– Год рождения, образование, национальность, социальное происхождение...

– Чего?
– переспросил Чонкин.

– Родители ваши кто?

– Так ведьлюди, - ответил он, не понимая сути вопроса.

– Я понимаю, что не коровы. Чем занимаются?

– В гробе лежат.

– То есть умерли?

Чонкин посмотрел на лейтенанта удивленно: что он, лук ел или так одурел?

– Неужто живые?
– сказал он и сделал гримасу, выражающую крайнюю степень недоумения.

– Чонкин!
– повысил голос лейтенант.
– Перестаньте валять дурака и отвечайте на вопросы, которые вам задают. Если родители мертвые, значит, так и надо сказать - мертвые.

– Вот тоже...
– как бы ища поддержки, Чонкин оглянулся на печку, потом на портрет Сталина.
– Кабы ты спросил, какие они, я бы тебе сказал мертвые. А ты спрашиваешь, чем занимаются...

– Не ты, а вы, - поправил лейтенант.

– Мы-ы?
– переспросил Чонкин, вконец запутавшись.
– Ты про кого спрашиваешь?

– Я говорю, Чонкин, что к следователю, тем более к старшему по званию, нужно обращаться на вы. Ты меня понял?

– Понял, - сказал Чонкин, впрочем, не очень уверенно.

– Ну ладно, - сказал лейтенант.
– Это оставим. Перейдем к другому. Скажи мне, как ты очутился в деревне Красное?

– Как очутился?

– Нуда.

– В деревне Красное?

– Ну да, да, - повторил лейтенант несколько раздраженно.
– Как ты очутился в деревне Красное?

– А то ты не знаешь.

– Чонкин!
– Лейтенант стукнул по столу кулаком.

– А чо Чонкин, чо Чонкин, - стал сердиться подследственный.
– Будто ты сам не знаешь, как солдат очучивается где-либо. Старшина послал.

– Какой старшина?

– Ха, какой.
– Чонкин развел руками и опять посмотрел на печку, на Сталина, на девочку, как бы призывая их в свидетели непроходимой тупости лейтенанта. Не знает, какой еще может быть старшина.

– Ну этот же, - сказал он.
– Ну как его... Ну Песков же.

– Значит, старшина Песков?
– переспросил лейтенант, записывая. Проверим. А может, не было никакого старшины, а, Чонкин?
– Филиппов хитро посмотрел на Чон-кина и подмигнул.
– Может, ты сам сбежал? Может, ты так решил, пусть, мол, Родину защищают всякие дураки, а я умный, я лучше с бабой где-нибудь полежу. Может так было дело?

– Нет, - хмуро ответил Чонкин.
– Не так.

– А с какой же ты тогда целью поселился у Беляшовой9

– У Беляшовой?

– Да, да, у Беляшовой. С какой целью ты у нее поселился?

– Так ведь с целью, чтоб жить с Нюркой, - объяснил Чонкин правдиво.

Лейтенант встал и ногой отодвинул стул к стене. Он не был доволен результатами допроса, который принимал дурацкое направление. Лейтенант нервничал. Он только утром вернулся из области, где подполковник Лужин всю ночь вынимал из него душу, въедливо выспрашивая все подробности и детали того случая, когда оперативный отряд под руководством Филиппова в полном составе был захвачен одним плохо вооруженным красноармейцем.

– Чудовищная история, - сказал Лужин.
– Нет, я этого понять не могу. Тут что-то не то. Что-то ты от меня скрываешь. Может быть, ты сделал это намеренно, а?

– Зачем?
– спросил Филиппов.

– Если бы я знал зачем, - вздохнул Лужин, - я бы тебя расстрелял. Я этого не делаю только потому, что не хочу привлекать к данному делу внимание. Да. Потому что с меня тогда тоже спросят. Так что пока иди, но помни: я могу передумать.

– А как же быть с Чонкиным?
– спросил лейтенант.

– С Чонкиным?
– переспросил Лужин.
– Как быть? Оформить как дезертира и - в трибунал. Дело не раздувать, никого не втягивать. Но чтобы я фамилию Чонкина никогда больше не слышал, нет.

Филиппов вернулся в Долгов на рассвете невыспавшийся и злой. Ему хотелось действительно с этим Чонкиным закончить как можно скорее, а для этого получить от него нужные показания. Но Чонкин явно над ним издевался и валял дурака.

– Ну так что же, - сказал лейтенант, приближаясь к Чонкину, - все более или менее ясно. Неясно только одно, как вы, советский человек из простой крестьянской семьи, докатились до того, что теперь сидите в тюрьме, как это понимать, а, Чонкин?

Чонкин пожал плечами и хотел сказать, что и сам он не понимает, как же это все действительно получилось, но ничего не сказал, потому что вдруг увидел перед собой ствол направленного на него револьвера.

– Застрелю-у-у!
– завопил лейтенант.

Чонкин инстинктивно дернул головой и ударился затылком о стену.

В кабинете сразу стало вроде бы неуютно. От револьвера пахло ружейным маслом и смертью.

– Сейчас, сука, падло, выпущу в тебя всю обойму!
– зверел на глазах лейтенант.
– Да я тебя... в рот, и в нос, и в печенку...