Одноместная каюта «люкс» со всеми удобствами. Если Этьен будет занят своими приватными делами, а в дверь вдруг начнут ломиться непрошеные гости, можно выкинуть в иллюминатор все, что при столь несчастливом стечении обстоятельств должно быть выброшено, все, что он не успел зашифровать и превратить в безобидные описания красот испанской природы, морских пейзажей.

Если Этьен заметит опасных попутчиков на палубе, то будет стоять у борта, держась за поручни, всегда готовый выбросить в море кассеты с пленкой.

Позади Малага, Альмерия, далеко на западе остались порты Картахена, Аликанте, Валенсия и Барселона. «Патриа» держалась подальше от республиканского берега и поближе к Балеарским островам. После Пальмы на Майорке «Патриа» уже никуда не заходила до самого Марселя.

В Марселе на борт поднялся какой–то подозрительный субъект. Он шатался по палубе, небрежная походка, волочил ноги так, словно на нем старые шлепанцы.

Когда «Патриа» отшвартовалась и лоцман выводил ее из марсельского порта, подозрительный субъект внимательно следил за другими судами, Этьен заметил его повышенный интерес к судам небольшого водоизмещения под испанским флагом. «Патриа» проплывала мимо каботажного судна «Рири», окрашенного в серый цвет, и подозрительный субъект спросил у матроса какого тоннажа эта посудина? А едва «Патриа» вышла из порта, подозрительный субъект стал привязчивой тенью Кертнера и торчал рядом с ним у борта, вглядываясь в остров Иф, от которого удалялась «Патриа».

Этьен перечитал «Графа Монте–Кристо» на французском языке, когда в мае плавал в Барселону, а сейчас, глядя на Иф, увлеченно рассказывал стоявшим на палубе легко раненным итальянским солдатам о злоключениях Дантеса. Никому не известный Эдмон Дантес бежал из тюрьмы замка Иф, чтобы потом прославиться на весь мир под именем графа Монте–Кристо.

Подозрительный субъект приблизился и тоже с интересом слушал рассказ прилично одетого мосье из каюты «люкс» о том, как с помощью Александра Дюма сбежал из тюрьмы Эдмон Дантес, как он был оглушен падением со скалы в море, вынырнул и поплыл, незамеченный, к острову Тибулен.

Подозрительный субъект тоже задал какой–то вопрос, касающийся дальнейшей судьбы графа Монте–Кристо, тоже околачивался на палубе, пока остров Иф не скрылся с горизонта. Но потом особого интереса к пассажиру из каюты «люкс» уже не проявлял и увязался за пассажирами, которые поднялись на борт в Марселе.

Этьен усердно снимал удаляющийся остров Иф. А чтобы снимки не были бездушными, фотографировал на фоне острова пассажиров, стоявших на палубе. Компонуя кадр, он хотел заснять подозрительного субъекта в обнимку с итальянцами, но тот отшатнулся.

— Вы не хотите сняться с итальянскими добровольцами? Боитесь, пошлю эту фотографию красным?

— Да, такая фотография может не понравиться моему патрону, вполголоса признался субъект. — Если верить дуче, все его солдаты герои. А у нас во Франции больше симпатий отдают республиканцам. Забыли старую пословицу? Истина по эту сторону Пиренеев — заблуждение по ту сторону.

«По–видимому, французский агент», — рассудил Этьен и, притворясь наивным, спросил:

— Вы из Перпиньяна?

— Нет, я бретонец.

Этьен еще прежде уловил по произношению, что говорит с уроженцем Бретани, а назвал южный Перпиньян только для того, чтобы прощупать этого субъекта. Этьен окончательно уверился, что перед ним не испанский, а французский агент. Не станет Франко вербовать шпионов в далекой Бретани, он нанимает тех, кто живет у Пиренеев и знает испанский язык…

Глубокой ночью приоткрылась дверь каюты No 11, и показался Паскуале. Он робко огляделся — коридор, куда выходят каюты первого класса, пуст, все двери закрыты. Поспешно, не стучась, он вошел в каюту No 12 и в изнеможении прислонился к двери.

— Что с вами? — спросил Кертнер.

— Каждая такая встреча… — Паскуале опустился на диванчик. — Я даже хлебнул граппы для храбрости. Посоветуйте, где взять запасные нервы?

Он настороженно оглядел каюту. Кертнер его успокоил:

— За этой стеной ваша каюта, там — Баронтини, ничего не слышно.

— Я лишь наполовину жив… — Паскуале вынул из–за пазухи небольшой пакет, завернутый в газету. — А тут еще этот груз!

— Какой? — Кертнер спрятал пакет.

— Вы видели, как грузили ящики от молотилок? А в каждом шестнадцать гробов. Бедные парни возвращаются домой в цинковых мундирах. А сколько итальянцев зарыто под Гвадаррамой? На моих мальчиков тоже цинка не хватило. Их неприкаянные тени бродят по пустыне… Покойников выгрузим в Специи, там меньше глаз и ушей, оттуда поплывем в Геную, там снова погрузим молотилки. И дома не придется побывать… Передайте Джаннине мой привет. Она снова привязала меня к жизни после гибели сыновей в Абиссинии. — Паскуале говорил с трудом, у него пересохло в горле. Кертнер налил ему газированной воды. — С появлением русских самолетов некоторые наши выходят из моды. «Патриа» уже привезла один «мессершмитт–109». Самая последняя модель.

— Вы его видели?

— Собирали на одном аэродроме. Но немцы нас близко не подпускали.

— А техническая документация?

— Хранилась в сейфе капитана.

— Модель серийная?

— Кажется, опытная модель.

— Если вам в следующем рейсе удастся узнать какие–нибудь подробности, передайте мне привет через Джаннину…

Паскуале вышел из каюты Кертнера и заметил, что дверь наискосок из каюты No 19 приоткрыта. Паскуале схватился за сердце, превозмог внезапную слабость и срывающимся голосом сказал уже невидимому хозяину каюты No 12: