Шрифт:
– Расчеты верны.
– Позвольте выразить сомнение,- не согласился Коккинаки.- Можете доказывать кому угодно, только не мне. Я эту машину знаю не хуже вас.
– Да кто спорит, Владимир Константинович?!
– вмешался в разговор Жаворонков.- Вы, лично вы первым испытывали Ил-четыре, ставили на нем мировые рекорды по дальности полета и поднятию тяжестей. Знаем, все знаем. И гордимся вами, поверьте.
– Дали бы мне такой самолет, какой тогда был у вас, в спортивном варианте, новенький, я бы на Берлин взял ФАБ-тысяча на внешнюю подвеску и загрузил бомболюки десятью ФАБ-сто!
– заверил Преображенский.- А наши машины серийные, потрепанные в боях, изношенные...
Слова Преображенского не понравились Коккинаки, задели его уязвленное самолюбие, на щеках у него даже выступили красные пятна.
– Вы что же, полковник, полагаете, что мой опыт... что я...
– Вовсе нет, уважаемый Владимир Константинович,- перебил Жаворонков, стараясь смягчить резкость высказываний командира полка.- Полковник Преображенский просто подчеркнул наши непростые условия, беспокоится за выполнение правительственного задания по ответной бомбардировке Берлина.
Преображенский спохватился, командующий ВВС флота осуждает его несдержанность в разговоре с представителем Ставки, виновато склонил голову.
– Вы, Владимир Константинович, как летчик должны нас понять...
– Я-то вас понимаю, хорошо понимаю, а вот вы меня нет! Не хотите понять,несколько успокоился Коккинаки.- Не по своей же воле я прилетел на остров Сааремаа. Меня направила Ставка...
– И это нам известно,- произнес Жаворонков.- Что же касается злополучных ФАБ-тысяча, то у меня есть предложение, Владимир Константинович.
– Какое предложение, Семен Федорович?
– оживился Коккинаки.
– Поскольку ни я, как командующий ВВС флота, ни командир полка вас не переубедили, давайте послушаем, что скажут те, кто водит группы дальних бомбардировщиков на Берлин.
Коккинаки задумался над предложением генерала. В конце концов надо выслушать всех, а уж потом принимать решение.
– Хорошо, давайте говорить с командирами групп,- согласился он.
На встречу с представителем Ставки Верховного Главнокомандования генерал пригласил командиров морской и армейской авиагрупп Преображенского и Щелкунова, командиров эскадрилий Ефремова, Гречишникова, Плоткина и Тихонова, флагманских штурманов Хохлова, Малыгина и Лаконина, военкома Оганезова и старшего инженера Баранова. Представлять Коккинаки не требовалось, каждый отлично знал и летчика-испытателя и его рекорды на самолете ДБ-3.
17 июля 1936 года он поднялся на высоту 11 294 метра с грузом 500 килограммов, а через девять дней - на 11402 метра с грузом 1000 килограммов. 21 августа Коккинаки с тысячекилограммовым грузом взял высоту 12 101 метр, превысив все ранее имевшиеся достижения. Мировой рекорд был установлен 7 сентября этого же года, когда ему на ДБ-3 удалось с грузом в 2000 килограммов достигнуть 11 005 метров высоты.
Коккинаки принадлежали выдающиеся достижения и в дальности полета на ДБ-3. 26 августа 1937 года он пролетел 5000 километров с грузом 1000 килограммов по маршруту Москва - Севастополь - Свердловск - Москва с рекордной средней скоростью 325 километров в час. Вместе со штурманом Бряндинским 27 и 28 июня 1938 года Коккинаки совершил беспосадочный перелет из Москвы на Дальний Восток, за что ему было присвоено звание Героя Советского Союза. И, наконец, 29 апреля 1939 года Коккинаки и штурман Гордиенко на ДБ-3 без пересадки перелетели через Атлантический океан из Москвы в Соединенные Штаты Америки, продемонстрировав всему миру отличные летные качества советского самолета.
Высказались все летчики и штурманы, летавшие на Берлин. Мнение их было единым: брать ФАБ-1000 или две ФАБ-500 на имеющиеся самолеты нельзя. Материальная часть бомбардировщиков основательно изношена, моторы выработали свои ресурсы, мощность их упала, и поэтому нет никакой гарантии безопасности взлета бомбардировщика по грунтовой полосе с такой нагрузкой. К тому же летать на Берлин приходится на предельной высоте, отчего расход бензина очень большой. При увеличении нагрузки расход горючего еще более возрастет, и тогда его может не хватить на обратный путь.
Коккинаки слушал не перебивая, делал карандашом пометки в блокноте.
– Кроме состояния техники надо учитывать еще и состояние экипажей, и в первую очередь пилотов,- сказал Оганезов.
Военком 1-го минно-торпедного полка заметил правильно, Жаворонков вполне был с ним согласен: люди устали, вымотались. Полет длится более семи часов, происходит он в сложных условиях: ночью, на высоте около 7000 метров, при кислородном голодании, в холоде, под воздействием у цели зенитной артиллерии и истребителей врага. Люди действовали на пределе своих физических и моральных сил, особенно над Берлином. Когда же ДБ-3 подходили к своему аэродрому, то напряжение спадало, летчики расслаблялись, внимание, так необходимое для точного расчета посадки, притуплялось, и некоторые платили за это жизнью. Так во время приземления взорвались бомбардировщики лейтенантов Александрова и Кравченко.
Доводы летчиков и штурманов все же до конца не убедили Коккинаки, хотя со многими выступлениями он, как летчик-испытатель, внутренне соглашался. Заключение его было коротким, ведь едва ли стоило представителю Ставки вступать в спор, решают ведь не экипажи, а командующий ВВС флота генерал-лейтенант авиации Жаворонков. Коккинаки поблагодарил присутствующих за откровенные выступления, сказав, что понимает трудности, возникшие у летного состава авиагруппы особого назначения, напомнил о необходимости наращивания ударов по Берлину, для чего следовало применять бомбы самого крупного калибра, и пожелал удачи экипажам в выполнении почетной и ответственной боевой задачи по ответной бомбардировке столицы фашистской Германии. Что касается ФАБ-1000, то он все же полагает вполне возможным брать ее на внешнюю подвеску. А окончательное решение они примут вместе с командующим ВВС флота.