Шрифт:
Как вы можете это говорить!
– возмутилась Мария.
– Тихо, Мария.
– проговорил старший брат.
– Простите, это так, разврат ума. Счастлив, что познакомился с вами, сказал римлянин. И обращаясь к сестре, продолжал: - Сохраню самое искреннее уважение. Но с другими не советую говорить так откровенно.
– Вы правы, сейчас надо молчать. Хотя Иисус ничего плохого не хотел. Он хорошего хотел, одного хорошего, - сказала Мария.
– Но ведь никто не спорит! Все, собственно, ясно, - миролюбиво сказал старший брат.
– Вы, наверное, много путешествовали, нагляделись всего. Тщеславие, гордыня, злословие. Вино пьют уже не для веселья, а из-за распущенности. А веселья все равно становится все меньше. Многие живут только завистью друг к другу. Ради своего превосходства некоторые жертвуют всем, даже жизнью. Хорошо ли это? Каждый хочет отделиться от других, впадает в уныние. А Он что говорил? У Него все слова были простые. Только простые слова, я их часто слышала. Сострадание. Милосердие. Братство. Любовь. Не просто любовь жены и мужа, а вообще любовь к ближнему, это значит к любому человеку. Вот и все почти слова. Ну еще - терпение, это понятно. И главное, это не ради кого-то, но ради собственного же блага, для своей же радости и покоя. А у кого в душе есть радость, тот и с другими может поделиться. Я понятно говорю?
– Понятно, понятно, - сказал старший брат.
– Если бы я мог верить, как вы!
– воскликнул римлянин.
– Это просто, - сказала Мария.
– Это как раз очень просто.
– Что вы! Я боюсь забот, страданий, люблю наслаждения.
– Вы были в Риме!
– вдруг воскликнул мальчик.
– Дошло, - сказал старший брат.
– Я был в Риме, я живу в Риме и там, видимо, умру.
– Я никогда не был в Риме.
– Это большое упущение. Я мог бы кое-что тебе рассказать. Впрочем, и ты можешь кое-что мне рассказать.
– А я ничего не знаю, - ухмыльнулся мальчик.
– Ты жил в Галилее.
– Я и сейчас тут живу.
– Тогда давай так. Я тебе буду рассказывать про Рим, а ты мне расскажешь про своего брата.
– Вот и прекрасно. Садитесь вот здесь, вам никто не будет мешать, сказал старший брат.
Римлянин и мальчик сели в сторонке, тихо беседуют.
– Мария, давай подарим ему полочку. Зачем она здесь, просто для украшения. А он коллекционер, для него это ценность.
– Хочешь подарить полочку?
– спросила сестра.
– А тебе какое дело?
– Мария, он продаст ее.
– Почему она все время подозревает меня в мошенничестве?
– Если даже ты совершаешь честный поступок, я невольно начинаю гадать, зачем тебе это понадобилось.
– Полочку - нехорошо, - сказала Мария.
– Как будто специально дождались и вот распоряжаемся его вещами.
– Тогда подарим эту палку. Палку, надеюсь, жалеть не будем?
Мария отобрала у него палку.
– Это его дорожный посох, он с ним ходил, нельзя.
– Нельзя. Ну вот валяется ремешок от его сандалий! Ремешок можно?
Мария забрала ремешок.
– Его ремешок, нельзя.
– Значит, все, что его, - нельзя, - теряя терпение, сказал старший брат.
– Нельзя.
– Но ведь теперь интересно именно то, что принадлежало ему! Не мне, не тебе, а ему! Как же быть?
В дом вошла молодая женщина, усталая, с дальней, видимо, дороги. Обратилась к Марии.
– Ничего не слышала? А?
– Сама всех спрашиваю, никто ничего не говорит. Женщина обратилась к сестре.
– А ваши ничего не слышали?
– Какие наши?
– Ладно тебе, конспираторы. Теперь уж никому не до вас. Как вы там, ничего не слышали?
– А что мы должны слышать?
– Все боятся слово сказать, - сказала женщина. Затем обратилась к старшему брату: А ты? Вертишься там с высокопоставленными. Уж, наверно, краем уха что-нибудь слышал!
– Да что она пристает ко мне? Ты что пришла? Никто ничего не слышал, пошла отсюда!
– А я слышала!
– воскликнула женщина.
– Что!... Что слышала?
– задохнувшись, спросила Мария.
– Он жив!
– Кто жив?
– Твой сын! Он воскрес!
– В каком смысле?
– не понял старший брат.
– Они Его убили, а Он жив! Они Его распяли, а Он воскрес! Вот в каком смысле!
– Как воскрес? Что-то неясно, - сказала сестра.
– Вот люди! Когда Он сам это предсказывал, верили, что так и будет. А когда это на самом деле случилось - не верят!
Римлянин оторвался от беседы с мальчиком.