Шрифт:
– Нет.
– А учащение пульса?
– Нет же.
– А сладкое томленье взволнованной души, хе-хе?
– Ерунда.
– Любит не любит, так?
– Да ну тебя!
– Frisson? Je ne sais quoi? [15]
– Ничего подобного.
– Лжец!
– подвел итог Граймс.
Снова помолчали, потом Поль выдавил из себя:
– А знаешь, ты, кажется, прав.
– То-то же, старина. Скорее в бой и возвратись с победой. За вас и ваше счастье. Твое здоровье.
15
Трепет? Сам не знаю, что со мной? (фр.)
Поль, поддерживаемый заботливым Граймсом, возвращался домой новым человеком. Вечерние занятия давно окончились. У камина в учительской стоял Прендергаст и довольно ухмылялся.
– Привет старому винному бурдюку! Как дела, Пренди?
– Превосходно!
– отвечал мистер Прендергаст.
– Лучше не бывает. Я выпорол двадцать три ученика.
Глава 11
ФИЛБРИК (продолжение)
На другой день воинственность мистера Прендергаста бесследно улетучилась.
– Голова болит?
– спросил Граймс.
– Признаться, побаливает.
– В глазах резь? Пить хочется?
– Немножко.
– Бедняга! Как мне все это знакомо. Зато хоть погулял на славу, скажешь - нет?
– Вчерашнее я помню весьма смутно, но в замок я возвращался с Филбриком, и он мне все про себя рассказал. Оказывается, он очень богат и никакой не дворецкий.
– Знаю, - сказали в один голос Поль с Граймсом.
– Как, вы оба знаете? Лично для меня это было полнейшей неожиданностью, хотя и раньше, признаться, я замечал в нем некоторую надменность. Но мне все кажутся надменными. Значит, он вам все-все рассказал? И как португальского графа застрелил, да?
– Нет, этого он мне не рассказывал, - сказал Поль.
– Португальского графа, говоришь, застрелил? А ты, часом, не ослышался, дружище?
– Нет, нет. Я был страшно удивлен. Наш дворецкий на самом деле - сэр Соломон Филбрик, судовладелец.
– Писатель, ты хочешь сказать, - возразил Граймс.
– Бывший взломщик, - сказал Поль. Коллеги переглянулись.
– Похоже, братцы, нас водят за нос, - подытожил Граймс.
– Вот что я услышал, - продолжал мистер Прендергаст.
– Все началось с нашего спора с этим чернокожим юношей о церковной архитектуре. Тогда-то и выяснилось, что у Филбрика есть особняк и живет он на Карлтон-Хаус-Террас.
– Да нет же, в Кембервелл-Грине.
– А не в Чейни-Уоке?
– Я рассказываю с его собственных слов. Особняк у него, повторяю, на Карлтон-Хаус-Террас. Адрес я хорошо запомнил, потому что сестра миссис Крамп одно время служила гувернанткой в доме по соседству. Филбрик поселился там с актрисой, которая, как это ни огорчительно, не была его женой. Как ее звали, я забыл, помню только, что имя очень известное. Однажды в клубе "Атенеум" к Филбрику подошел архиепископ Кентерберийский и сказал, что правительство обеспокоено его беспутной жизнью, но что если он пересмотрит свое поведение, то его сделают пэром. Филбрик отказался. Он, между прочим, католического вероисповедания, забыл вам сказать. Это, правда, ни в коей мере не объясняет, почему он у нас обосновался, несомненно лишь одно - он человек известный и влиятельный. Он рассказывал, что его корабли плавают по всему свету.
Как-то раз они с актрисой устроили званый ужин. Потом сели играть в баккара. Среди гостей был некий португальский граф, весьма подозрительная, по словам Филбрика, личность из дипломатической миссии. Вскоре игра превратилась в состязание между ними двоими. Филбрику страшно везло, и граф сначала проиграл все наличные, а затем стал писать долговые расписки и написал их великое множество.
Наконец где-то под утро граф сорвал с пальца графини - она сидела рядом и как завороженная следила за игрой - кольцо с громадным изумрудом. С голубиное яйцо, как сказал мне Филбрик.
"Это наша семейная реликвия со времен первого крестового похода, -сказал португальский граф.
– Я так надеялся оставить ее моему несчастному маленькому сыну".
– И с этими словами он бросил изумруд на стол.
"Ставлю новый четырехтрубный лайнер "Королева Аркадии"", - сказал Филбрик.
"Мало", - сказала графиня.
"...паровую яхту "Ласточка", четыре буксира и угольную баржу", -отчеканил Филбрик. Все встали и как один зааплодировали его великодушному жесту. Сдали карты. Выиграл Филбрик. Учтиво поклонившись, он вручил изумруд португальской графине.
"Вашему сыну", - сказал он. Опять все зааплодировали, но португальский граф был вне себя от ярости. "Вы растоптали мою честь, - заявил он.
– Но мы, португальцы, знаем, как смывать подобные оскорбления".
Не теряя времени даром, они отправились в Хайд-парк, благо он был в двух шагах. Светало. Противники сошлись, грянули выстрелы. У подножия статуи Ахилла Филбик смертельно ранил португальского графа. Его так и оставили лежать с дымящимся пистолетом в руке.
Садясь в автомобиль, португальская графиня поцеловала Филбрику руку. "Никто ничего не узнает, - сказала она.
– Пусть думают, что это самоубийство. Только мы с вами будем знать правду". Но Филбрика словно подменили. Он прогнал актрису и долгими ночами блуждал в глубокой печали по опустевшему дому, удрученный содеянным. Португальская графиня позвонила ему, но он сказал ей, что она не туда попала. Наконец, он решил исповедаться. Ему было сказано оставить дом и состояние и в течение трех лет жить среди обездоленных. Вот он и приехал к нам, - эпически закончил мистер Прендергаст.
– Разве вам он рассказывал что-то другое?