Надежда в который раз возблагодарила Бога, что ей повезло родиться в большом городе, да не где-нибудь, а в Санкт-Петербурге, где есть такой замечательный музей, как Эрмитаж. Она зашла в зал, где стояли знаменитые часы-павлин, и полюбовалась из окна на очаровательный висячий сад. На уровне второго этажа была насыпана земля и росли цветы и настоящие деревья. Из других окон была видна Нева, обычно свинцово-серая, но сегодня в ней отражалось синее осеннее небо.

Надежда постояла немного у окна, вздыхая и скучая по мужу. Отчего они никогда не ходят вместе в Эрмитаж? Ему вечно некогда, он все время работает. Конечно, сейчас жизнь такая, что без работы не проживешь, но вот она, Надежда, вроде бы и работает не так много, а времени у нее вечно не хватает. Так что надо еще спасибо тете Васе сказать, что вытащила ее, Надежду, в Эрмитаж.

Надежда вспомнила про тетю Васю, охнула и заторопилась на третий этаж, где в зале с ассирийскими экспонатами они договорились встретиться с теткой.

— Надя! — окликнула ее тетя Вася в зале испанского искусства.

Надежда с ходу пролетела ползала, притормозила у двух апостолов Эль Греко, которые укоризненно глядели на нее со стены, и обернулась.

Тетя Вася сидела на бархатном диванчике и выглядела не то чтобы присмиревшей, но какой-то тихой. Не было грозного огня в ее глазах, пенсне не сидело на носу, а тихо висело на шнурочке, и она совсем не была похожа на Станиславского. Надежда поняла, что тетка очень устала. Утомленная, очень старая женщина...

— Тетя Вася, вы как здесь? Решили свои проблемы?

— А нет никаких проблем пока, — улыбнулась тетка. — Выставка приедет через два дня, хотела я походить по Эрмитажу, вспомнить, да вот что-то утомилась...

— Может, вам плохо? — забеспокоилась Надежда.

— Пойдем-ка мы на воздух, — сказала тетя Вася, — только хорошо бы где-нибудь чайку выпить.

Они устроились тут же, в кафе на первом этаже. Тетя Вася медленно прихлебывала чай и невидяще смотрела перед собой, потом тихо заговорила:

— Я жила на Васильевском острове, преподавала в университете, писала книгу об ассирийской космогонии классического периода, казалось бы — какое отношение ассирийская космогония имеет к политике?

Но один бездарный доцент, от чьей теории я не оставила камня на камне в своей работе, написал на меня донос. Якобы я в своих исследованиях сошла с рельсов классового подхода, отклонилась от марксистских научных методов.., короче, я еще очень легко отделалась, мне дали всего пять лет. Видимо, сказалось то, что Ассирия вряд ли засылала к нам своих шпионов.

Там, на Севере, — это была такая нецелесообразная работа! Мы, четыре женщины с высшим образованием и научными степенями, заготавливали лес. Нас охранял боец, очень симпатичный молодой человек, явно деревенский. Я понимаю, это необходимо, а вдруг мы действительно враги народа? Но этому бойцу было холодно, он грелся около костра и в этом костре сжигал все то, что мы за смену успевали заготовить. Это так глупо!

Вполне можно было использовать нас на каких-то более полезных работах. Например, Востроградская, доктор технических наук, умела очень хорошо готовить. Но я отвлеклась.

Тетя Вася неодобрительно поглядела на шумящих китайцев, которые обосновались за соседними двумя столиками.

— После освобождения я отправилась на место проживания, которое назначили мне по суду...

— В ссылку? — уточнила Надежда.

— На место проживания, — твердо возразила тетя Вася, — в Нукус. Надо сказать, там собрались совершенно замечательные люди — ученые, искусствоведы. Такого Художественного музея, как в Нукусе, нет во многих крупнейших городах. А сколько там замечательных археологических древностей!

— И ассирийских? — осторожно поинтересовалась Надежда.

— И ассирийских, — не моргнув глазом, подтвердила тетя Вася. — Конечно, жизнь там довольно трудная, — продолжила она, — особенно тяжело было в первые годы... Но интеллигентного человека не должны пугать мелкие бытовые неудобства вроде скорпионов в сортире...

— Вроде чего?! — в ужасе переспросила Надежда.

— Ничего особенного, — презрительно фыркнула тетя Вася, — скорпионы в сортире — совершенно обычная вещь. Сортир у меня во дворе...

— Что, и сейчас?

Тетя Вася не удостоила племянницу ответом и продолжила:

— А скорпионы — вполне обычный элемент тамошней фауны. Как и сколопендры, фаланги, тарантулы... Вот кара-курт — это похуже, его укус смертелен, а скорпион — такая мелочь.

Надежда вздрогнула, представив себе скорпиона в своем чистеньком, облицованном голубым кафелем туалете.

Словно прочтя ее мысли, тетя Вася поправила пенсне, взглянула на Надежду так, как Станиславский, должно быть, смотрел на Немировича-Данченко, когда они ссорились по вопросу о том, с чего начинается театр — с вешалки или с буфета, и провозгласила: