– А ну, покажи!.. Подпоручик Морозов замялся.

– Да покажи!.. Чего там!..

– Ну ладно!..- Он протянул мне несколько листиков.- Но ведь это... интересно только для... только для меня обязательно...

Светлый луч засверкал

Мне из пошлости тьмы,

опять запела курсистка.

– Циля!.. Циля!..- перебила ее другая.- Смотри, Циля!..

"...И пусть белый не станет красным, а красный белым,- с трудом разбирал я упавший набок почерк подпоручика Морозова,- но годы гражданской войны откроют, наконец, наши глаза, и белый увидит в красном Ивана, а красный в белом - Петра... Утопия?.. Может быть!.. Но я привык верить своему сердцу..."

Я поднял глаза и посмотрел на подпоручика Морозова. Он все еще сидел против меня и, смутившись, смотрел в окно. За окном было темно. Только угол соседнего дома освещался нашим окном и выпирал из темноты желтым, тупым треугольником.

"А пока что,- вот в этом вся и бессмыслица,- читал я дальше,- пока что я должен тянуть эту лямку. Отступающий всегда гибнет. Я погибнуть не хочу. И вот белое движение волочит меня за собой. Идея, способная на вырождение, не есть идея. Над идеей белого движения я ставлю крест. А бессмыслица ползет дальше... Я не верю в чудо, но, к нашему несчастью, генерал Врангель, очевидно, все еще верит. Не потому ли утвердил он новый знак отличия - орден Святого Николая-чудотворца?..

...На долгих путях от Брянска, через Севск, Харьков, Ростов, Екатеринодар до Новороссийской бухты люди тысячи раз теряли свою веру. Офицеры распродали награбленное имущество (заметьте падение цен!); распродав, занялись злостной спекуляцией (заметьте повышение!)..."

Я улыбнулся:

– Ты экономист, подпоручик!
– и взял следующий лист.

"Деникин низко поклонился и ушел. Я кланяюсь его честности. Кланяюсь не только низко,- до самой земли. И, господи, как был бы я счастлив, если б смог я поклониться еще раньше".

Я пропустил несколько строчек.

"...Так зачем же приехал Врангель и что он хочет? Впрочем, о Врангеле говорить трудно,- он утвердил орден Св. Николая-чудотворца... Приехать с ультиматумом о заключении мира и взяться за продолжение войны!.. Бросать людей, потерявших идею!.. Куда?.. На гибель?.. С чем он уедет?.."

Я вновь перескочил через несколько строчек.

"...И недавний десант дроздов под Хорлами, десант, о котором мы, офицеры того же полка, не можем решить, блестящая ли это удача или полное поражение. А зима..."

Дальше я разобрать не мог. Потом буквы вновь выровнялись.

"Да, так идут наши дни!..

Что делается за фронтом - я не знаю...

Чем живут наши враги и чем они держатся - я не знаю...

Я не знаю и того - только ли они мне теперь враги?..

Я люблю человека и жизнь, и когда те, что теперь за фронтом, стали дешево расценивать и жизнь и человека, я назвал их врагами. Моя ли это вина?

В ту ночь был белый ледоход,

Разлив осенних вод.

Я думал: вот река идет.

И я пошел вперед.

А теперь?..

Токарь Баранов говорит: перемелется, мука будет!
– так нужно для нового хлеба. Токарь Баранов не видит звездочек, чернильным карандашом нарисованных у меня на погонах, и говорит со мною по душе. Но я говорить с ним по душе не могу. Я эти звездочки вижу!.. Токарь, может быть, и прав, но ведь если б зерно имело мозг, разум и волю и если б оно знало даже, что молоть его будут для нового хлеба, оно все равно добровольно бы под жернова не ложилось!..

Впрочем, мысли токаря не мои мысли!.. Своих у меня сейчас нет... Я и пишу в надежде отыскать их,- так, случайно наткнуться... Мне очень страшно тыкаться мордой в пустоту... А победили меня свои же, и уже в первом бою,под Богодуховом...

Но и побежденный хочет жить и дышать...

Господи, как трудно быть подстриженным под погоны!..

Я не могу уйти - меня расстреляют. Я не могу не стрелять - меня пристрелят.

Я не могу..." Дальше было зачеркнуто. "...Но я могу зажмурить глаза... Пусть несут меня события. Я верю, что неперемолотое для нового хлеба зерно тоже не пропадает. Упав во вновь перепаханную землю, оно даст ростки. Кто перепашет землю - я не знаю. Мне суждено умереть или дождаться..."

Я вновь поднял голову.

– Циля, да неужели правда?

– Ну конечно! Я же сказала...- вновь донеслись до нас голоса за дверью.- Я нашла здесь "Физиологии" Данилевского, и теперь мы сможем...

– Идем в город!
– вдруг коротко бросил мне подпоручик Морозов.

– Подожди!..

Третий лист был исписан крупнее. Читать стало легче. "Вы или мелко плаваете,- говорят мне офицеры поумнее,- или просто трус, уходящий в свою скорлупу..." Я улыбнулся.

– Говорят?