Конечно, ни в какие гаданья, ни в какие предсказания Ермолкин нисколько не верил, но это стоило так недорого...

Всех трех петушков, и леденцовых и глиняного, он положил в карман, а из кармана вытащил мятый рубль и, поколебавшись, протянул старику.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим, - сказал он, - на что ваши свиньи способны.

Старик, ничего не ответив, взял рубль, снял с колен ящичек с билетами, сложенными в виде пакетиков для порошка, и сунул в клетку. Одна из свинок встрепенулась, забегала вокруг ящика, стала что-то вынюхивать, поглядывая на Ермолкина, словно пытаясь определить, что бы ему такое выбрать похуже, затем решительно сунула нос в ящичек, и вот уже один билет забелел в ее мелких зубах.

Старик выхватил билет и протянул Ермолкину. Ермолкин, скептически усмехаясь, равзернул и прочел:

"Не доверяйте другим того, что вы должны были сделать сами, и не беритесь за то, что могут сделать другие. Чужая ошибка может привести к непоправимым последствиям. Остерегайтесь лошадей".

– Я же говорил: чушь, - сказал Ермолкин, протягивая старику записку.
– Ну, что это может значить?

Старик сквозь очки глянул на записку, но в руки не взял.

– Я не знаю, - сказал он.
– Может быть, это ничего не значит, а может быть, что-нибудь таки значит.

– Абсолютная чепуха, - уверенно сказал Ермолкин.
– Ну, я понимаю, первая часть еще может иметь хоть какой-то смысл, потому что применима ко многим случаям. Но при чем же здесь лошадь?

– Я не знаю, - повторил старик смиренно.

– Но вы это сами писали?

– Не сам.

– А кто же?

Старик посмотрел на Ермолкина, потом еще выше - на небо, как бы прикидывая, не приписать ли сочинение билетов высшим силам, но передумал и признался, вздохнув.

– Невестка моя писала, жена Зиновия. Она имеет хороший почерк и немножко лучше меня знает вашего языка.

Такой простой ответ почему-то обескуражил Ермолкина. Может, он все же надеялся, что билеты составлялись в каких-то потусторонних инстанциях. Он не стал больше спорить, только сказал старику, что его следовало бы отвести Куда Надо и проверить документы.

– Я бы вам не советовал этого делать, - печально возразил старик. Один такой, как вы, симпатичный, проверял документы, но уже его таки нет.

Старик вел себя нагло, но Ермолкин решил не связываться, только пробормотал "шарлатанство" и, жалея о потраченном даром рубле, стал выбираться из толпы. Но выбраться оказалось непросто.

Худой небритый дядя в длинной до пят шинели дохнул на Ермолкина перегаром:

– Отец, дуру хочешь?

– Дуру?
– удивился Ермолкин.
– Какую дуру?

– Да вот же.
– Дядя отвернул полу шинели, и Ермолкин увидел противотанковое ружье с укороченным стволом.

– Вы с ума сошли!
– сказал Ермолкин и пошел дальше. Но пока он проталкивался, ему еще предложили купить орден Красного Знамени, фальшивый паспорт и справку о тяжелом ранении.

"Что же это происходит?
– думал Ермолкин.
– И где же я нахожусь?"

– Дяденька, а дяденька.
– Борис Евгеньевич оглянулся. Девица с ярко накрашенными губами держала его за рукав: - Дяденька, пойдем в сарайчик.

– В сарайчик?
– переспросил Ермолкин, подозревая, что за этим кроется что-то ужасное.
– А собственно, зачем?

– А за этим, - улыбнулась девица.

– За этим?

– Ну да, - кивнула она.
– Я недорого возьму, всего полсотенки.

– Вы что это такое говорите?
– зашипел Ермолкин, оглядываясь и как бы ища поддержки у окружающих.

– А что говорю?
– обиделась девица.
– Что говорю? Вон за стакан махорки сотню берут.

– Ишь ты, - вмешался в разговор продавец махорки.
– Сравнила тоже. Стаканом махорки сто раз накуришься, а ты за один раз эвон сколько дерешь.

– Ты его, дяденька, не слушай, - отмахнулась девица.
– Он глупый. Он разницы не понимает. Пойдем, дяденька, ты не бойся, я чистая.

– Да как вы смеете?
– багровея, возвысил голос Ермолкин.
– Как вы смеете предлагать мне такую пакость. Я коммунист!
– добавил он и стукнул себя кулаком во впалую грудь.

Трудно сказать со стороны, на что Ермолкин рассчитывал. Может, рассчитывал на то, что, услыхав, что он коммунист, весь хитрый рынок сбежится к нему, чтобы пожать ему руку или помазать голову его елеем, может, захотят брать с него пример, делать с него жизнь, подражать ему во всех начинаниях.

– А-а, коммунист, - скривилась девица.
– Сказал бы, что не стоит, а то коммунист, коммунист. Давить таких коммунистов надо!
– закричала она вдруг визгливо.

– А...
– сказал Ермолкин и опять стал оглядываться.
– Да как же это?