– Смотри-ка, стаяло все. А ногам холодно!
– жаловался кому-то Зотов, подымая то одну, то другую ногу, обутые в порыжелые, рваные сапоги.- Ну и вот, значит,- эх, холодно!
– как убег, значит, Баранов, так и не возвращался больше. Уж больно это его господин капитан Карнаоппулло пригрели. И станок его расколотили, и пороть собралися...

Наконец батальон выстроили.

Появившийся в дверях штаба генерал Туркул улыбался. За ним шла какая-то женщина, в старом поношенном пальто, из-под которого виднелись складки дорогого платья. Когда женщина сходила по ступенькам, платье торжественно шуршало.

– Пожалуйста!.. Будьте так любезны!..- сказал женщине генерал Туркул и опять улыбнулся.

Женщина стала обходить роты. Перед некоторыми солдатами и офицерами она подолгу останавливалась. Остановилась она также и передо мной.

– Этот?
– спросил Туркул. Женщина вздохнула.

– Нет!
– потом подняла брови и пошла дальше.

– Этот?

Генерал Туркул от нее не отставал.

– Нет, не этот...

– Этот?

– Этот, ваше превосходительство!
– сказала она наконец, остановившись перед подпоручиком Ивановским.

Подпоручик Ивановский - вдруг - сразу побледнел.

– И этот еще, ваше превосходительство... Потом батальон развели по квартирам. Подпоручик Ивановский и унтер-офицер Сахар были оставлены при штабе.

Уже вечерело...

– Такой хороший офицер!..

– С чего хороший! Уж Врангель подтянет... Подпоручик Виникеев доел брынзу и старательно собрал со стола крошки.

– Врангель всех, господа, подтянет.

– И подтягивать нечего!.. С пьяных глаз, конечно...

– Конечно, с пьяных!
– Подпоручик Басов бросил на пол догоревший окурок.- Не бандит ведь, слава тебе господи! И на кой ему леший эта дрянь жемчуга эти понадобились!..

– Не бандит, а туалеты взламывает!.. А на кой - известно: бросьте, поручик, дурака разыгрывать!
– Вытирая губы, подпоручик Виникеев улыбнулся.- А знаете, господа, сколько дрянь эта стоит?..

– Идут!.. Идут!..- закричали вдруг на дворе солдаты. Мы выбежали.

За воротами - к штабу полка - шло одно отделение офицерской роты.

Через час подпоручика Ивановского и унтер-офицера Сахар расстреляли.

Кто была женщина в поношенном пальто и дорогом, шелковом платье, я не знаю...

А еще через час штабс-капитан Карнаоппулло прибежал к нам на двор.

– Ну как, пришел Баранов?
– услыхал я сквозь открытое окно.

– Никак нет, господин капитан!

Ефрейтор Плоом вытянулся и взял под козырек.

– Ну так вот что, ребята! У него там наверху какой-то красный диванчик имеется... Там, в каморке... Знаете?.. Ну вот!.. Срывай с него, ребята, бархат! Шей погоны! Да живо!

...При вечерней перекличке вся 6-я рота была уже в новых бархатных погонах.

В ту же ночь нас неожиданно подняли.

А под утро, когда солнце еще только всходило, Дроздовскую дивизию погрузили на пароходы и отправили десантом на Хорлы.

Меня и подпоручика Морозова, как не вполне еще окрепших, оставили в Севастополе - при хозяйственной части.

– Помнишь библейскую историю с Красным морем?
– взяв вечером метлу, спросил меня подпоручик Морозов.- Когда отряды Моисея проходили море, оно расступилось. Помнишь?.. Прошли - море хлынуло назад. Так и сейчас. Дрозды прошли, и - смотри-ка!..

Через двор шел токарь Баранов. За стеной в соседней комнате звенел женский смех; в квартиру, комнату которой мы занимали, вернулась хозяйка-еврейка с дочерьми-курсистками.

– Да...- сказал я, подумав.- Но нас, брат, не захлестнуло.

– Пока!..

И подпоручик Морозов вдруг отвернулся. Подметая комнату, он изо всех углов извлекал пустые бутылки...

"CREDO" ПОДПОРУЧИКА МОРОЗОВА

Прошло недели две.

Вернувшиеся с Хорлов Дроздовские полки давно уже расквартировались по деревням Евпаторийского уезда. Хозяйственные части также готовились к переезду. Собрались и мы с подпоручиком Морозовым.

– Завтра, Николай Васильевич?

– Завтра.

– Пешком пойдем?

– Пешком... Ну ее к богу,- хозяйственную!..

Был уже поздний вечер. Развязав вещевой мешок, подпоручик Морозов разбирал свои немногие вещи. За стеной пела дочь хозяйки:

Как цветок голубой

Среди снежных полей...

– Что ты там уничтожаешь?
– спросил я Морозова, который рвал какие-то мелко исписанные листы бумаги.

– Так, чепуху всякую... Записки...

– Твои?

– Мои.