Шрифт:
– Читайте, Евгений Николаевич,- протянул он радиограмму.
По мере чтения губы полковника сжимались, лоб пересекли морщины.
– Да на некоторых машинах моторы греются уже с ФАБ-двести пятьдесят! взволнованно произнес он.
– А на остальных?
– С одной ФАБ-пятьсот едва доходим до Берлина.
– И все же если тысячекилограммовую брать?
– настаивал Жаворонков.
Преображенский развел руки в стороны, потом резко, со вздохом опустил ладони на колени.
– Товарищ генерал, дайте мне новую машину! Я возьму на внешнюю подвеску ФАБ-тысяча да еще все бомболюки заполню!
Жаворонков вяло улыбнулся.
– Ладно, вы меня убедили,- устало проговорил он.- А вот убедим ли мы представителя Ставки?
Коккинаки прилетел в тот же день на истребителе И-16. Жаворонков встретил его у подземного командного пункта.
– Теперь понятно, почему ваши бомбардировщики целехоньки, Семен Федорович!
– восторженно произнес Коккинаки, пожимая руку Жаворонкову.- Великолепно вы замаскировали аэродром! Грешным делом, я подумал, что не сюда прилетел.
– Морские летчики на выдумку хитры, Владимир Константинович,- ответил Жаворонков.
Он пригласил московского гостя в землянку.
– Вы знаете цель моего прибытия?
– спросил Коккинаки.
– Да. Я получил радиограмму от наркома.
– Так почему же до сих пор ваши летчики не берут на внешнюю подвеску ФАБ-тысяча?
– поинтересовался Коккинаки.- Я жду вашего ответа, Семен Федорович.
– Лучше меня ответят те, кто летает на Берлин,- сказал Жаворонков.- А я, видите, с земли координирую полеты.
Коккинаки сухо засмеялся:
– Ну, ну, Семен Федорович! Вы здесь все решаете.
– Решаю я, действительно,- согласился Жаворонков.- А вот летают на Берлин летчики первого минно-торпедного полка.
Он вызвал своего адъютанта майора Бокова, попросил:
– Пригласите, пожалуйста, ко мне полковника Преображенского. Он где-то тут, рядом.
– Есть, товарищ генерал!
– козырнул Боков и вышел.
Преображенский явился быстро (он уже, как и вся авиагруппа особого назначения, знал о прилете в Кагул представителя Ставки), поздоровался. С летчиком-испытателем Коккинаки они не были лично знакомы, хотя и знали друг о друге.
Коккинаки шагнул навстречу, дружески протянул Преображенскому руку.
– Поздравляю вас с присвоением высокого звания Героя Советского Союза, товарищ полковник!
– Благодарю, Владимир Константинович.
– Весь советский народ восхищен вашими морскими летчиками! В такое тяжелое для нашей страны время вы бомбите столицу фашистской Германии - Берлин!
– Делаем все возможное, Владимир Константинович.
Коккинаки усмехнулся, предложил Преображенскому табуретку и, когда тот сел, не спеша заговорил, четко выговаривая каждое слово.
– Тут я с вами не согласен, дорогой полковник. И не только я... Если бы делали все возможное - вдвойне вам честь и хвала!
– Он придвинул свою табуретку ближе к Преображенскому, наклонился к нему.- Давайте говорить напрямую, как специалист со специалистом, как летчик с летчиком.
– Я слушаю вас, Владимир Константинович,- Преображенский выдавил из себя сухую улыбку, заранее зная, о чем пойдет этот неприятный для него разговор.
– Один вопрос. Один-единственный,- начал Коккинаки.- Почему...- он повторил, но уже строже - Почему ваши прославленные морские летчики не берут на внешнюю подвеску ФАБ-тысяча? Ведь конструктивные особенности самолета Ил-четыре или ДБ-три позволяют брать на борт еще большую бомбовую нагрузку! И практикой это давно проверено.
Преображенский в знак согласия закивал головой.
– Все верно, Владимир Константинович. Все верно. Машина ДБ-3 хорошая, даже отличная! Спасибо ее конструктору Сергею Владимировичу Ильюшину. От нас, летчиков, спасибо. Но в наших, наших конкретных условиях с ФАБ-тысяча или двумя ФАБ-пятьсот она не потянет.
– Изношенность моторов, грунтовая взлетная полоса, дальность полета на потолке, погодные условия - знаю!
– сказал Коккинаки.- Я подробнейшим образом изучил все отчеты командующего ВВС флота о налетах на Берлин.
Жаворонков, терпеливо следивший за разговором опытных летчиков, вспыхнул.
– В моих отчетах что-то сомнительное?
– не сдержался он.
Коккинаки замотал головой.
– Что вы, что вы, товарищ генерал! Все верно, все точно, правильно. Но, дорогие товарищи, вы просто перестраховываете себя.
Преображенский резко поднялся с табуретки.
– Уж не хотите ли вы обвинить нас в трусости?
– в упор спросил он.
– Никогда, полковник,- жестом руки Коккинаки предложил Преображенскому снова сесть на табуретку.- Бомбить Берлин могут лишь отважные экипажи. А вот с перестраховкой... то я исходил из того, что вы же никогда и не пробовали взять на внешнюю подвеску ФАБ-тысяча. Одни эмоции, предположения, расчеты...