прошлом делать нечего – это опасно. Все сложилось как нельзя лучше: от Элана ты избавилась, в старых девах не засиделась! Раз-два – и выскочила замуж за Джеймса! По правде говоря, я не ожидала от тебя такой прыти! – Спасибо, Пеппи. – Ты всегда была тихоней. И вполне могла впасть в меланхолию, или посвятить себя каким-то благочестивым деяниям, или, того хуже, уподобиться шекспировской девушке, которая с «камня гробового с улыбкою глядела на тоску». Мне всегда это казалось ужасно глупым, ведь молодых людей не интересуют могильные памятники. Ну а теперь расскажи о Джеймсе. Он, конечно, не так красив, как Элан… – Да, не так. – Мужчинам это не обязательно, а мужьям – тем более. Элан был излишне красив. Мне кажется, красота – это женское качество. Ты согласна? Скорее познакомь меня с Джеймсом. – Он в отъезде, – сказала Кармона. – В отъезде? – Я жду его со дня на день. Он выполняет какую-то работу для ООН. Что-то связанное с розыском пропавших без вести. Он знает много языков и потому его привлекают к такого рода работе. – И часто он отсутствует? – Да, довольно часто. – Кармона помолчала, а потом добавила: – Иногда я езжу с ним. Весной мы вместе были в Штатах. Пеппи пристально посмотрела на нее. – Похоже, тебе одиноко, – заметила она. – Надеюсь, Джеймс появится, пока я здесь. А где же остальные? Ты сказала, что дом полон родственников. Где они? – На пляже. Боюсь, тебе здесь будет скучновато. Из молодых никого нет. Пеппи прищурила глаза: – Иногда полезно пожить спокойно и пообщаться с родственниками – милыми спокойными старичками, никогда не знавшими потрясений. – Ты и правда думаешь, они такие? Пеппи расхохоталась: – Вот здорово, если они скрывают какие-то тайны! Но я лучше поживу спокойно. Так, где они? – На пляже. Мы можем пойти туда – поплавать перед чаем. У нас еще есть время. Глава 2 С минуты на минуту ожидался прилив. Эстер Филд старательно вязала, спрятавшись от горячего воздуха в тени пляжного домика. Она раскраснелась и, казалось, запуталась в паутине красных ниток своего необъятного изделия. – Очень большая шаль… – говорила она тоже раскрасневшейся леди Кастлтон. – Ничего. Будем считать, что она на вырост. Я собираюсь подарить ее миссис Маунт на Рождество. Она полнеет на глазах и очень гордится этим. Эстер Филд и Адела Кастлтон знали друг друга лет тридцать. Они учились в одной школе и дружили. Кастлтон, в девичестве – Адела Теин, одевалась всегда изысканно и была красавицей. Ее фигура, цвет лица, профиль были предметом зависти многих девушек. В отличие от нее, Эстер никогда не обращала особого внимания на одежду и фигуру, она была полной, неаккуратно одетой, но лицо ее светилось добротой. С тех пор они не очень изменились. Внешность леди Кастлтон оставалась безупречной, впрочем, как и манера одеваться. Сейчас на ней было элегантное платье из синего льна и шляпа с широкими полями, которая стоила дороже любой праздничной шляпы Эстер. Миссис Филд рядом с ней казалась одетой в отрепья, а Мейзи Тревер – неуместно разряженной, что было еще хуже, чем невнимательное отношение к одежде. – Эстер, умоляю тебя, расслабься, еще слишком рано думать о Рождестве! – воскликнула леди Кастлтон. – Сколько можно терзать всех нас этой жуткой шалью? Убери ее. Дай отдохнуть. – Прости, дорогая, не могу остановиться. Ну вот, я опять упустила петлю. Я все время теряю петли. Не понимаю, почему они не держатся на спицах. Другим это как-то удается, а у меня не получается. Кармона, радость моя! Будь добра – у меня опять спустилась петля. Кармона подошла и присела рядом. – Дорогая Эстер, почему бы вам не вязать узором со спущенными петлями? – Ты рассмешила меня. Этому узору я научилась еще в школе, а другие так и не освоила. Следовать определенной схеме очень трудно. Ведь какую попало петлю не спустишь. Так что, если я последую твоему совету, у меня получится узор-импровизация. Кармона отдала шаль Эстер и вернулась к Пеппи. – Какая жара! – зевнув, сказала Пеппи. – Можешь себе представить, полковник Тревер решил прогуляться. Откуда у него столько сил? А Мейзи оказалась самой благоразумной. Она сказала, что в доме сейчас прохладнее, и лучше она пойдет и поищет себе какую-нибудь интересную книжку. – Ничего она не найдет, – заметила Кармона. – У вас нет книг с картинками? – оживилась Пеппи. Кармона покачала головой: – Одни собрания сочинений Скотта, Диккенса, Теккерея: роскошные переплеты и мельчайший шрифт. Есть еще произведения миссис Вуд, ну ты знаешь. И скучнейшие мемуары, из тех, что Эстер приносит сюда каждый день. И не читает. Дядя Октавиус тоже не читал их, да и никто не читал: страницы так и остались неразрезанными. Но Эстер все надеется, что ей удастся оторваться от вязания и заняться пополнением своего умственного багажа. Она даже носит с собой ножичек для разрезания бумаг, который ей подарил Пендерел. Осталось только дождаться момента, когда можно будет приступить к самосовершенствованию. Пеппи улыбнулась и посмотрела в сторону пляжной кабинки, где трудилась мисс Эстер. – Как ты думаешь, Кармона счастлива в этом браке? – неожиданно спросила Алела Кастлтон. На лице миссис Филд появилось тревожное выражение. Она отбросила с лица прядь волос. Ей никогда не удавалось сохранить прическу в порядке надолго. – О да, – торопливо подтвердила она. – А почему ты спрашиваешь? – Она очень изменилась. Элан не принес ей счастья, но пока он был рядом, она вся светилась. Тебе что-либо известно о нем, Эстер? – Нет. – И не знаешь, где он? – Сказал, что уезжает в Южную Америку. – А почему расстроилась свадьба? Ты так и не знаешь? – Нет. – И она практически тут же вышла за Джеймса, – Ну, не тут же, а через три месяца. – Я и говорю, тут же. И слава богу. А это правда, что он влюбился в Кармону с первого взгляда? Трудно себе представить, но чего только на свете не бывает! Эстер возмутилась: – Адела, что ты говоришь? – Чему ты удивляешься? Давай будем объективными. Все мы любим Кармону и понимаем, что она не красавица. С такой внешностью трудно вскружить мужчине голову с первого взгляда! Такие женщины завоевывают сердца постепенно. Правда, шансов на счастье у них почему-то больше, чем у истинных красавиц. Вспомни, как хороша была Айрин, – упавшим голосом добавила Адела. Эстер с нежностью посмотрела на нее. – Да, радость моя, конечно! В то последнее свое лето никто не мог сравниться с ней по красоте. Адела прикусила губу. И зачем она только заговорила об Айрин? Что на нее нашло? Легкая ревность к Кармоне, злое желание кольнуть Эстер Филд? А теперь вот щиплет глаза и ноет старая, так и незажившая рана. Десять лет, как Айрин нет на свете. Казалось бы, боль должна утихнуть. Зачем она заговорила о прошлом? Эстер Филд тоже погрузилась в воспоминания. Айрин Теин была младшая сестра Аделы, которую та любила как собственную дочь. Такая красивая, веселая, всеми любимая, она погибла, когда ей было двадцать лет. В теплый летний день она уплыла в голубую даль моря и не вернулась… Говорили, что причиной гибели была судорога – всякое бывает. – А у нее раньше бывали судороги? – вырвалось у Эстер. Лицо Аделы окаменело. – Они бывают у всех. – О, не скажи, дорогая. У меня их никогда не было. Опасно далеко заплывать, если они бывают. А Айрин так хорошо плавала, так изящно. Ты знаешь, дорогая, я рада, что ты о ней заговорила. Так грустно, если никто не вспоминает мертвых, будто хотят вычеркнуть их из своей памяти, навсегда забыть. Конечно, для тех, кто пережил подобное горе, это тяжело. Я испытала это на себе, когда умер Пендерел. Мне не хотелось говорить, но потом я поняла, что так нельзя. Потому что, если не вспоминать, кажется, что и не было в твоей жизни этого человека, понимаешь? Я знала, что это будет непросто. У него такое необычное имя, незнакомые люди обычно не упускали случая что-нибудь сказать по этому поводу. На визитных карточках я ставила его имя… правда, теперь я редко куда хожу… Но я всегда называю себя миссис Пендерел Филд. И тогда люди говорят: «Это не тот Пендерел Филд?» И у нас завязывается милый разговор. Так приятно видеть, что о нем помнят. Ты слышала, что его портрет лорда Дейнтона куплен галереей Тейт? А когда Пендерел писал его, Дейнтоны не очень-то им дорожили. Мне всегда хотелось, чтобы он написал такой же хороший портрет Айрин. Но кто бы мог подумать, что лорд Дейнтон, старый и некрасивый, захочет иметь свой портрет? А теперь «Тайме» считает его шедевром Пендерела. Правда, он был все-таки лордом-канцлером. – Я всегда считала, что это прекрасный портрет, – убежденно сказала Алела. – А у меня вот нет способностей к живописи. Пендерел всегда говорил, что мне не следует и пробовать, потому что хуже явного профана может быть только профан, не считающий себя таковым. А когда я спрашивала, почему он на мне женился, он говорил, что у меня есть два незаменимых для жены качества: хороший характер и умение печь пироги. Да, у него было чувство юмора, а мой лимонный торт ему и правда нравился. Ты знаешь, недавно ко мне приходил Мергатройд. Этот молодой человек только что выпустил книгу о мистере Парнелле. Критики отзываются о нем как о безусловно талантливом человеке с абсолютно новыми подходами и исключительной энергией – правда, я плохо понимаю, что это значит. Так вот, этот Мергатройт собирается писать о жизни Пендерела. И когда я упомянула про лимонный торт, он сказал, что его очень интересуют интимные подробности, и лимонный торт – это как раз то, что нужно. – Интимные подробности? Я бы на твоем месте насторожилась, – заметила Адела. Эстер упустила петлю и не заметила этого. – О, дорогая, я отказала ему. Сказала, что вряд ли могу помочь, поскольку все бумаги Пендерела разбирал его сын. Я тогда болела и, сказать честно, по многим причинам не чувствовала себя вправе прикасаться к ним. А ранние документы ко мне вообще отношения не имеют, они связаны с матерью Элана. – Эстер, дорогая, ты правильно сделала, что не отдала бумаги, но посмотреть их ты должна. Эстер в очередной раз упустила петлю. – Попинаю, Адела, но ничего не получится. Я болела и полностью положилась на Элана. Так что я ничего не знаю о судьбе бумаг. – Как? Ты даже не знаешь, где они? – В домике, где мы жили с Кармоной, их точно не было. Но где-то они должны быть. Все хорошо, дорогая. Мистер Мергатройд обещал найти Элана. Так что скоро мы узнаем, как он распорядился бумагами. Адела Кастлтон плотнее сжала губы. Даже мысль о том, что он может появиться, была для нее неприятной, и тому она находила массу объяснений. О нем ходило много неприятных слухов. Мужчины ему не доверяли и не любили. А главное, Элан ухаживал за Айрин. Он был самым молодым и неотразимо опасным поклонником. В последний год жизни Айрин часто виделась с Филдами. А потом уплыла в море и утонула. Внезапные судороги? Но у нее никогда в жизни не было судорог. – О господи! – воскликнула Эстер Филд. – Я опять потеряла две петли. Нет, три. Кармона, дружочек… Кармона подняла петли и встала, все еще держа шаль в руках. Такой – в белом платье, с ниспадающей к ногам алой шалью – ее и увидел спускавшийся по тропинке мужчина. На мгновение он остановился. Очень эффектно! И похорошела к тому же! «Хорошенькая» – слово, вряд ли подходящее для Кармоны, но и красивой ее никто бы не назвал. Однако есть в ней что-то очень привлекательное – обаяние, изящество. Ну что ж, Хардвика дома нет – значит, можно рассчитывать на трогательную встречу. Мужчина перевел взгляд на Эстер Филд. А вот она ни капли не изменилась И не изменится, наверное: всегда добросердечная, простодушная старушенция. Он даже почувствовал прилив нежности, вспомнив, как легко было обвести ее вокруг пальца. Треверов не видно – очень хорошо. Обойдемся без них. Мейзи еще ничего, но старик… А вот и Адела Кастлтон… Но, подумав, он решил, что ее, пожалуй, тоже можно будет вовлечь в игру. Конечно, это рискованно, но он сумеет это сделать… обязательно сумеет! А удачно провести рискованную игру даже интересно. Когда молодой человек приблизился к пляжному домику, все его узнали. Это был Элан… В первый момент Кармона не поняла, больно ей или нет, перед глазами все поплыло, шаль выскользнула из рук и упала. – Кармона, дорогая, – произнес Элан, тронув ее за плечо. Он улыбался, заглядывая ей в глаза, совсем как раньше. А в следующее мгновение уже стоял на коленях перед Эстер Филд: – Ну как ты, дорогая? Можно и не спрашивать – выглядишь великолепно. Даже обидно немного. Странник вернулся в родные края, а оказывается, никто по нему и не скучал. – О, Элан! – воскликнула Эстер. – Мой дорогой, дорогой мальчик! Элан терпеливо выдержал объятия, опутавшие его красной шерстью. Чуть не половина петель соскользнула со спиц. Элан, смеясь, высвободился из рук Эстер и повернулся к Аделе: – Леди Кастлтон… Как приятно оказаться в семейном кругу! Жаль только, что нет Хардвика! Хотелось бы его повидать. Кармона все это время стояла не шелохнувшись. И все так же не сдвинувшись с места, произнесла: – Я жду его завтра. – Рад слышать! – отозвался Элан. Кармона наконец оправилась от шока. К ней вернулась способность чувствовать. Но чувства были совсем не те, какие она ожидала. Если раньше при одной мысли, что она снова увидит Элана, в ней все сжималось от невыносимой боли, то теперь, когда он был здесь, ничего подобного она не испытывала. Он смотрел на нее с улыбкой, от которой раньше у нее замирало сердце, а сейчас она ощущала лишь гнев. Элан вышел на солнце, и Кармона заметила, что за эти три года он стал выглядеть старше своих лет. Видно, жизнь в Америке не пошла ему на пользу. В нем было все то же обаяние, изящество движений, но что-то изменилось, что-то примешалось… инородное и неприятное. А может, изменилось что-то в ней самой? Гнев не проходил: какая наглость – вот так неожиданно свалиться на них как снег на голову! Приехать в дом ее мужа, Джеймса Хардвика, за которого она вышла замуж, после того как Элан предал ее… Да еще и Джеймса нет дома… А если бы он был здесь, смог бы Элан так нахально сюда заявиться? – Ну, что скажешь, Кармона? Надеюсь, пригласишь меня пожить у вас, потому что, честно признаюсь, я без гроша в кармане, – широко улыбаясь, спросил Элан. Пеппи села и лениво потянулась: – Привет, Элан. Откуда ты взялся? Не видела тебя целую вечность. – Дорогая, это ты? Я был в Южной Америке. – Что ж тебе там не сиделось? – Много причин… Одна из них та, что кто-то разыскивал меня по объявлениям в газетах. Я подумал, что дело пахнет деньгами, и приехал. Но, оказывается, этот тип, что давал объявления, решил поднажиться за мой счет. Ему понадобились бумаги моего отца. Похоже, интерес к Пендерелу Филду возрос, вот он и решил сделать деньги, написав его биографию. Пеппи смотрела на него, не спуская глаз: – Не думаю, что Кармона сможет тебя приютить, – сказала она. – Если честно, то удивляюсь, как у тебя хватает смелости просить об этом. К тому же в доме просто нет места. – Нет-нет, конечно же ты не можешь здесь остановиться, – с трудом поднимаясь, вмешалась Эстер Филд. – Дом и правда полон. Это невозможно, и думать нечего. Пойдем со мной, поговорим. Ты помнишь Эннингов? Они раньше пускали к себе жильцов, и ты несколько раз останавливался там, когда у нас не хватало места. – О да, Эннингов помню, – засмеялся Элан. – Так вот, миссис Эннинг очень больна, но Дарси по-прежнему сдает комнаты. Теперь у нес настоящий пансион. Я как раз вчера ее видела и как-то случайно упомянула о тебе. Думаю, у них найдется место. Ну, пошли, дорогой, обо всем поговорим дома. Кармона молчала. Застывшее лицо ее было мрачным. – Ну, что скажешь, Кармона? Время бежит, а я в обед перекусил лишь бутербродом. Разговор с Эстер, наверное, затянется. Ты пригласишь меня на ужин? Или за столом тоже нет места? – Да, мы накормим тебя, – спокойно сказала она. Глава 3 Эстер Филд скрывалась от жары в утренней гостиной. Оставив вязанье в холле, она сидела у окна и, тяжело дыша, обмахивалась чем-то, что попалось под руку. По напряженному выражению ее лица было видно, что она не столько устала от трудной дороги к дому, сколько взволнована. Оправившись от неожиданной встречи, она думала об Элане: «Несносный мальчишка. Как он мог приехать сюда после того, что сделал с Кармоной? Джеймсу наверняка это не понравится. Своим появлением он всех поставил в неловкое положение». Чем больше Эстер думала об этом, тем тревожнее становилось у нее на душе: «Что-то здесь не так. Я бы его не оставила». – Дорогая, я знаю, о чем ты думаешь, – засмеялся Элан. – «Своим появлением он всех нас поставил в неловкое положение». Но ты же знаешь мой взбалмошный характер. Если я чего-то захочу – подавай мне это на блюдечке здесь и сейчас. Эстер продолжала нервно обмахиваться. – Ты не должен был приезжать сюда. Элан небрежно махнул рукой: – Брось, дорогая, мы живем не в Викторианскую эпоху. Чувствовать себя виноватым только потому, что у нас с Кармоной хватило благоразумия не связывать себя браком, смешно. – Ты не должен был приезжать, – повторила Эстер. – Зачем ты вернулся? Элан улыбнулся: – Повторяю. Я приехал, чтобы привести в порядок бумаги моего отца, которыми интересуется Мергатройд. Не стану утверждать, что мною движет исключительно уважение к его памяти. Конечно это не так – такое я не могу себе позволить, тем более бесплатно. Но раз уж возник такой интерес к отцу, я имею право рассчитывать на свою долю в этом деле. Эстер с недоверием смотрела на Элана. – Но, Элан, мистер Мергатройд не захочет покупать эти письма. – Думаю, не захочет. Биографы этого не делают. И все же деньги за них получить можно. – Каким образом? Не понимаю. – Придет время, поймешь. Видишь ли, мне нужны деньги. К сожалению, без них не проживешь. Мне тут подвернулось одно выгодное дело. Если оно выгорит, я буду обеспечен по гроб жизни и никому больше не доставлю хлопот. Но для этого надо малость рискнуть. Эстер внимательно смотрела на него. – Но какое отношение имеют к этому письма твоего отца? – Может быть, никакого… Все зависит от обстоятельств, а если точнее, все зависит от тебя. – Ты уверен? Элан улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой: – Да, дорогая, от тебя. От того, насколько ты захочешь меня понять. – Я слушаю тебя. – Все предельно просто. После смерти отца я получил несколько сот фунтов – не густо, правда же? – Ты получил все, что осталось, Элан. – Дорогая, я все прекрасно помню – себе ты ничего не оставила. Хочешь напомнить, что отдала мне свои деньги? – Ты получил еще деньги матери. Неужели все уже истратил? – До последнего гроша, дорогая. Тебя это удивляет? Эстер знала, что иначе и быть не могло. По мнению Элана, деньги для того и существовали, чтобы их тратить. И сколько бы она ни дала ему сегодня, завтра от них ничего не останется. Элан знал, как покоришь ее сердце, которое, по выражению Пена, было как размягченное масло. Но в роду Эстер было немало расчетливых деловых людей, знавших счет деньгам, и поэтому до конца покорить ее Элану не удавалось. – Я давно уже потеряла надежду, что ты когда-нибудь образумишься, – сказала Эстер. Элан кивнул: – Я был дураком, дорогая, нет нужды это доказывать. Но на этот раз эго верное дело. Вот послушай, я тебе все объясню. Речь идет о разведении лошадей. Я работал с одним парнем по имени Кардосо. Мы очень с ним подружились. У него есть небольшое ранчо, и дела идут весьма успешно. Но сейчас появилась возможность приобрести более крупное хозяйство. Там все налажено, есть племенное поголовье лошадей, отличное водоснабжение – одним словом, то, что надо. Кардосо готов вложить в это дело две трети капитала и согласен взять меня в партнеры, если я найду остальные деньги. Такой случай может никогда больше не подвернуться. – И сколько же ты должен найти? – О, три-четыре тысячи. Кардосо надеется уговорить хозяина сбавить цену, но, даже если придется выложить всю сумму, это очень дешево. Эстер Филд перестала обмахиваться. Ей уже было не жарко. Она старалась никогда не отказывать Элану, но сейчас, несомненно, она должна была это сделать. Одно дело – поделиться с ним доходами, и другое – тронуть капитал. Он достался ей от ее семьи и должен перейти к Кармоне и ее детям. – Радость моя, – ласково сказала она, – уж и не знаю, чем я могу тебе помочь. – Не знаешь? Зато знаю я. Я не могу упустить такую возможность. – Его слова зазвучали мягко. – Долг я обязательно верну. Года через два начну выплачивать тебе по пятьсот фунтов в год – если хочешь, с процентами: я понимаю, что это деловая сделка. Ты не пожалеешь, обещаю, скоро ты будешь гордиться мной. Эстер отвернулась, она чувствовала неловкость. Неужели он считает ее такой дурой? Любой, кто хоть немного знал Элана, понимал, что полагаться на его слова нельзя. Никто не поверил бы, что он вернет долг. Конечно, ей хотелось помочь Элану, но деньги, которые он просит, неприкосновенны. Она обязана сохранить их для Кармоны и ее детей. Элан понял, что потерпел неудачу. Эстер была одна из тех дородных добрых женщин, которые были сговорчивы до определенного момента, но потом становились непоколебимы. Пусть будет так. Элан вынул пачку сигарет, закурил и сунул ее обратно в карман. – Видишь, у меня даже нет портсигара. Я заложил его, чтобы купить билет на поезд – Я могу дать тебе денег – продержаться, пока не найдешь себе дело. – Дорогая Эстер, я уже нашел его. И намерен им заняться. Но для этого мне нужны деньги. Если ты не хочешь выручить меня, мне придется искать их в другом месте. Биография отца может стать бестселлером, если я предоставлю Мергатройду те материалы, что у меня есть. Ты же знаешь, биографии читать скучно. – Элан выпустил облачко дыма. – Скучно, потому что самое интересное в книгу не попадает. А если читатель получит правдивую историю о том, что оказало влияние на творчество выдающегося человека, и почему он поступал так или иначе – особенно иначе, – то книга вызовет огромный интерес, тебе не кажется? Эстер как завороженная смотрела на Элана. – Не понимаю, о чем ты говоришь. – Не волнуйся, я объясню. Очень доступно, если есть такая необходимость. Короче говоря, отец сохранил письма, которые, будь он поосторожнее, ему следовало бы уничтожить. В прессе это принято называть «компрометирующей перепиской». Благодаря ей, любая книга может стать бестселлером. Не понимаю, почему все лавры должны достаться Мергатройду. Я намерен предложить ему пятьдесят процентов, и то это очень щедро. Если он согласится на мои условия, я разрешу ему воспользоваться этими письмами и взять из них все, что он пожелает. Если не согласится, я опубликую их сам и получу солидный куш. Эстер молчала. В темной комнате висел сигаретный дым, и сквозь этот дым она видела ухоженного и уверенного в себе Элана, стоящего рядом с камином с отделкой из дорогого черного дерева. Взглянув на Элана, Эстер отвернулась: – Ты не посмеешь. – Посмею. Разве не ты отдала мне право распоряжаться бумагами отца? – Я могу отменить свое решение. Элан понял, что ему не удалось провести ее. Она знает свои права, а на это он не рассчитывал. Он повел рукой и рассмеялся: – Дорогая, выяснение между нами законных прав на эти бумаги принесет этому делу еще больше успеха. Надеюсь, ты понимаешь, что у меня могут остаться их копии. Ты не сможешь помешать мне. Ты ничего не сможешь сделать – если откажешься дать мне денег. Эстер не слушала Элана. Мысли ее были прикованы к письмам Пена. Есть ли в них что-то, чего она не знает? Они с Пеном были счастливы. У него бывали причуды, сомнения, муки творчества. Как у всех артистических натур. Один день они на взлете, другой – в глубоком отчаянии. Такие люди нуждаются в надежной опоре. Уверенности – вот чего им не хватает. Кто-то постоянно должен быть рядом, чтобы поддерживать в них чувство уверенности в себе. Именно такой опорой она и была для Пена. И никто не сможет умалить ее роли. Эстер вспомнила, как Пен, бывало, смотрел на нее со своей странной загадочной улыбкой и говорил: «Какая ты уютная женщина, Эстер». Ее взгляд снова остановился на Элане. – Но, Элан… ты не можешь так поступить… с личными письмами твоего отца, – с трудом подбирая слова, сказала Эстер. – Я не читала их, но уверена, что там немало того, что Пен не хотел бы видеть опубликованным. Ему много писали… ты же знаешь, что он был любимцем женщин. Пен не делал из этого тайны, но и в подробности не вдавался – я не знаю имен его поклонниц. Но к этим письмам он никогда серьезно не относился, смеялся над ними и бросал в огонь. Возможно, какие-то из них он сохранил… – Я говорю как раз о тех, что он сохранил. И, смеясь над ними, он их хранил и отвечал на них. – Откуда ты знаешь, что он отвечал? – Потому что его собственные письма тоже там. Вся переписка – и его, и ее письма. Наверное, она не решалась держать их у себя и уничтожить не могла. – Она? – повторила Эстер и торопливо добавила: – Нет-нет, не говори мне ничего. Не хочу об этом знать. Элан усмехнулся: – Дорогая, все равно узнаешь, когда письма будут опубликованы. Если, конечно, они будут опубликованы. Этого могло бы и не произойти. Я вовсе не хочу причинять тебе боль. Я бы предпочел не будить лиха, пока оно тихо, и раздобыть деньги каким-то другим способом. – Элан повернулся и взглянул на часы, стоявшие на каминной полке, – громоздкое сооружение из черного мрамора с голубым циферблатом и массивными золотыми стрелками. – Половина седьмого! Как летит время при встречах с родственниками! В котором часу вы обедаете? – В восемь холодный ужин, – машинально ответила Эстер. – Тогда мне пора отправляться к Дарси, узнать, приютит она меня или нет. Если нет, придется идти в гостиницу «Якорь». Разве только Кармона передумает. Раскрасневшееся от жары лицо Эстер побледнело. Видно было, что ее мысли витали где-то далеко. Но, услышав имя Кармоны, она встряхнулась. – Нет-нет, здесь тебе нельзя оставаться… это неудобно… – С тремя-то дуэньями? – Нет, нельзя, – повторила Эстер, голос ее дрожал. – Даже не думай об этом. Иди узнай, найдется ли у Дарси место для тебя. Если хочешь, я могу дать тебе фунтов пятнадцать на первое время, а там, может, как-то все устроится. Элан широко улыбнулся: – Конечно устроится. И ты не беспокойся, дело это верное. Надо только взяться за него с умом. Ну ладно. Я пошел, увидимся позже. – Он послал ей воздушный поцелуй и ушел. Было слышно, как хлопнула в холле дверь. Элан с чемоданом в руке прошел мимо окна. Эстер осталась одна в сумрачной комнате. Глава 4 Дом Эннингов мало чем отличался от домов, расположенных на побережье. Но полковник Эннинг не замечал этого. Он был уверен, что башенки и балконы, которые украшали его дом, были самыми красивыми. Прошло много лет с тех пор, как он вернулся с Востока, цены росли, деньги обесценивались, содержать дом становилось все труднее и труднее. Пришлось распустить прислугу, и Эннинги решили, что дом для них слишком велик. Но сдавать приезжим комнаты они стали только после смерти полковника, поскольку сводить концы с концами стало еще труднее. С годами число сдаваемых комнат увеличивалось. И теперь дом окончательно превратился в пансион. Элан Филд скорчил брезгливую гримасу. Ему не нравилась перспектива утром и вечером наблюдать лица престарелых матрон. Но ничего не поделаешь, пансионы обычно кишат пожилыми дамами. Но как Дарси может жить в такой обстановке – у Элана не укладывалось в голове. Она всегда была эмоциональной, страстной, даже чуть-чуть порочной – и потому невероятно соблазнительной. Интересно взглянуть на нее сейчас. Дверь открыла сама Дарси. «Кажется, ей нет тридцати», – попытался вспомнить Элан. Но как она изменилась! Если бы он встретил ее на улице, то прошел бы мимо, не распознав в худой, увядающей женщине маленькую, хрупкую брюнетку, которую он знал раньше… И почему время так не любит брюнеток? – Привет, Дарси, – сказал Элан. – Элан… – беспомощно произнесла она. И после некоторой паузы неожиданно резко выкрикнула. – Что тебе надо? Элан прошел в холл. – Разве ты не хочешь поздороваться со старым другом? Возможно, ты и не заметила, но меня не было здесь три года. Работал в Южной Америке, – уточнил он. – Вот, вернулся, а оказывается, никто не собирается заколоть жирного тельца в мою честь. Это меня немного огорчает. Лицо Дарси было непроницаемо. – Как странно, не правда ли? А ты ждал, что, скажем, Кармона заколет в твою честь жирного тельца? Не ты ли бросил ее прямо в церкви? По крайней мере, так я слышала. Элан улыбнулся: – Не слишком ли здесь людное место для обсуждения наших друзей? Как ты считаешь? Прогнать его сразу было бы слишком просто. Дарси давно ждала этого часа. Она готовилась к нему долгие бессонные ночи, снова и снова переживая ту боль, которую причинил ей Элан. Сегодня она собиралась уничтожить его своей обличительной речью. Пройдя через холл, Дарси распахнула дверь кабинета. – Если ты считаешь, что нам есть о чем говорить, можешь пройти. Но я не думаю, что у нас есть общие темы для разговора. По-прежнему улыбаясь, Элан вошел в кабинет. – Я, собственно, хотел спросить, могу ли я рассчитывать на ночлег. Эстер сказала, что у тебя может найтись свободная комната. У Кармоны дом полон. Дарси показалось, что ее окатили холодной водой. Новая вспышка гнева охватила ее. Она вдруг поняла, что Элан пришел не к Дарси – женщине, а к Дарси – содержательнице пансиона. Вспыльчивость не приносит дохода, но поселить у себя Элана… – Неужели у Кармоны не нашлось для тебя места? Как странно! – язвительно сказала Дарси. Элан слегка пожал плечами – такой знакомый ей жест. – В общем, так. Все, на что я могу там рассчитывать, – это холодный ужин. Глупо все это. На мой взгляд, прошло достаточно времени, чтобы забыть и похоронить прошлое. Зачем его ворошить? Все эти страсти по минувшему пахнут дурным тоном. Дарси вспыхнула. – Это относится и ко мне, да? – Ко всем. У каждого в жизни были веселые деньки. Насколько я помню, нам с тобой было хорошо. Но мы разумные люди и понимаем, что всему на свете приходит конец. И сопротивляться этому бессмысленно. Надо смотреть в будущее, впереди нас может ждать счастье – новое счастье. А может и не ждать. Счастье изменчиво. Дарси отлично понимала, что происходит. Дом Кармоны для Элана закрыт. Деваться ему некуда. Сейчас он пытается выстроить приятные, удобные для него отношения. Он приложит все усилия, чтобы задобрить ее, при необходимости прельстить. Дарси со стыдом подумала, что готова на все, лишь бы снова поверить в него, позволить себя соблазнить. Она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но ужаснее было сознавать, что жизнь твоя закончена, и больше ничего в ней не произойдет. – Ах, как тебе нравится, когда тебя любят… – Всем нравится. – Но не все имеют то, чего хотят. Как, по-твоему, легко ли мне было? – Я был ужасно расстроен, когда узнал о болезни твоей матери, – проникновенно сказал Элан. – Спасибо… Сейчас ей получше. Она заболела из-за меня. Нервы. Ты понимаешь, о чем я? Я говорю о последней нашей встрече. – Дорогая… – Помнишь, я сказала, что у меня будет ребенок, – тихим ровным голосом напомнила ему Дарси. – Бедняжка, но что я мог поделать? Помочь я не мог, поскольку был на мели. Но ты была на высоте, со всем справилась сама: тихо, без скандала. Как тебе это удалось? «Спрашивает, будто и впрямь его это интересует, прикидывается другом, – подумала Дарси. – А на самом деле, ничего человеческого в нем нет. Не умеет ни любить, ни ненавидеть… Даже приходить в ярость не умеет. Просто плывет по течению и готов на все, лишь бы так и продолжалось. И ни до кого ему нет дела». – Как-то справилась. Нашлись люди, которые не могли иметь детей. Они приютили меня, а когда я родила, усыновили моего мальчика и уехали в Австралию. Так что я никогда не увижу сына, – бесстрастным голосом закончила свой рассказ Дарси. – Как все удачно сложилось: нашлись подходящие люди, усыновили ребенка и в довершение ко всему уехали на другой конец света, – сказал Элан. – Хорошо то, что хорошо кончается. Глядя на него горящими глазами, Дарси воскликнула: – Я готова тебя убить за это! В этот момент дверь открылась, и на пороге показалась миловидная женщина лет сорока. Она на мгновение замерла и в смущении закрыла дверь. – Ну, теперь мне крышка! – расхохотался Элан. – Ну и злюка же ты, Дарси! Миссис Бэркетт чуть не бегом поднялась по лестнице, постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, влетела в комнату. Мисс Мод Силвер удивленно подняла глаза от своего вязанья. Она сидела в кресле с высокой спинкой и наслаждалась легким ветерком с моря. Комната была светлой и просторной, с чудесным видом из окна: голубой залив сверкал под солнцем, с моря тянуло свежим ветерком. Отпуск мисс Силвер и ее племянницы Этель Бэркетт подходил к концу. Жалко, но завтра они должны возвращаться домой. Отпуск оказался очень удачным. Этель впервые за много лет рассталась с семьей на время отдыха. Оторвать ее на две недели от мужа и детей оказалось делом нелегким. Но результат превзошел все ожидания. Этель великолепно выглядела и отлично себя чувствовала. – Что тебя так встревожило, дорогая? – О, тетя… я попала в такое неловкое положение… Мисс Силвер озабоченно взглянула на племянницу: – Может, ты сядешь и расскажешь все по порядку? Что случилось? Миссис Бэркетт опустилась в кресло: – О, надеюсь, ничего особенного. Но так странно было услышать это от мисс Эннинг! Она всегда такая сдержанная. А тут еще я налетела на них. Конечно, надо было бы постучать, но мне и в голову не пришло, что у нее кто-то есть. Я хотела заглянуть к ней, поболтать немножко. Она была так любезна с нами, так внимательна, а поскольку мой поезд завтра уходит рано, я и подумала… Мисс Силвер мягко, но решительно прервала Этель: – Очень мило, но я ничего не поняла. Что тебя взволновало? Ты зашла к мисс Эннинг и обнаружила, что она не одна… – Я так сбивчиво рассказываю, а у тебя такое логическое мышление… Ну вот, я заглянула в ее кабинет, посмотреть, там ли она… я, конечно, никак не ожидала, что у нее там кто-то есть. Открываю дверь, а она стоит возле стола и произносит нечто чудовищное, обращаясь к молодому человеку неземной красоты. Таких красавцев я сроду не видывала. Правда, тетя. – Дорогая, не слишком ли мелодраматично? Этель кивнула: – Но, тетя, так оно и есть, прямо кадр из кинофильма. Никак не ожидала застать сцену из кинофильма в уютном частном пансионе. Ты бы, наверное, тоже удивилась. Мод Силвер кашлянула, что означало несогласие. Она по опыту знала, что мелодрамы разыгрываются в самых неожиданных местах. – Может, ты все-таки скажешь, что тебя в этой сцене так смутило? – спросила она. – Он стоял у камина, она – возле стола. Он держался спокойно, непринужденно. А у мисс Эннинг глаза горели, а сама она была бледная как полотно. Я вошла в тот момент, когда она кричала: «Я готова тебя убить за это!» У нее и правда был такой вид, будто она способна на это. Я, конечно, тут же ушла и закрыла дверь, но она не могла меня не заметить. Такая неловкая ситуация! Мисс Силвер снова принялась за свое вязанье – крохотную кофточку для новорожденного, который должен был вскоре появиться в семье брата Этель – Джима. – Когда люди ссорятся, они часто говорят глупости, но это не значит, что они способны их совершить, – оторвав взгляд от пушистой шерсти, сказала, улыбаясь, мисс Силвер. – А у мисс Эннинг вспыльчивый характер. – Вот уж никогда бы не подумала. – Тем не менее это так, хоть она и умеет держать себя в руках. Но не будем гадать, что вывело ее из равновесия. Красивые молодые люди часто бывают причиной большого горя. Мне кажется, мисс Эннинг была раньше очень привлекательной. – Да? – удивилась Этель. – Не сомневаюсь, дорогая. Мне рассказывала о ней миссис Филд, добрейшая женщина, что живет сейчас в доме над обрывом. Помнишь, нас познакомила с ней на пляже мисс Эннинг? У нее не ладится с вязанием – все время соскальзывают со спиц петли. Я ей несколько раз помогала. Хотела научить ее континентальному способу вязания. Тогда она не будет терять петли. Но, к сожалению, она оказалась неспособной ученицей. Но успехи миссис Филд на поприще рукоделия не интересовали Этель Бэркетт. – Так она рассказывала тебе о мисс Эннинг? – Да. Каждое лето Филды снимали тут дом. Муж миссис Филд был довольно известным художником. Он умер несколько лет назад. Они хорошо знали Эннингов. Дарси, как рассказывает миссис Филд, очень изменилась, а была очаровательной живой девушкой. Знаешь, дорогая, я не раз замечала, что веселые темпераментные девушки в среднем возрасте чаще всего становятся замкнутыми и суровыми. Странно, но мне приходилось быть тому свидетельницей. – Наверное, наступает время раскаянья. В молодости грешат, а потом испытывают угрызения совести, – заметила Этель Бэркетт. Глава 5 Вечером мисс Силвер, как обычно, зашла проведать миссис Эннинг. Та была занята вышивкой, которую начала еще до болезни и все никак не могла закончить. Букетик из цветов шиповника был почти готов, но голубой бант, скреплявший его, – только начат. Над этим бантом миссис Эннинг и трудилась, протягивая иголку с бледно-голубым шелком сквозь канву. На конце нити не было узелка, и она проскакивала сквозь ткань, но миссис Эннинг в который раз самозабвенно вновь и вновь делала стежок и вытягивала нить. Время от времени она прислушивалась к радио, но в программе то и дело звучало что-нибудь, что расстраивало ее. Мисс Силвер сразу заметила, что сегодня миссис Эннинг чем-то взволнована. Рука, державшая иглу, дрожала, а обычно безмятежное лицо было нахмурено. Взглянув на мисс Силвер, она огорченно сказала: – Дарси не приходит, ничего мне не рассказывает. Прислала мне ужин с этой прислугой-чужестранкой. Никто ничего не говорит, но я знаю, что он здесь. – Кто-то, кого вы хотите видеть? – поинтересовалась мисс Силвер. Сев на стул, она наклонилась посмотреть на вышивку. – Красивый рисунок, и вы так хорошо его выполнили. Миссис Эннинг сделала стежок и вытянула голубую нить. – Я слышала его голос. Мы о нем не говорили из-за того, что случилось. Дарси была такой красивой, веселой, но мы больше не вспоминаем об этом. Мисс Силвер принялась за свое вязание. – О несчастьях лучше не вспоминать, – участливо сказала она. – Есть ведь и счастливые воспоминания, правда? И каждый день приносит что-нибудь приятное, разве не так? – Мне он так нравился, – жалобно сказала миссис Эннинг. – И всем нравился. А Дарси была такой красивой… Ужин в доме над обрывом прошел в мрачной обстановке. Элан подумал, что вечер безнадежно испорчен. Враждебностью был пропитан даже воздух. Элан не мог больше выдерживать этой атмосферы и, покинув гостиную, вышел на террасу. Мысли его путались. Старик Тревер пялился на него все время. Зареванная Эстер даже не пыталась скрыть своего настроения. Неужели она считает свои чувства настолько ценными, чтобы самозабвенно предъявлять их окружающим? Сидит этаким живым укором с красными глазами и молчит. Это просто распущенность или недостаток воспитания. Зато у леди Кастлтон с воспитанием все в порядке. В ней все дышит аристократизмом. Уж что-что, а создать ледяную атмосферу она сумеет всегда. Никогда ее не любил, заносчива… Все-таки, кроме красивой внешности, в женщине должно быть еще что-то, теплота что ли? Ну, ничего. Скоро ей придется поубавить гонору. Я об этом позабочусь. А Кармона… невероятно похорошела и владеет собой отлично, но зачем она так злопамятна? Сидит, слова не проронит. В общем, если бы не они с Пеппи, да еще старуха Мейзи, которая весь вечер болтала всякие глупости, их компания походила бы на сборище привидений. Надо попытаться как-то разрядить обстановку. – Здесь чуть прохладней, и ветерок свежий. Вы много теряете, сидя там. Почему бы не выйти на свежий воздух? – громко произнес Элан, обращаясь ко всем находящимся в гостиной. Поскольку на его призыв никто не отозвался, Элану пришлось повторить свое предложение. Адела Кастлтон встала со стула и направилась к двери. – Здесь жарко, – сказала она. – Дорогая, – дрожащим голосом остановила ее Эстер Филд. – Может, что-нибудь накинешь? – затем, придержав Аделу, шепотом добавила: – Ты уверена, что поступаешь разумно? – О да, – улыбнулась Адела. Леди Кастлтон вышла на террасу. Вечернее освещение делало свое дело, оно сглаживало недостатки, делало мир загадочным. Даже ростры, окрашенные сумерками, казались таинственными. Легкий ветерок полумрака, аромат цветов и насыщенный запах вечернего моря дополняли волшебную картину. – Вы правы, воздух восхитителен, – сказала Адела Кастлтон. – Давайте прогуляемся по саду. Придерживая подол своего черного платья, она направилась к ступенькам, которые вели в сад, Элан в недоумении последовал за ней. Было понятно – она хочет поговорить с ним. Дойдя до середины сада, леди Кастлтон резко остановилась. – Вы расстроили Эстер. Ради этого вы вернулись? Элан раскурил сигарету, убрал в карман пачку и только после этого ответил: – Вы ее давняя приятельница. Кому, как не вам, знать, что у миссис Филд глаза на мокром месте. Мы говорили об отце. – Я знаю, о чем вы говорили. Элан выпустил струю дыма – Значит, она вам все рассказала? – Да. Я зашла к ней перед ужином и застала ее в слезах. – Из-за писем отца? Даю слово, я не хочу ее расстраивать, но если биография отца все-таки выйдет, она должна быть правдивой. Отец был многогранной натурой. Он любил Эстер – да и кто ее не любит? Но она была не единственной женщиной в его жизни. – Полагаю, нет. Но неужели вы хотите, чтобы об этом узнали все? Элан развел руками. – Не знаю, что вам сказала Эстер. Дело в том, что картины Пендерела Филда пользуются сейчас большим успехом. У нас осталось несколько – кажется, какие-то эскизы и портрет Эстер. И она не хочет с ними расставаться – А почему она должна с ними расстаться? – Разве я сказал, что она должна? Никогда не посмел бы настаивать на такой жертве. – Вы удивляете меня, – сухо заметила Адела Кастлтон. – Чем же? Если вы знаете, отец не оставил мне наследства, после его смерти я получил несколько сот фунтов. Сейчас фигурой Пена заинтересовались биографы. И я уверен, что имею право заработать на этом интересе, тем более что документы, без которых биография будет скучной, находятся у меня. Там есть пачка писем, которая любую биографию превратит в бестселлер. Ими обязательно нужно воспользоваться, поскольку без интимных подробностей книга превратится в безвкусную жвачку. Ее просто никто не будет читать. Мне жаль Эстер, ее чувства задеты, но подобные осложнения, мне кажется, всегда возникают при написании мало-мальски интересной биографии. – Вы намереваетесь пожертвовать чувствами Эстер? – Напротив, я готов пожертвовать своей выгодой. Я очень люблю Эстер и не хочу причинять ей страданий. Я согласен на сумму, несопоставимую с теми деньгами, которые я могу заработать, продав письма, а лучше – опубликовав их сам. Вы знаете, сами по себе письма могли бы иметь успех. Их около ста пятидесяти. Они полны сокровенных чувств и романтики. Я повторяю, что не хочу расстраивать Эстер. Но у меня сейчас трудное положение. Речь идет о приобретении крупного ранчо. Если я не сумею достать деньги, то упущу возможность стать партнером в серьезном деле. Я не могу позволить Эстер помешать мне встать на ноги. Но если она поможет, я готов забыть про письма. – Но это же низко! – воскликнула Адела Кастатон. Элан сделал глубокую затяжку. – Думаю, не стоит прибегать к подобным словам. Так будет разумнее. Особенно для вас. – Почему для меня? С моря вдруг подул холодный ветер. – Не догадываетесь? – О чем вы? – Лучше я расскажу вам про переписку отца и молоденькой девушки – прекрасного и милого создания. Он знал ее с детства. Они часто виделись. Она написала ему первая. Он ответил ей – в сдержанной манере взрослого человека, пишущего чересчур восторженной девочке. Со временем тон писем меняется, они становятся теплее. Проходит немного времени, они пишут друг другу уже ежедневно. И наконец становятся любовниками. Казалось, холод пронзил Аделу Кастлтон до костей. Она оцепенела. Губы не слушались. – Вы… не посмеете… опубликовать эти письма, – еле выговорила она. – Не знаю, как насчет того, что не посмею, но предпочел бы не делать этого. Вы не спрашиваете, кто эта девушка? – Меня это не интересует. – Вы уверены? И все же я скажу. Письма подписаны Айрин. Леди Кастлтон молча повернулась и пошла прочь. Глава 6 Элан проводил ее взглядом. Надо дать ей оправиться от шока, а потом, если потребуется, показать письма. Он был уверен, что Адела пойдет на все, чтобы не дать опубликовать письма своей сестры. Если ознакомиться с ними, то становится очевидным, что версия с далеким заплывом и внезапной судорогой ничего не стоит. «Так больше не может продолжаться. Я вижу для себя только один выход, потому что жить без тебя не смогу», – было написано в тот самый день, когда Айрин утонула. В конверт была вложена вырезка из газеты и фотография прелестной девушки, немного похожей на Адель. Так Айрин поставила точку в их с Пеном отношениях. Наверное, ее смерть была ужасным потрясением для Пендерела Филда. Но самым удивительным в этой истории было то, что ни Эстер, ни Адела не знали об этой трагической страсти. А может быть, не хотели знать. Элан докуривал вторую сигарету, когда услышал, что его окликнула Пеппи. Она спустилась с террасы. В темноте цвет ее бледно-зеленого платья был неразличим, но блестки отделки сверкали. Привлекательная особа. Волосы как пух чертополоха. Обесцвеченные, конечно, но не сильно. Он помнил ее двенадцатилетней девочкой с длинными светлыми косами. Пеппи подошла ближе. Элан остановил оценивающий взгляд на двойной нитке жемчуга у нее на шее. Трудно, конечно, определить, но, наверное, все-таки это настоящий. Он вспомнил, что слышал что-то об этом жемчуге, когда она выходила замуж. Он достался ей от семьи Билла Мейбери, и она была в нем в день свадьбы. Но жемчуг жемчугом, а ей он был рад. Перспектива возвращения в гостиную ему не улыбалась. – Давай пройдемся, и подальше, – смеясь, предложила Пеппи. – Я не в состоянии больше выносить этой тоски. Не понимаю, что на всех нашло. Полковник Тревер уткнулся в «Тайме». Тетя Эстер, похоже, здорово наревелась. Кармона как онемела, а у леди Кастлтон разболелась голова, и она ушла спать. А слушать миссис Тревер с ее скандальными историями времен короля Эдуарда просто невмоготу. Хочется чего-то посовременней. – Думаешь, я для этого гожусь? Пеппи весело рассмеялась: – Не сомневаюсь. Итак, я жажду чего-нибудь сногсшибательного. Они дошли до калитки. – Видишь ли, я немного поотстал от здешней жизни. Ведь меня три года не было. – Да, действительно! Чем же ты занимался? – Многим. Три года – большой срок. То, что было сенсацией, уже забылось и никого не волнует, за исключением, может, тех, кого это касалось. Элан открыл калитку и пропустил Пеппи вперед. Они пошли по дорожке вдоль обрыва. Прилив бью в самом разгаре. Ветер здесь дул сильнее, и волосы Пеппи растрепались. Они свернули вправо, и ветер теперь дул им в спину. Элан выбросил окурок и как бы между прочим сказал: – А Биллу, наверное, и сейчас было бы интересно узнать о твоей увеселительной прогулке в Трептон. Это было… дай вспомнить… кажется, в июне, три года назад? Пеппи показалось, будто протянувшаяся между ними ниточка порвалась. Элан мог бы поклясться, что у Пеппи перехватило дыхание. Но она тут же рассмеялась и беззаботно воскликнула: – О чем это ты? – О тебе, дорогая… о Трентоне… и Сириле Мейнарде. Она снова засмеялась: – А Билл… ты забыл его? – О нет. Но ты забыла, не так ли? А он, я думаю, может заинтересоваться этим. – Элан, дорогой, я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь. – Об одной скандальной истории и о том, сколько лет должно пройти, прежде чем ею перестанут интересоваться. Лично я склонен считать, что интерес не угаснет до тех пор, пока живы те, кому это небезразлично. А старина Билл, мне кажется, к тебе очень небезразличен. – Очень мило, что ты так думаешь. Ведь Билл – мой муж, и ты это знаешь. – В этом-то все и дело, дорогая. Он – твой муж, любит тебя и может весьма косо посмотреть на то, что ты с Сирилом три года назад провела уикэнд в Трентоне. Пеппи шла так быстро, что Элан даже отстал немного. Но сейчас она остановилась и, резко повернувшись к нему, топнула ногой: – Это у тебя такие шутки? – О нет, это не шутка. Видишь ли, тогда я тоже был в Трентоне. И видел, как вы приехали. Я заглянул в регистрационный журнал, и обнаружил, что вы записались там под именем мистера и миссис Сирил Смит. Вот мне и пришло в голову, что Биллу было бы интересно об этом узнать. Руки Пеппи судорожно вцепились в платье. Элан заметил это и улыбнулся. – И ты намерен познакомить его с этой выдумкой? Неужели ты думаешь, что он поверит этой чепухе? – Конечно нет. Но я предложу ему заглянуть в регистрационный журнал, который наверняка сохранился. Ты знаешь, что у Сирила своеобразный почерк. И Билл это знает. – Думаешь, он поедет в Трентон искать этот журнал? – Думаю, что поедет. Он мне, конечно, не поверит. И отправится в Трентон только для того, чтобы уличить меня в обмане. Только это окажется правдой, и ты это знаешь. После долгого молчания Пеппи спросила: – Чего ты хочешь? Элан рассмеялся: – Вот и умница! Все можно решить цивилизованным путем. Билл – замечательный парень, и ты само очарование… Зачем мне разрушать ваш брак? Терпеть не могу конфликтные ситуации. Но ведь надо как-то жить. – С помощью шантажа? Элан вздохнул: – Дорогая, давай не будем разыгрывать мелодраму. Это так старомодно. – Удивляюсь, как тебя до сих пор никто не убил! – в сердцах воскликнула вдруг Пеппи. – Смотри, кто-то идет, – театральным шепотом произнес Элан. По тропинке шла влюбленная парочка: Мирта Пейдж и Норман Иванс. Мисс Мирта работала в дамском салоне, а ее кавалер был клерком местной адвокатской конторы. Поравнявшись с Пеппи и Эланом, они зашептались, прибавили шаг и свернули за угол. Элан укоризненно покачал головой: – Видишь, что получается, когда теряешь самообладание? Они слышали, что ты сказала. – Ну и что? – А то, – еле сдерживая смех, сказал Элан, – что теперь, прежде чем столкнуть меня со скалы, тебе придется хорошенько подумать. На мое счастье есть свидетели того, что ты желаешь моей смерти. Они слышали, как я называл твое имя. Пеппи развернулась и пошла к дому. Ветер дул в лицо. Когда они подошли к калитке, Пеппи, не поворачивая головы, спросила: – Чего ты хочешь? – Видишь ли, я нахожусь в стесненных обстоятельствах. Но ты могла бы помочь мне. Я не стану просить у тебя деньги, да их у тебя и нет. Но принять в подарок твой жемчуг, я бы, пожалуй, согласился. Чтобы не ставить тебя в трудное положение, я готов обратиться к знакомому мастеру и сделать копию с твоего ожерелья. Билл не заметит подлога. Все будут в выигрыше. Ты обретешь покой, а я поправлю свои дела. Глава 7 «Слава богу, день закончился», – вздохнула Кармона, вернувшись в свою комнату. Она пыталась разобраться в себе. Хотела понять, откуда взялось это чувства страха и напряжения. Ведь встреча с Эланом была неизбежна. У них много общих знакомых, а это значит, что рано или поздно они должны были столкнуться. Пытаться избежать встречи было бы слабостью. Стало быть, единственно разумный и достойный выход – возобновить старые родственные отношения и вести себя так, как будто ничего не произошло. И это естественно: теперь у нее есть муж, она не может позволить себе тратить эмоции на бывшего возлюбленного. Кармона прислушивалась к голосу разума, но избавиться от напряжения не могла. И все-таки хорошо, что день, который начался с ощущения приближающейся бури, прошел и больше никогда не повторится. Буря так и не разразилась. Или разразилась? Кармона переживала за Эстер. Сегодня за столом у нее был глубоко несчастный вид. Понятно, что причиной тому был Элан. Неужели он опять просил денег? Вряд ли. При необходимости Эстер может постоять за себя. Три года назад она мягко, но решительно положила конец его попрошайничеству. Дело не в деньгах, а в чем-то другом. С Ацелой тоже что-то произошло. После прогулки с Эланом она вернулась сама не своя. Пришла, машинально разложила пасьянс, а потом вдруг сгребла все карты, встала и заявила, что у нее разболелась голова и она идет спать. Потом вернулась бледная Пеппи. Она послала всем воздушный поцелуй, сослалась на то, что она уже совсем без сил и лучше ей уйти, пока она не заснула у всех на глазах, и ушла. Затем появился Элан и сказал, что ему тоже пора идти, поскольку дверь в пансионе запирается рано, а ключей у него нет. Прощаясь, он попросил позволения прийти завтра. Восстановив события вечера, Кармона, кажется, нашла причину своего напряжения. Когда она надела ночную рубашку, в дверь кто-то тихонько постучал и, не дождавшись ответа, в комнату вошла Пеппи, одетая в желтую пижаму. – Если Элана убьют, виноват в этом будет только он сам, – зловеще прошептала она. И, плюхнувшись на широкую кровать, разрыдалась. – Пеппи! – А за шантаж можно упрятать человека за решетку? – Можно. – Да, но какой толк? Он же прекрасно знает, что я скорее умру, чем обращусь в суд. – Что случилось, Пеппи? Может, ты объяснишь? Голубые глаза Пеппи сверкали слезами отчаянного негодования. – Должна рассказать, иначе просто взорвусь! Самовозгорюсь! Люди когда-то верили, что это возможно. Вспыхнешь – и конец! Остается только пепел да забавная история о том, как в тебя вселился дьявол. – Пеппи! Она снова энергично тряхнула головой: – Не думай, что я шучу. Этот гад Элан шантажирует меня. Кармона не удивилась. Поступки Элана давно уже перестали ее удивлять. – Если бы Билл узнал, он бы убил Элана! Но я ничего не могу сделать. И Элан это знает. Кармона опустилась рядом с нею на постель. – Так ты расскажешь? Пеппи покачала головой: – Я всегда тебе все рассказывала. – Она грустно взглянула на Кармону. – Знаешь, я потому и вышла за Билла. Я с ним как за каменной стеной. Не скажу, что с такими людьми жить очень уж весело, вот и позволяешь себе иногда развлечься с кем-то другим, хотя в глубине души понимаешь, что твоя опора – муж. Но беда в том, что можно зайти слишком далеко… – Этим и воспользовался Элан? Пеппи кивнула: – Я однажды провела уикэнд с Сирилом Мейнардом. Билл сказал, что о нас с ним поговаривают. Мы поссорились, ну я и решила – пусть не зря говорят. Мне было на все наплевать. Когда разозлишься, думаешь только о том, как насолить другому. Биллу как раз пришлось уехать на выходные – какие-то дурацкие учения или что-то еще, – я и отправилась с Сирилом… Я никогда прежде такого себе не позволяла – вот клянусь, ну а тогда мне было все равно. Мы поехали в Трентон, по дороге пообедали, потом потанцевали, так что прибыли поздно. Оказалось, что Элан тоже был там. Что уж он там делал, не знаю. Мы его не видели, но он видел, когда мы приехали. Он заглянул в журнал и обнаружил, что мы зарегистрировались под именем мистера и миссис Сирил Смит. – Ой, Пеппи! – Нет-нет, – отчаянно затрясла головой Пеппи, – ничего не было, не думай! Я поняла, что не смогу этого сделать. Я весь вечер дрожала, потому что Сирил смотрел на меня такими глазами… Ну, думаю, конец мне! Мне казалось, если он дотронется до меня, я его просто убью. И я сказала, чтобы он уходил. Сначала он решил, что я шучу, а потом жутко разозлился. А кончилось все это ужасной сценой. Я схватилась за шнур звонка – это была старомодная гостиница, где еще сохранились такие звонки, длинная шерстяная веревка, которая свешивается с потолка, – и сказала, что дерну за шнур и заору на весь дом, если он сейчас же не уберется. Он ушел, а я заперла дверь на засов. А утром вскочила чуть свет, взяла такси и уехала на станцию. Кармона почувствовала огромное облегчение. – Рассказала бы все Биллу – и дело с концом. Думаю, он бы тебе поверил. – Я не могу ему рассказать. Все тогда изменится. Он знает, что я обожаю танцы – сам не танцует, – и разрешает мне повеселиться, везде бывать и вообще делать, что мне захочется. Он мне доверяет. А если ему все рассказать, в наших отношениях появится подозрительность. Ему будет очень тяжело, и он уже никогда – представляешь, никогда – не будет относиться ко мне по-прежнему. – И все же лучше ему рассказать, – подумав, сказала Кармона. – Нет, скорее умру! И не думай, что это просто слова. Я говорю вполне серьезно. Не такая уж я хорошая… никогда не была ею и, наверное, никогда не буду. Но Билл считает меня хорошей. Дурак, правда? Но если он перестанет так думать, то как мне дальше жить? Представь себе воздушный шарик, если его проткнуть, – вот так будет и со мной, – Пеппи, как ребенок, вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Мне придется уступить Элану. – А чего он хочет? – Мой жемчуг. – Пеппи потрогала двойную нитку бус поверх нарядной желтой пижамы. – Он знает, что у меня нет денег, кроме тех, что мне дает на расходы Билл. Ну а жемчуг стоит дорого. И Элан, видишь ли, готов пойти мне навстречу, взять жемчуг и оставить меня в покое И еще обещает сделать с него копию, чтобы никто ни о чем не догадался! Будь он проклят! – Но деньги у Элана всегда уплывали сквозь пальцы, – с горечью заметила Кармона. – Истратит и придет требовать еще. Пеппи с испугом взглянула на Кармону. – Но у меня нет денег! – Дорогая, это его вряд ли остановит. Он доведет тебя до такого состояния, что ты пойдешь на все, лишь бы он хоть на время оставил тебя в покое. Говорят, шантажист никогда не отпускает свою жертву. Элану надо дать отпор, рассказав все Биллу. Пеппи вскочила. – Я скорее умру! – воскликнула она. – Или убью! Глава 8 В кабинет главного инспектора Лэма вошел Фрэнк Эбботт. Это был высокий статный мужчина лет сорока – сорока пяти. Костюм безукоризненно сидел на нем, до чрезвычайности светлые волосы были идеально приглажены. – Вы хотели меня видеть, сэр? Лэм устремил в него взгляд, который давно уже перестал внушать страх. – А иначе зачем бы я посылал за вами? Садитесь, я хочу с вами поговорить, – сказал он. Инспектора Лэма нельзя было назвать элегантным. Он являл собой тип полицейского старого образца – большой, солидный, похожий на дуб. Казалось, что массивное кресло, в котором он сидел, было сделано на заказ, специально под его размеры. Черные волосы на макушке слегка поредели, а на висках торчали в разные стороны. Говорил он с легким деревенским акцентом. – Слушаю вас, сэр. Лэм барабанил по колену. – Я хочу поручить вам дело Кардосо. – Кардосо? – Да. Неделю назад некий испанец Хозе. Странные имена у этих испанцев, язык сломаешь, прежде чем произнесешь. Будем называть его на английский манер – Хоузи. Так вот, он пришел и заявил об исчезновении своего брата – Филиппе Кардосо. Этот Филиппе отправился то ли по воде, на пароходе «Морская звезда», то ли по воздуху из Южной Америки в Лисабон, а из Лисабона сюда, в Англию. В Англии у него были какие-то очень важные дела. Здесь он и исчез. Хоузи высказал предположение, что с его братом что-то случилось. Очень эмоциональный иностранец, говорит так много и так быстро, что ничего нельзя разобрать, а руками машет, будто ветряная мельница. – Жаль, что я был занят, – заметил Фрэнк Эбботт. – Думаю, это дело гораздо интересное, чем дело о зубах торговца бакалейными товарами, убитого в Нотгинг-Хилле, которым я занимался всю последнюю неделю. Теперь Лэм барабанил пальцами по столу: – Не побоюсь сказать, что тогда мне показалось, что дело не стоит выеденного яйца. Начнем с того, что не было никаких доказательств, что Филиппе вообще добрался до Англии. А если и добрался, то под чужим именем, в этом Хоузи не сомневался. Если этот тип появился здесь под чужим именем, то он постарается остаться в тени, подумал я. А может быть, Хоузи очень хочет встретиться с Филиппе, а Филиппе совсем не жаждет увидеться с Хоузи. Люди не всегда рады родственникам. – Не всегда… И имеют на то основания. Лэм нахмурился: – Ну так вот, это было неделю назад. Я ему говорил, что каждый год пропадает много людей, но три четверти из них все-таки объявляются. Фрэнк поднял бровь: – Да, сплошные предположения, и ничего конкретного. Не понимаю, почему именно вы, главный инспектор, встречались с ним? Лэм порылся в ящике стола и достал оттуда какой-то документ. – Он прибыл с рекомендацией. Ну, знаете, как это обычно делается: сэр такой-то, имеющий дело в Южной Америке, просит оказать содействие сеньору такому-то, который, в свою очередь, просит помочь его агенту Хоузи. Как я уже говорил, я попытался успокоить этого агента, сказав, что нет никаких оснований считать, будто с его братом что-то случилось, что, скорее всего, его опасения беспочвенны, и брат его, возможно, очень скоро объявится. А он, пока не ушел, все размахивал руками и без конца твердил, что его брата убили. – И это все, сэр? – Нет, не все. Зачем, по-вашему, я все это вам рассказываю? На днях Хоузи приходил и сообщил, что нашел брата. Фрэнк внимательно слушал, ожидая продолжения. – Его выловили в реке. – Мертвого? – Да, и утонул он давно. Хоузи опознал своего брата и продолжал настаивать, что это убийство. Медицинская экспертиза установила, что перед смертью Филиппе ударили по голове, удар был нанесен сзади. Может, это несчастный случай, а может, и нет. Выяснить это предстоит вам. Глава 9 Ровно в десять Элан Филд вошел в дом Эннингов. Навстречу ему из своего кабинета вышла Дарси. – Кажется, я не опоздал. Или ты специально для меня оставила дверь открытой? – улыбнувшись, поинтересовался Элан. Дарси холодно взглянула на него. – Спокойной ночи, – сказала она и снова исчезла в своей комнатке. Дарси подошла к книжному шкафу, намереваясь взять какой-нибудь роман. Элан вошел следом и закрыл за собой дверь. – Что, и доброго слова для меня не найдется? – вкрадчиво спросил он. Дарси обернулась. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. – Мне нечего тебе сказать, и ты это знаешь. Здесь ты только потому… – Потому что пошли бы сплетни, если бы ты меня не приняла, – перебил ее Элан. – Свободные комнаты у тебя есть, и твой отказ всех бы здорово удивил. И Эстер, и все остальные в доме над обрывом стали бы размышлять на тему твоего негостеприимства. – Да, это единственная причина, почему ты здесь. Больше мне сказать нечего. Дарси вышла из комнаты, заперла парадную дверь на ключ, задвинула засов и, не оборачиваясь, поднялась по широкой лестнице наверх. Ему доставляло удовольствие видеть ее бессилие, наблюдать, как она злится, потому что не может прогнать его. Женщины совсем не умеют держать себя в руках, подумал Элан. Столько времени прошло, все давно уже пора забыть, а Дарси упивается обидой и даже ради приличия не может вести себя пристойно. Элан отлично выспался и проснулся в превосходном настроении. Он был уверен, что Эстер даст ему деньги, и Алела тоже, если ее прижать как следует. Да еще и Пеппи. Вот с кем он разделается с удовольствием! Она всегда относилась к нему плохо и даже не скрывала этого. Ну, теперь-то он отыграется! В десять утра Элан уже спрашивал старого дворецкого покойного Октавиуса Хардвика, где ему найти миссис Филд. Оказывается, она была в утренней гостиной, где они беседовали вчера. Сегодня комната выглядела еще мрачнее. Туман, предвестник жаркого дня, еще не рассеялся и не пропускал в окна света. Эстер сидела за небольшим письменным столом из такого же черного дерева, что и отделка камина. Она разрешила Элану поцеловать себя, но на поцелуй не ответила. Веки у нее были красные и припухшие. Элан поднес к губам ее руку. – Дорогая, ты плакала? – Да. – Я и сам расстроился. Вчера вечером у тебя был такой несчастный вид, я чувствовал себя виноватым. Но не стоит так отчаиваться, правда. Все можно уладить. Давай лучше поговорим. – Ты не опубликуешь те письма? – Дорогая, неужто ты думаешь, что мне этого хочется? Просто мне нужны деньги. Если удастся добыть их каким-то другим путем, я буду только счастлив. Надеюсь, ты веришь, что я не хочу огорчать тебя? Мы можем спокойно все обсудить, если не возражаешь. Глаза Эстер наполнились слезами, и Элан поспешил сказать: – Дорогая, ты можешь ничего не говорить, просто выслушай меня. Вчера нам не удалось толком поговорить, и у тебя, наверное, сложилось неверное представление, о чем я тебя прошу. Ну, прежде всего, речь идет не о том, чтобы ты рассталась с капиталом. Я знаю, как ты строго к; этому относишься. Речь о том, чтобы ты мне дала деньги взаймы. Боюсь, вчера я был не слишком откровенен. Все это дело должно держаться в величайшей тайне, одно слово – и все пропало. Вот я и осторожничал. Но сегодня ночью, поразмышляв, – знаешь, не мог уснуть, так что времени было предостаточно, – я понял, что не имею права ничего от тебя скрывать. Эстер не спускала с него мягких карих глаз. Внимания ее он, безусловно, добился. Но добился ли ее доверия – в этом Элан не был уверен. Он торопливо продолжил: – История с покупкой ранчо для разведения лошадей… – Не правда? Элан засмеялся: – Только отчасти. Кардосо действительно хочет купить ранчо и не прочь взять меня в компаньоны, но, понимаешь, денег у него нет. По крайней мере… Ладно уж, расскажу тебе все, только под строжайшим секретом. Ни одна живая душа не должна об этом знать. Сейчас поймешь почему. Где-то в прошлом веке родственник Кардосо – двоюродный дед или кто-то в этом роде – нашел клад. Не спрашивай, каким образом, потому что Филиппе не очень любит об этом распространяться. В шестнадцатом – семнадцатом веках восточное побережье Южной Америки и прилегающие острова были усеяны несметными сокровищами. Многие из них так и не были обнаружены. Я подозреваю, что старик Кардосо наткнулся на такой тайник. Конечно, у него были основания помалкивать об этом. Он вывез свои сокровища в Рио. А неделю спустя кто-то на темной улочке всадил ему в спину нож. Вот так. Дела его были в плачевном состоянии. Чтобы уплатить долги, пришлось продать дом, и после этого мало что осталось. Ближайшим его родственником был малолетний племянник. Когда он достиг совершеннолетия, поверенный семьи вручил ему запечатанный конверт, который был передан ему на хранение за день или два до смерти деда. В письме сообщалось о сокровище и о том, где оно спрятано. Эстер вспомнила, сколько она читала всяких историй о сокровищах. Были среди них и романтические, которыми она увлекалась в молодости, и самые настоящие преступления, связанные с жульничеством и надувательством, которыми то и дело пестрят газеты и судебные разбирательства. Мысли эти, видимо, отразились у нее на лице, потому что Элан вдруг рассмеялся и сказал: – Ты небось думаешь, что это обман, но ошибаешься. Я три года проработал с Филиппе и скажу тебе – это честнейший человек. Старик Кардосо вывез свое сокровище в Рио и там снова его спрятал – где-то в доме или в саду. Это было старинное родовое поместье, и, если бы старика не прихлопнули, он бы выплатил все долги и вернул дому былую славу. Племяннику-то он сообщил, где хранится сокровище, но дом ведь был продан, и клад оказался недосягаем. Поместье перепродавалось дважды, по высокой цене, но у семьи Кардосо не было средств выкупить его. Представляешь ситуацию? Огромное состояние ждет своего хозяина, но так и останется лежать, потому что тот не может раздобыть несколько тысяч фунтов! Сейчас дом снова выставляется на продажу. Филиппе сделал все возможное – продал свое ранчо, собрал все до последнего пенни, – но все равно нам не хватает пяти тысяч… – Элан умолк, ожидая, что скажет Эстер. – Даже если ты веришь в эту историю, откуда ты можешь знать, там ли еще клад и насколько он ценен? – Но ты подумай сама: если бы владелец дома вдруг разбогател, Кардосо бы знали, потому что, естественно, все время наблюдают за домом. Но не похоже, чтоб там разбогатели. Ведь каждый раз дом потому и продавался, что хозяин был не в состоянии его содержать. Это же настоящий дворец! Эстер все продолжала смотреть на Элана. – Знаешь, звучит это очень… – Подозрительно? Ну еще бы! Сколько ходит всяких историй о припрятанных сокровищах! Но согласись, дыма без огня не бывает! Сокровища действительно и прятали, и находили. Я понимаю, появляется вдруг незнакомый парень и заявляет, что у него есть карта сокровищ Синей Бороды. Конечно ты скажешь: иди, мол, и покажи ее своей бабушке. Но тут же совсем другое дело. Верное, никакого обмана. Ты знаешь меня, а я знаю Кардосо. Филиппе я доверяю, как своему брату. Тебе остается только вложить эти деньги и через год получить их назад с любыми процентами, какие назовешь. – Но я не ростовщица, Элан. Элан почувствовал, что сделал неверный ход. – Нет, конечно же нет. Я не так выразился. Ты добрая, щедрая – мне ли это не знать? Ты просто подумай над тем, что я тебе рассказал. Ручаюсь, здесь все честно и никакого риска. Ты получишь назад свои деньги и сама сожжешь те письма. В это мгновение дверь открылась, и в комнату вошла Кармона. Глава 10 Элан не мог не заметить, как обрадовалась Эстер. – Идем на пляж, да? – торопливо спросила она. – Пойду надену шляпу, вдруг появится солнце. – Напрасные надежды, – с усмешкой заметил Элан, когда за Эстер закрылась дверь. – Не совсем, – сказала Кармона. – Это здесь темно, а с другой стороны уже проясняется. Элан, ты расстроил Эстер. В чем дело? – А ты нисколько не изменилась, знаешь? Такая же красивая… и обезоруживающе искренняя. – Элан, я говорю серьезно, – Кармона даже не улыбнулась. – Как всегда. – Я хочу знать, что происходит. – Боюсь, не смогу тебе сказать. – Тогда скажет Эстер. – Не уверен. – Что, старая история? Нужны деньги? – Как ты угадала! Они мне всегда были нужны, разве не так? Только сейчас это – последняя просьба. – Не то ли обещал и Гитлер? «Ну, за это ты заплатишь», – подумал Элан. Вслух же беспечно сказал: – Немного старомодно, не находишь? Ты бы еще помянула, что было до потопа, а не то что до войны. Не слишком старо, а? – Он вдруг усмехнулся. – Первый раз видимся после нашего разрыва, а говорим про Гитлера. Никто не поверил бы! Кармона словно перенеслась на три года назад. Вот чему трудно поверить – так это тому, что она едва не вышла замуж за этого чужого человека. Это был Элан и не Элан. Какая-то жуткая раздвоенность – вроде и близкий человек, и в то же время чужой. Наверное, эта двойственность жила в нем всегда, а она видела лишь его внешнее обаяние. Говорят, чем дольше знаешь человека, тем больше презираешь. А она бы сказала – тем терпимее к нему относишься. Как долго она обольщала себя иллюзией, что он любит ее и она сможет повлиять на него! У него было нелегкое детство, пока он не попал под опеку Эстер. Он был не очень уравновешенным, не очень правдивым. Деньги у него текли сквозь пальцы. Но он умел быть нежным, и ей казалось, что шло это от любящего сердца. Теперь она поняла, что это была лишь иллюзия. В нем нет и никогда не было ни любви, ни доброты. Он любит только себя. Кармоне страстно захотелось узнать, что побудило его едва не жениться на ней. Почему до последнего дня женитьба устраивала его, а потом вдруг перестала устраивать.

Конец ознакомительного фрагмента.