В моей просьбе прошу не отказать.

К сему остаюсь…

– Складно, – одобрил Чонкин сочинение Гладышева и поставил свою подпись, как обещал, через всю страницу.

Гладышев написал еще и адрес на приготовленном Чонкиным конверте без марки и ушел довольный.

Чонкин положил конверт на стол, взял растянутую на пяльцах салфетку и сел к окошку. За окном было уже не так жарко, солнце клонилось к закату. Скоро должна была прийти Нюра, кабан Борька поджидал ее уже на бугре за деревней.

– 12 -

Привязав лошадь у Нюриной калитки, председатель Голубев поднялся на крыльцо. Нельзя сказать, чтобы он при этом сохранял полное присутствие духа, скорее наоборот, он входил в Нюрин дом, испытывая,примерно, такое волнение как входя к первому секретарю райкома. Но он еще по дороге решил, что войдет, и сейчас не хотел отступать от этого своего решения.

Постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл ее. Чонкин при его появлении испуганно и растерянно шарил глазами по комнате, ища, куда бы сунуть пяльцы.

– Рукоделием занимаетесь?– спросил председатель вежливо, но подозрительно.

– Чем бы ни занимался, лишь бы не заниматься,– сказал Чонкин и бросил пяльцы на лавку.

– Это верно,– сказал председатель, топчась у дверей и не зная, как продолжить разговор. Так, так,– сказал он.

– Так не так, перетакивать не будем,– пошутил в ответ Чонкин.

Все вокруг да около, уводит в сторону,– отметил про себя председатель и решил пощупать собеседника с другого конца, затронуть вопросы внешней политики.

– В газетах пишут,– осторожно сказал он, подходя ближе к столу,– немцы обратносЛондон бомбили.

– В газетах чего не напишут,– уклонился Чонкин от прямого ответа.

– Как же так,– схитрил Голубев.– В наших газетах чего зря не напишут.

– А вы по какому делу?– спросил Чонкин, чувствуя какой-то подвох.

– А ни по какому,– беспечно сказал председатель.– Просто зашел посмотреть, как живете. Донесение пишете? спросил он, заметив на столе конверт с воинским адресом.

– Да так пишу, что ни попадя.

До чего же умный человек!– мысленно восхитился председатель.– И с этой стороны к нему подойдешь, и с другой, а он все равно ответит так, что ничего не поймешь. Небось, высшее образование имеет. А может, и по-французски понимает.

– Кес кесе,– сказал он неожиданно для самого себя единственные французские слова, которые были ему известны.

– Чего?– Чонкин вскинул на него испуганные глаза и замигал покрасневшими веками.

– Кес кесе,– упрямо повторил председатель.

– Ты чего это, чего? Чего говоришь-то?– забеспокоился Чонкин и в волнении заходил по комнате. Ты, слышь это, брось такие слова говорить. Ты говори, чего надо, а так нечего. Я тебе тут тоже не с бухты-барахты.

– Я и вижу, не с бухты-барахты,– решил наступать председатель.– Установили тут наблюдение. Дураки-то, думаете, не поймут. А дураки нынче тоже умные стали. Мы все понимаем. Может, у нас чего и не так, да не хуже, чем у других. Возьмите хоть Ворошилова, хоть Заветы Ильича

везде одна и таже картина. А то, что прошлый год сеяли по мерзлой земле, так это ж по приказу. Сверху приказывают, а колхозник за все отдувается. Не говоря уже о председателе.

А вы тут на самолетахАлетаете, пишете! кричал он, распаляясь все больше и больше.– Ну и пишите, чего хотите. Напишите, что председатель колхоз развалил, напишите, что пьяница. Я сегодня вот выпил и от меня пахнет. Он наклонился к Чонкину и дыхнул ему прямо в нос. Чонкин отшатнулся.

– Да я-то чего,– сказал он, оправдываясь.– Я ведь тоже не так просто, а по приказу.

– Так бы сразу и сказал – по приказу,– даже как бы обрадовался председатель.– А то сидит тут, как мышь, бабой замаскировался. А какой приказ-то? Партбилет положить? Положу. В тюрьму? Пожалуйста, пойду. Лучше уж тюрьма, чем такая жизнь. Детишек у меня шестеро, каждому по сумке и побираться по деревням. Как-нибудь прокормятся. Пиши! Напоследок он хлопнул дверью и вышел.

Только на улице он понял все, что натворил, понял, что теперь-то ему уж, точно, не сдобровать.

Ну и пусть,– думал он зло, отвязывая лошадь,– лучше уж сразу, чем каждый день ждать и дрожать от страха. Пусть будет, что будет.

В правлении его ожидал счетовод Волков с финансовым отчетом. Председатель подписал этот отчет, не глядя, испытывая мстительное наслаждение: Пусть там даже напутано что-нибудь теперь все равно. После этого он распорядился чтобы Волков подготовил денежный документ на краски и кисти для диаграммы, о которой говорил ему Борисов, и отпустил счетовода.

Оставшись один, он немного пришел в себя и стал раскладывать лежавшую на столе груду бумаг. Здесь не было никакого порядка, и теперь председатель решил разложить бумаги в отдельные кучки в зависимости от их назначения.